Для содержания дачи Коровин построил неподалеку от нее доходный дом. Все комнаты с полным пансионом художник сдавал по 65 рублей. А саму дачу назвал поэтично — «Саламбо» — в честь романа Гюстава Флобера о страстях Карфагена и названия знаменитого балета в Большом театре, декорации к которому написал Коровин.

Позже скромная поначалу дача-мастерская преобразилась и превратилась в виллу с четырнадцатью комнатами, обставленными мебелью из темно-красного дерева, со стенами из благородной темной древесины.

Во внутреннем дворике росли кипарисы, в то время совсем молодые, и днем здесь нещадно палило солнце, отчего эту площадку называли «сковородка». На территории с тех времен кроме кипарисов сохранилось несколько необычных кустов плетистых роз.

На гурзуфскую дачу Коровин перевез свою обширную коллекцию ваз и кувшинов. Он всегда придавал особенное значение соответствию сосуда характеру букета. Для каждой комнаты художник составлял свой букет, и крымских роз он написал великое множество.

С восходом солнца Коровин садился за утренний этюд, после завтрака уходил работать над дневным и в сумерках приступал к вечернему. Особенно его вдохновляли вечерние улочки, духаны и лавочки с огнями и темными фигурами. И так, пока он жил в Гурзуфе, проходил почти каждый день.

Помимо живописи Коровин известен и как писатель. Среди самых известных его работ можно назвать книгу «Шаляпин. Встречи и совместная жизнь», в которой он увлекательно описывает историю своего знакомства и многолетней дружбы с великим певцом.

Каждый день наведывался к Коровину и околоточный Романков, которого художник подробно описал в «Воспоминаниях».

Когда к Коровину в Гурзуф приехал погостить Федор Иванович Шаляпин, Романков ожил и повеселел. Шаляпин до того понравился околоточному, что тот говорил: «Для Федора Ивановича, ей-ей, в нитку расстелюсь, этто людей таких, ей-ей, нету ниде… Это чего — бох! Прямо расшибусь для его… ей-ей…»

В пути с Шаляпиным случилась неприятность. Он плыл с военным министром Сухомлиновым на миноносце, и Федора Ивановича продуло. Проснувшись утром у Коровина, он почувствовал себя плохо — не мог ни головы повернуть, ни подняться с постели.

Доктор, едва взглянув на Шаляпина, и ему прописал коньяк: «Когда я пришел, доктор и его пациент дружно дули коньяк. Так, серьезно, молча, лечил наш доктор и ушел от Шаляпина поздно, еле можаху…»
Очарованный Гурзуфом в 1913 году после приезда на дачу Коровина, три года спустя Шаляпин привез сюда семью и поселился в имении Суук-Су Ольги Михайловны Соловьевой.

Пушкин, кстати, на этой скале никогда не бывал, а свое название она получила из-за волн, которые разбивались о нее с таким шумом, что его можно было принять за звуки пушечного выстрела.

«С утра, в купальных халатах все, веселой гурьбой сбегали вниз, на пляж. Отец впереди всех. Он уже на ходу сбрасывал халат и с разбега бросался в воду. Пловцом он был замечательным; плавал «сажонкой», и впечатление было такое, что плывет он не в воде, а над водой; уплывал далеко, неведомо куда и надолго».

Выбравшись из воды, Шаляпин любил забраться на Пушкинскую скалу и там греться на солнце. Вскоре у него возникла идея купить эту скалу и построить на ней «дворец», куда со всей России приезжала бы талантливая молодежь, художники, писатели, музыканты, актеры и певцы. Все эти люди, по замыслу Шаляпина, могли бы работать там все лето, не беспокоясь о насущных проблемах.

Оставалось узнать у Ольги Михайловны, согласится ли она продать скалу.

С тех пор Шаляпин не оставлял попытки уговорить Ольгу Михайловну уступить ему. Члены семьи Шаляпина любили из Суук-Су пешком ходить в Гурзуф, это были замечательные прогулки вдоль берега. В один из таких походов Лидия Шаляпина и ее мать познакомились с гастролировавшим в Крыму итальянским певцом Карло Ферретти, который, узнав, кто перед ним, пришел в восторг. Впрочем, он и сам произвел впечатление на Шаляпина после немедленно состоявшегося знакомства. В тот вечер на даче Шаляпиных творилось что-то невообразимое: пир горой, пение, музыка. На празднике была и Ольга Михайловна Соловьева, которая с тех пор также завела крепкую дружбу с итальянским певцом.

Когда наступил вечер и компания притихла после бурно проведенного дня, Федор Иванович крепко о чем-то задумался, напевая грустные народные песни. Эти песни и растопили в конце концов сердце Ольги Михайловны.