Писатель Эмилий Миндлин в книге «Необыкновенные собеседники» вспоминает: «”Вы едете в Феодосию? Значит, в Коктебель! Вот там и познакомьтесь с Волошиным”, — сказал мне поэт-футурист Вадим Баян в Александровске, будущем Запорожье, в августе 1919 года».

Миндлин пишет о Коктебеле как о «деревушке под Феодосией», которую болгары называли Кохтебели, что, кажется, в переводе означает «Страна синих гор». «Деревушка протянулась, далеко отступая от берега, а несколько дач — Юнге, Дейши-Сионицкой (известной когда-то певицы), Максимилиана Волошина — у самого моря».
Обитателями Коктебеля в разное время были Марина Цветаева, Алексей Толстой, Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Илья Эренбург, Михаил Зощенко.
Но, кто бы здесь ни жил, маленький, тихий и не похожий на нынешний «курорт» Коктебель был известен прежде всего как место жительства чудака-поэта Максимилиана Волошина.
Его мать купила там небольшой участок земли в 1893 году, а 16-летнего сына перевела в гимназию в Феодосии. В последующие годы поэт успевает недолго проучиться в Московском университете, совершить несколько путешествий по Европе, а в 1903 году начинает строить в Коктебеле дом по собственному проекту.

Дача Волошина стояла и до сих пор стоит почти у самого морского берега. Конструкцией она похожа на корабль, а легкие деревянные галереи, которые опоясывают второй этаж, хозяева и гости называли палубами.

Чуть дальше от берега находился дом, который построила Елена Оттобальдовна, или, по «обормотскому» прозвищу, Пра — мать поэта. В строительство этого дома Волошин не вмешивался: мать строила так, как ей нравилось. Позднее, правда, поэт упрекал мать в том, что вся середина дома пропадала зря из-за слишком большого проема лестничной клетки. В этом доме обычно селились приезжавшие на лето из Москвы и Петербурга поэты. Одна из комнат, например, долго называлась «гумилевской» — в ней останавливался Николай Гумилев.

Волошин ходил в длинной рубахе, похожей на древнегреческий хитон, и в сандалиях. Говорят, поначалу его наряд тем и ограничивался, пока к нему из деревни Коктебель не пришли крестьяне-болгары и не попросили надевать под хитон штаны. Мать поэта, Елена Оттобальдовна, или Пра, ходила стриженая, в шароварах и сапогах, курила. Девушки из этой компании носили фантастические костюмы, напоминавшие греческие, по вечерам занимались пластическими танцами и упражнениями. Иногда устраивали торжественные шествия в горы для поклонения восходящему солнцу. Волошин в таких случаях играл роль жреца, который воздевал руки к богу-солнцу. Из приезжавших активное участие в увеселениях обормотской компании принимали писатель Алексей Толстой и художник Аристарх Лентулов.
Крестная дочь Максимилиана Волошина Марина Ширманова делилась, что, по словам ее родных, летняя жизнь в Коктебеле была беспечной, веселой, полной выдумки и розыгрышей, которые очень любил Волошин.

Был у «обормотов» и свой гимн, начинавшийся словами:

Стройтесь в роты, обормоты,
В честь правительницы Пра…

Актриса Христина Бояджиева среди многочисленных друзей Волошина вспоминает Алексея Толстого, Марину и Асю Цветаевых, Сергея Эфрона, Леонида Фейнберга, Владислава Ходасевича, танцовщицу Инну Быстренину, художника Аристарха Лентулова, художника Вениамина Белкина и других.

Алексей Толстой на поляне, пропитанной полынным запахом, при лунном свете читал отрывок из романа «Хромой барин» и сказки. Вера Эфрон там же занималась с детьми пластикой и гармонической гимнастикой. Инна Быстренина выступала на большой террасе нового дома с мячом, в легком красном хитоне, под музыку Шопена. В конце танца она изящно бросала мяч, и он, мягко двигаясь, останавливался при последних звуках музыки у края площадки.

Елена Оттобальдовна приглашала посмотреть табуретки, которые она выжигала и украшала коктебельскими камушками.

Волошин читал свои стихи протяжно, плавно, красивым тембром голоса:

И горький дым костра,
И горький дух полыни,
И горечь волн останутся во мне

Среди прочего компания устраивала кошачьи концерты представителям враждебной партии, особенно Дейше-Сионицкой — основательнице общества благоустройства дачного поселка Коктебель. Общество благоустройства, например, разделило пляж на отдельные участки и поставило на границах столбы с обозначениями «для мужчин» и «для женщин». Один из таких столбов установили как раз напротив дачи Волошина. Поэт выкопал столб, распилил на дрова и сжег. Дейша-Сионицкая просто так это дело не оставила и написала на Волошина жалобу местному феодосийскому исправнику Михаилу Ивановичу Солодилову. Солодилов отправил «Максу Волошину» грозный запрос: на каком основании он позволил себе такое неприличное действие, как уничтожение столба? Волошин ответил, что, во-первых, его зовут не Макс, а Максимилиан Александрович (правда, друзья называют его Макс, но с исправником Солодиловым он никогда на брудершафт не пил). Что касается сути дела, то он, Волошин, считает неприличным не свой поступок, а водружение перед его дачей столба с надписью, которую люди привыкли видеть только в совершенно определенных местах. Суд присудил Волошину штраф в несколько рублей.

Художница Елизавета Кривошапкина, которая осенью 1913 года поселилась в Феодосии в доме своего дяди, фотографа и художника-любителя Рудольфа Морицовича, в своих воспоминаниях «Веселое племя “обормотов”» пишет, что одновременно с ней у дяди поселились Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном и маленькой дочкой Алей. Двоюродный брат Кривошапкиной Владимир Рогозинский очень дружил с Волошиным. После первых пасхальных дней 1914 года он повез компанию на своей машине в Коктебель.

Очень легко и быстро сбежал по лестнице полный человек с кудрями, перехваченными ремешком. Он был в рыжей блузе, напоминавшей хитон, в чувяках на босу ногу. Смотрел он так же остро и пристально, как мать, только не сурово, а улыбаясь. Старушка оглядела гостей внимательно и строго и сказала: «Славные ребята, надо только их обогмотить», — она слегка картавила.

В тот раз гости и хозяева пошли на пляж и, лежа на животе, искали в гальке сердолики — полудрагоценные камешки, которые, как считалось, способны сделать человека счастливым. А еще халцедоны, яшму и зеленые хризопразы, для которых коктебельцы изобрели фантастическое название «фернампиксы».

Осенью, пока «дядя Володя» еще не уехал в Москву, состоялась еще одна поездка в Коктебель. Волошин тогда ушел в Змеиный грот, и гости пошли по пляжу ему навстречу. Рогозинский сказал, что сейчас будет сигналить, приставил спичку головкой к коробке и щелкнул по ней. Огонек спички описал красивую дугу в воздухе. Еще несколько таких сигналов — и на фоне черной горы посетители увидели яркую искру, тоже описывающую маленькую дугу, — это ответил Волошин.

Через пару часов на вышке Волошин читал стихи. Лунная дорожка доходила до самой вышки, а пляжа вовсе не было видно.

В один из жарких дней лета 1916 года Рогозинский повез компанию в Коктебель на литературный вечер, который должен был состояться в кафе «Славны бубны» (о нем еще будет подробно рассказано в одном из следующих выпусков подкаста). Елизавета Кривошапкина с сестрой сначала решили прогуляться, а потом вернулись к дому Волошина и вошли на террасу, где за длинным столом собралось бурно веселившееся общество.