«Таких вокзалов больше нигде нет, все с ним фотографируются», — с гордостью говорит охранница Вера Андреевна.

Железная дорога, морские перевозки да мелкие рыбные производства — основа экономики города на краю океана. Те редкие туристы, что добираются сюда, приезжают, как правило, дикарями. Большинство из них привлекают охота и рыбалка: в Советской Гавани каждый ребенок умеет ловить креветок сачком и крабов руками.

Как и у каждого жителя Дальнего Востока, у Сергея есть история про встречу с медведем: «Столкнулся на рыбалке. Лоб в лоб через речушку. Он на одном берегу, я — на другом. Он смотрит на меня, я — на него. Я думаю, че делать. Он тоже. Я хлопнул в ладоши. Медведь встал. Я выматерился — он побежал. Ну, думаю, слава богу, не в мою сторону».

Когда Сергей гуляет в лесу один, берет с собой охотничье ружье, по принципу «лучше пусть оно будет». Он работает инженером по безопасности в нефтегазовой компании — делает так, чтобы «нигде не рвануло», — и, похоже, профессия сделала его осторожным.

Экотропа, по которой мы идем, покрыта таким плотным слоем хвои, что дорожка пружинит под ногами лучше, чем покрытие для бега на стадионе. На тропе поставили чум-беседку с очагом — приманку для туристов. Лес вокруг одновременно похож на Запретный лес из «Гарри Поттера» и на сказочный лес из диснеевской «Спящей красавицы». Несмотря на хорошую погоду в летний выходной, первых людей мы встречаем только через час прогулки.

В просветах между деревьями синеет не только небо: лес неожиданно обрывается, обрывается и берег, с обрыва открывается вид на океан. Вода одновременно четырех оттенков сине-зеленого. Это буквально конец России: где-то по воде проходит граница с Японией.

Начальник тепличного комплекса Лесхоза Андрей Родионов не снимает поляризационные очки: в Совгавани часто подолгу стоят туманы, размывающие картинку перед глазами. Андрей заведует 12 теплицами, за которыми ухаживают шесть человек в сезон и четыре в остальное время, парой промышленных холодильников и небольшим офисным зданием в лесу между городом и одним из окружающих его поселков.

В теплицах выращивают на продажу саженцы лиственницы даурской. Покупают их компании, которые вырубают лес: по закону они должны высадить 2000 деревьев на каждый гектар вырубки.

«После посадки лесничество проверяет, действительно ли лесозаготовители высадили столько саженцев, сколько должны были. А осенью лес инвентаризируют: смотрят, сколько саженцев выжило. Если, например, 80 процентов прижилось, а 20 — нет, назначают дополнение: лесозаготовитель закупает еще саженцев и снова высаживает эти 20 процентов».

«Вытаскиваешь на неделю под солнышко — начинают оживать. Пымс в землю — и все растет», — говорит Андрей.

Зрелая лиственница достигает 40 метров в высоту и 60 сантиметров в диаметре. Живет по 200 лет.

«Наша лиственница пользуется спросом: выживаемость хорошая — 95 процентов. Может расти и при минус 60. Шишки собирают в наших тяжелых условиях, растет она в этих же условиях и, куда бы ее ни привезли, приживается хорошо», — продолжает Андрей.

Вокруг Совгавани в основном елово-пихтовое лесное хозяйство, и лиственница востребована. «А в хабаровском лесничестве елки мало. Там, где мало елки, сажают кедр. В общем, смотрят на состав леса и высаживают то, чего не хватает».

Каждый саженец стоит 15 рублей 60 копеек. В старую теплицу помещается 4800 будущих деревьев, в новую — 275 тысяч. В этом сезоне комплекс вырастит около 2 миллионов 200 тысяч саженцев, но спрос все равно превышает предложение.

Деньги с продажи остаются у тепличного комплекса. «Мы — автономная организация. Работаем на себя, но выполняем и государственное задание: противопожарные мероприятия в лесу, — объясняет Андрей. — Управление лесами компенсирует только небольшую часть расходов на них. Скажем, лесная дорога обходится нам в 100 тысяч рублей, а они дают 8».

Поэтому Лесхозу нужен доход, а его основные источники — саженцы и санитарные вырубки. «Я сам занимаюсь лесопатологией: изучаю болячки леса — сухостои, грибы всякие», — рассказывает Андрей, заботливо накрывая саженцы специальным «одеялом».

В Советской Гавани, как и во многих городах и поселках БАМа, нет ТЭЦ. Отопление стоит дорого, а горячая вода в центральном водопроводе — побочный продукт работы котельных. Поэтому с мая по октябрь жители Совгавани переходят на водонагреватели.

Ирина Латышева приехала сюда из Хабаровска строить ТЭЦ. «Ехала на три года, а уже девятый здесь. Никак достроить не можем», — говорит она.

За это время Ирина успела завести двух гренландских ездовых, двух аляскинских маламутов и основать клуб ездовых собак «Белый клык». В клубе только женщины — так получилось случайно, — но ухаживать за собаками им помогают мужья. «Мы — только обслуживающий персонал», — отшучивается муж одной из каюров.

Наш проводник Сергей признается, что почти не умеет плавать, хотя всю жизнь живет у воды: «А ты воду трогала?» Вместо солнцезащитных очков он тоже носит поляризационные. В них под водой отчетливо видно водоросли и удобно ловить руками крабов.

С подветренной стороны мыса тихо. Водоросли, выброшенные на камни, на ощупь похожи на огурцы: твердые и пупырчатые. Вдруг раздается всплеск: Сергей поймал небольшого краба. Краб перебирает клешнями и сердито пощелкивает. Его панцирь покрыт илом.

Сергей учит меня держать краба так, чтобы он не вырвался и не ущипнул. Но даже если держать правильно, краб колет пальцы колючками до онемения.

Пока мы ищем крабов, погреться на камнях на мелководье вылезают нерпы. Издалека они похожи на бревна. Можно подойти совсем близко, тоже сесть на камни, смотреть на них и пить чай из термоса. «У нас нерпы не пугливые, — объясняет Сергей. — Вот где-нибудь на Чукотке, где их стреляют, давно бы убежали».

При нашем приближении нерпы все же ныряют в воду. Но это ничего: если будем сидеть тихо, они вылезут, когда замерзнут. Мешает, правда, моя розовая куртка и радио, которое орет с военного маяка. «Росси-и-ия! Росси-и-ия! Росси-и-и-я-я-я!» — разносится по полуострову зычный голос Расторгуева.