НА КРАЮ ЗЕМЛИ
АЙСБЕРГИ, ТЬМА ПОЛЯРНОЙ НОЧИ И ДРУГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ О ТАЙМЫРЕ
специальный проект
Однажды побывав на Таймыре, невозможно забыть живописные местные ландшафты, людей и потрясающую энергию этих мест. Далекий и загадочный, он все чаще становится точкой притяжения для путешественников, предпочитающих внутренний туризм, открывающих для себя Россию. «Сноб» начинает цикл материалов об этом прекрасном месте. Открывает серию материалов ностальгическая зарисовка журналиста Марии Махановой родом из Норильска — о людях, атмосфере и быте этих мест.
Нганасаны –один из самых малочисленных народов в мире. Их всего 750 человек. Интересно, что название «нганасаны» было придумано только в середине ХХ века. В дореволюционной России народ называли «самоеды». Сами нганасаны и в прошлом и сейчас зовут себя «ня».
Энцы – представителей этого этноса живет на планете не более 300 человек. Однако, до сих пор энцы делятся на две субэтнические группы: лесных и тундровых, диалекты речи которых очень отличаются друг от друга.
Традиционное занятие ненцев — оленеводство, а охота и рыболовство имели только вспомогательный характер.
Эвенки. В общей сложности на Таймыре проживает около 300 эвенков. Это всего 1% от всей численности этого народа в Российской Федерации.
Традиционная мужская одежды ненцев: малица с капюшоном (просторная рубаха из оленьих шкур мехом внутрь, ее надевали прямо на голое тело); штаны, сшот-пимы, сшитые из камуса мехом наружу, а чулки – мехом внутрь. В холодную погоду поверх малицы носили совик – одежду с капюшоном, сшитую мехом наружу. Совик является одеждой для улицы. В случае непредвиденных остановок в пути, совик заменяет спальный мешок: в нем ложатся прямо в снег.
Долганы - самая молодая по времени образования народность, проживающая на Таймыре. Образовалась она в XVIII веке. Первое упоминание долган - зафиксировано в ответах, присланных администрацией Енисейской губернии в Российскую академию наук в 1841 году, когда шла подготовка к экспедиции А.Ф. Миддендорфа.
Письменность у долган появилась лишь в 70-е годы ХХ века (например, записи на ненецком языке датируются ХVII веком). Первый долганский алфавит и первая азбука были официально утверждены лишь в 1980 году. Над ее созданием работала долганская поэтэсса и журналист Огдо Аксенова.
Главные блюда кухни народов Таймыра: строганина и сугудай. Строганина: замороженная и нарезанная стружкой (наструганная) сырая рыба или оленина. Сугудай – мелко нарезанная свежая сырая рыба. И одно и второе блюдо едят с макалом. Макало – смесь соли и черного перца, в которую макают каждый кусочек рыбы, перед тем как съесть.
Это просто бледно-розовая полоска на седом темно-синем небе. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
не повезло, я видела рассвет над Карским морем. Зимой, в полярную ночь, при –43.
М
не повезло, я видела рассвет над Карским морем.
Зимой, в полярную ночь, при –43. Это просто бледно-розовая полоска на седом темно-синем небе. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Всю жизнь я рассказываю людям о Крайнем Севере, Норильске и Таймыре. Все детство, юность и часть взрослой жизни я провела там.
Воспоминания из детства все про снег и про ветер. Да, снежные горки, с которых там дети катаются на санках – высотой в два и даже три этажа! Да, ветер там такой, что, бывает, детям запрещено выходить из дома, а взрослым людям нужно идти цепью – иначе унесет.
Позже, в юности внезапно оказывается, что все рассказы о героическом освоении Арктики тебя касаются. Ого! Смельчаки и герои Лаптев, Бегичев и Нансен штурмовали северные льды на своих кораблях и собачьих упряжках, открывали новые народы, моря и земли, их именами названы улицы и скверы, а эти приключения были здесь, на Таймыре. Первооткрыватели открыли твои края!
Потом я стала журналистом. Командировки – часть рабочего процесса, часть жизни. Рассказы изменились.
Таймыр – непростой регион. По площади полуостров равен территориям Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Австрии вместе взятых. При этом он чрезвычайно малонаселен, труднодоступен, неоднороден по сути и логике существования.
Таймыр – это и огромный металлургический комбинат в Норильске, гигант, разрабатывающий недра, несравнимые ни с чем по богатству.
Но крошечные родовые общины, где люди живут примерно так, как их предки жили несколько веков назад и основное занятие которых – оленеводство и промысел рыбы – это тоже Таймыр.
Воспоминания из детства все про снег и про ветер. Да, снежные горки, с которых там дети катаются на санках – высотой в два и даже три этажа! Да, ветер там такой, что, бывает, детям запрещено выходить из дома, а взрослым людям нужно идти цепью – иначе унесет.
Позже, в юности внезапно оказывается, что все рассказы о героическом освоении Арктики тебя касаются. Ого! Смельчаки и герои Лаптев, Бегичев и Нансен штурмовали северные льды на своих кораблях и собачьих упряжках, открывали новые народы, моря и земли, их именами названы улицы и скверы, а эти приключения были здесь, на Таймыре. Первооткрыватели открыли твои края!
Потом я стала журналистом. Командировки – часть рабочего процесса, часть жизни. Рассказы изменились.
Таймыр – непростой регион. По площади полуостров равен территориям Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Австрии вместе взятых. При этом он чрезвычайно малонаселен, труднодоступен, неоднороден по сути и логике существования.
Таймыр – это и огромный металлургический комбинат в Норильске, гигант, разрабатывающий недра, несравнимые ни с чем по богатству.
Но крошечные родовые общины, где люди живут примерно так, как их предки жили несколько веков назад и основное занятие которых – оленеводство и промысел рыбы – это тоже Таймыр.
***
Это просто бледно-розовая полоска на седом темно-синем небе. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
не повезло, я видела рассвет над Карским морем. Зимой, в полярную ночь, при –43.
М
не повезло, я видела рассвет над Карским морем.
Зимой, в полярную ночь, при –43. Это просто бледно-розовая полоска на седом темно-синем небе. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Всю жизнь я рассказываю людям о Крайнем Севере, Норильске и Таймыре. Все детство, юность и часть взрослой жизни я провела там.
Воспоминания из детства все про снег и про ветер. Да, снежные горки, с которых там дети катаются на санках – высотой в два и даже три этажа! Да, ветер там такой, что, бывает, детям запрещено выходить из дома, а взрослым людям нужно идти цепью – иначе унесет.
Позже, в юности внезапно оказывается, что все рассказы о героическом освоении Арктики тебя касаются. Ого! Смельчаки и герои Лаптев, Бегичев и Нансен штурмовали северные льды на своих кораблях и собачьих упряжках, открывали новые народы, моря и земли, их именами названы улицы и скверы, а эти приключения были здесь, на Таймыре. Первооткрыватели открыли твои края!
Потом я стала журналистом. Командировки – часть рабочего процесса, часть жизни. Рассказы изменились.
Таймыр – непростой регион. По площади полуостров равен территориям Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Австрии вместе взятых. При этом он чрезвычайно малонаселен, труднодоступен, неоднороден по сути и логике существования.
Таймыр – это и огромный металлургический комбинат в Норильске, гигант, разрабатывающий недра, несравнимые ни с чем по богатству.
Но крошечные родовые общины, где люди живут примерно так, как их предки жили несколько веков назад и основное занятие которых – оленеводство и промысел рыбы – это тоже Таймыр.
Воспоминания из детства все про снег и про ветер. Да, снежные горки, с которых там дети катаются на санках – высотой в два и даже три этажа! Да, ветер там такой, что, бывает, детям запрещено выходить из дома, а взрослым людям нужно идти цепью – иначе унесет.
Позже, в юности внезапно оказывается, что все рассказы о героическом освоении Арктики тебя касаются. Ого! Смельчаки и герои Лаптев, Бегичев и Нансен штурмовали северные льды на своих кораблях и собачьих упряжках, открывали новые народы, моря и земли, их именами названы улицы и скверы, а эти приключения были здесь, на Таймыре. Первооткрыватели открыли твои края!
Потом я стала журналистом. Командировки – часть рабочего процесса, часть жизни. Рассказы изменились.
Таймыр – непростой регион. По площади полуостров равен территориям Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Австрии вместе взятых. При этом он чрезвычайно малонаселен, труднодоступен, неоднороден по сути и логике существования.
Таймыр – это и огромный металлургический комбинат в Норильске, гигант, разрабатывающий недра, несравнимые ни с чем по богатству.
Но крошечные родовые общины, где люди живут примерно так, как их предки жили несколько веков назад и основное занятие которых – оленеводство и промысел рыбы – это тоже Таймыр.
***
Или Дудинка. Столица Таймыра, совсем маленький город. Население всего 20 тысяч человек. Но эта же Дудинка — порт, грандиозный узел, важная часть Северного Морского Пути. Уникальный по формату и устройству международный, одновременно и речной и морской порт.
Без преувеличения, все что есть в этих краях имеет две стороны. С одной, смотришь: что-то маленькое, крошечное, с трудом заметное на карте. С другой — да это же грандиозно! Просто невероятно, как в таких условиях, в таком суровом климате, так далеко ото всего, что принято называть «благами цивилизации» живет, существует, шевелится, работает, не останавливается жизнь.
Один из самых трогательных моментов, связанных с полуостровом, на мой взгляд, — национальная аутентичность. Аборигены у нас в стране официально называются «коренные малочисленные народы». И на Таймыре прямо сейчас живут представители всего пяти «коренных» национальностей: долганы, ненцы, энцы, нганасаны и эвенки. Только подумайте: нганасаны — весь народ это 750 человек. Или энцы — их всего 300 человек на свете. И практически все они живут на Таймыре. Если честно, не могу представить, как в советские времена, при социализме, объединенные в «совхозы», воспитанные в школах-интернатах, эти люди смогли сохранить и передать свою аутентичность, традиции быта и культуру. А смогли!
Без преувеличения, все что есть в этих краях имеет две стороны. С одной, смотришь: что-то маленькое, крошечное, с трудом заметное на карте. С другой — да это же грандиозно! Просто невероятно, как в таких условиях, в таком суровом климате, так далеко ото всего, что принято называть «благами цивилизации» живет, существует, шевелится, работает, не останавливается жизнь.
Один из самых трогательных моментов, связанных с полуостровом, на мой взгляд, — национальная аутентичность. Аборигены у нас в стране официально называются «коренные малочисленные народы». И на Таймыре прямо сейчас живут представители всего пяти «коренных» национальностей: долганы, ненцы, энцы, нганасаны и эвенки. Только подумайте: нганасаны — весь народ это 750 человек. Или энцы — их всего 300 человек на свете. И практически все они живут на Таймыре. Если честно, не могу представить, как в советские времена, при социализме, объединенные в «совхозы», воспитанные в школах-интернатах, эти люди смогли сохранить и передать свою аутентичность, традиции быта и культуру. А смогли!
***
Мне повезло. Я видела ледоход на Енисее. Гигантские льдины-айсберги, сияющие изнутри голубым цветом (как будто не настоящим, цветом медного купороса) чинно проходят мимо. Не обращая на тебя никакого внимания.
Мне повезло. Я видела гонки оленьих упряжек в далеком поселке Носок. По льду замерзшего Енисея. Температура в апреле –30, но солнце светит так ярко и отражается от снега и льда так мощно, что глаза открыть невозможно. А загар к лицу приклеивается за полчаса.
Несколько раз я попадала в сильную пургу на дороге. Метет и дует одновременно со всех сторон, переметы на дорогах — низкие сугробы образуются за считанные минуты, что в этом молоке ты уже не понимаешь где дорога, куда ты ехал, где верх, где низ. Ориентиры теряются мгновенно. Жутко, но здорово.
Ночное небо на Таймыре настолько черного цвета, что отдает в синеву. Такого спектра сине-черного больше и не встретишь. Он получается из-за того, что длина волны света в этом районе земного шара короче обычной, а солнце светит не сверху, а сбоку. Не знаю точно, но серьезно, такой же цвет неба встречала только на видеосъемках из космоса, с борта космической станции. Эта чернота-синева — редкость.
Мне повезло. Я видела гонки оленьих упряжек в далеком поселке Носок. По льду замерзшего Енисея. Температура в апреле –30, но солнце светит так ярко и отражается от снега и льда так мощно, что глаза открыть невозможно. А загар к лицу приклеивается за полчаса.
Несколько раз я попадала в сильную пургу на дороге. Метет и дует одновременно со всех сторон, переметы на дорогах — низкие сугробы образуются за считанные минуты, что в этом молоке ты уже не понимаешь где дорога, куда ты ехал, где верх, где низ. Ориентиры теряются мгновенно. Жутко, но здорово.
Ночное небо на Таймыре настолько черного цвета, что отдает в синеву. Такого спектра сине-черного больше и не встретишь. Он получается из-за того, что длина волны света в этом районе земного шара короче обычной, а солнце светит не сверху, а сбоку. Не знаю точно, но серьезно, такой же цвет неба встречала только на видеосъемках из космоса, с борта космической станции. Эта чернота-синева — редкость.
***
Я больше не живу на Таймыре. Но рассказываю о нем все так же страстно. Любые сравнения с любыми краями — всегда в его пользу, любые прогнозы — всегда с надеждой и ожиданием счастья для тех, кто там живет. И пусть для большинства людей Север — это белое поле без людей и культуры, а Таймыр — это только промышленность. Но я знаю, что это не так. За каждым заводом в нашей стране стоят люди, а не цифры и показатели. Мне кажется, наконец-то пришло время увидеть настоящий Таймыр. Оценить этот край и полюбить его великую красоту.
Нганасаны –один из самых малочисленных народов в мире. Их всего 750 человек. Интересно, что название «нганасаны» было придумано только в середине ХХ века. В дореволюционной России народ называли «самоеды». Сами нганасаны и в прошлом и сейчас зовут себя «ня»
Энцы – представителей этого этноса живет на планете не более 300 человек. Однако, до сих пор энцы делятся на две субэтнические группы: лесных и тундровых, диалекты речи которых очень отличаются друг от друга.
Эвенки. В общей сложности на Таймыре проживает около 300 эвенков. Это всего 1% от всей численности этого народа в Российской Федерации.
Мне повезло, я видела рассвет над Карским морем. Зимой, в полярную ночь, при –43. Это просто бледно-розовая полоска на седом темно-синем небе. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
Мне повезло, я видела бесконечное солнце полярного дня. Оно светит, светит, светит, идет вокруг тебя по небу, не садится за горизонт. Мозг не прекращая, вырабатывает серотонин — гормон радости, ты в эйфории неделями. И устаешь от того, что почти не устаешь.
Зимой бывает такая погода, что не видно варежку на собственной вытянутой руке — температура опускается, воздух становится сухим, густым, колючим. Туман плотный. Когда идешь по улице, чувствуешь его оседающим порошком на коже.
Осенью северные лиственницы становятся золотыми. Они роняют неколючие иголки с каждым порывом ветра. Желтая дымка опадающих иголок стоит над тундрой. Очень красиво.
***
Всю жизнь я рассказываю людям о Крайнем Севере, Норильске и Таймыре. Все детство, юность и часть взрослой жизни я провела там.
Воспоминания из детства все про снег и про ветер. Да, снежные горки, с которых там дети катаются на санках – высотой в два и даже три этажа! Да, ветер там такой, что, бывает, детям запрещено выходить из дома, а взрослым людям нужно идти цепью – иначе унесет.
Позже, в юности внезапно оказывается, что все рассказы о героическом освоении Арктики тебя касаются. Ого! Смельчаки и герои Лаптев, Бегичев и Нансен штурмовали северные льды на своих кораблях и собачьих упряжках, открывали новые народы, моря и земли, их именами названы улицы и скверы, а эти приключения были здесь, на Таймыре. Первооткрыватели открыли твои края!
Потом я стала журналистом. Командировки – часть рабочего процесса, часть жизни. Рассказы изменились.
Таймыр – непростой регион. По площади полуостров равен территориям Великобритании, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Австрии вместе взятых. При этом он чрезвычайно малонаселен, труднодоступен, неоднороден по сути и логике существования.
Таймыр – это и огромный металлургический комбинат в Норильске, гигант, разрабатывающий недра, несравнимые ни с чем по богатству.
Но крошечные родовые общины, где люди живут примерно так, как их предки жили несколько веков назад и основное занятие которых – оленеводство и промысел рыбы – это тоже Таймыр.
Или Дудинка. Столица Таймыра, совсем маленький город. Население всего 20 тысяч человек. Но эта же Дудинка — порт, грандиозный узел, важная часть Северного Морского Пути. Уникальный по формату и устройству международный, одновременно и речной и морской порт.
Без преувеличения, все что есть в этих краях имеет две стороны. С одной, смотришь: что-то маленькое, крошечное, с трудом заметное на карте. С другой — да это же грандиозно! Просто невероятно, как в таких условиях, в таком суровом климате, так далеко ото всего, что принято называть «благами цивилизации» живет, существует, шевелится, работает, не останавливается жизнь.
Один из самых трогательных моментов, связанных с полуостровом, на мой взгляд, — национальная аутентичность. Аборигены у нас в стране официально называются «коренные малочисленные народы». И на Таймыре прямо сейчас живут представители всего пяти «коренных» национальностей: долганы, ненцы, энцы, нганасаны и эвенки. Только подумайте: нганасаны — весь народ это 750 человек. Или энцы — их всего 300 человек на свете. И практически все они живут на Таймыре. Если честно, не могу представить, как в советские времена, при социализме, объединенные в «совхозы», воспитанные в школах-интернатах, эти люди смогли сохранить и передать свою аутентичность, традиции быта и культуру. А смогли!
Без преувеличения, все что есть в этих краях имеет две стороны. С одной, смотришь: что-то маленькое, крошечное, с трудом заметное на карте. С другой — да это же грандиозно! Просто невероятно, как в таких условиях, в таком суровом климате, так далеко ото всего, что принято называть «благами цивилизации» живет, существует, шевелится, работает, не останавливается жизнь.
Один из самых трогательных моментов, связанных с полуостровом, на мой взгляд, — национальная аутентичность. Аборигены у нас в стране официально называются «коренные малочисленные народы». И на Таймыре прямо сейчас живут представители всего пяти «коренных» национальностей: долганы, ненцы, энцы, нганасаны и эвенки. Только подумайте: нганасаны — весь народ это 750 человек. Или энцы — их всего 300 человек на свете. И практически все они живут на Таймыре. Если честно, не могу представить, как в советские времена, при социализме, объединенные в «совхозы», воспитанные в школах-интернатах, эти люди смогли сохранить и передать свою аутентичность, традиции быта и культуру. А смогли!
Главные блюда кухни народов Таймыра: строганина и сугудай. Строганина: замороженная и нарезанная стружкой (наструганная) сырая рыба или оленина. Сугудай – мелко нарезанная свежая сырая рыба. И одно и второе блюдо едят с макалом. Макало – смесь соли и черного перца, в которую макают каждый кусочек рыбы, перед тем как съесть.
Традиционная мужская одежды ненцев: малица с капюшоном (просторная рубаха из оленьих шкур мехом внутрь, ее надевали прямо на голое тело); штаны, сшот-пимы, сшитые из камуса мехом наружу, а чулки – мехом внутрь. В холодную погоду поверх малицы носили совик – одежду с капюшоном, сшитую мехом наружу. Совик является одеждой для улицы. В случае непредвиденных остановок в пути, совик заменяет спальный мешок: в нем ложатся прямо в снег.
Женская одежда в отличие от мужской распашная. В старину ее делали из шкурок лесных зверей с опушкой по подолу из собачьего меха. Позже стали шить из оленьих шкур, с воротником из меха песца. Полы одежды не запахивают, а завязывают ремешками из замши и украшают вставками белого и темного меха.
Традиционная мужская одежды ненцев: малица с капюшоном (просторная рубаха из оленьих шкур мехом внутрь, ее надевали прямо на голое тело); штаны, сшот-пимы, сшитые из камуса мехом наружу, а чулки – мехом внутрь. В холодную погоду поверх малицы носили совик – одежду с капюшоном, сшитую мехом наружу. Совик является одеждой для улицы. В случае непредвиденных остановок в пути, совик заменяет спальный мешок: в нем ложатся прямо в снег.
Женская одежда в отличие от мужской распашная. В старину ее делали из шкурок лесных зверей с опушкой по подолу из собачьего меха. Позже стали шить из оленьих шкур, с воротником из меха песца. Полы одежды не запахивают, а завязывают ремешками из замши и украшают вставками белого и темного меха.
Мне повезло. Я видела ледоход на Енисее. Гигантские льдины-айсберги, сияющие изнутри голубым цветом (как будто не настоящим, цветом медного купороса) чинно проходят мимо. Не обращая на тебя никакого внимания.
Мне повезло. Я видела гонки оленьих упряжек в далеком поселке Носок. По льду замерзшего Енисея. Температура в апреле –30, но солнце светит так ярко и отражается от снега и льда так мощно, что глаза открыть невозможно. А загар к лицу приклеивается за полчаса.
Несколько раз я попадала в сильную пургу на дороге. Метет и дует одновременно со всех сторон, переметы на дорогах — низкие сугробы образуются за считанные минуты, что в этом молоке ты уже не понимаешь где дорога, куда ты ехал, где верх, где низ. Ориентиры теряются мгновенно. Жутко, но здорово.
Ночное небо на Таймыре настолько черного цвета, что отдает в синеву. Такого спектра сине-черного больше и не встретишь. Он получается из-за того, что длина волны света в этом районе земного шара короче обычной, а солнце светит не сверху, а сбоку. Не знаю точно, но серьезно, такой же цвет неба встречала только на видеосъемках из космоса, с борта космической станции. Эта чернота-синева — редкость.
***
Я больше не живу на Таймыре. Но рассказываю о нем все так же страстно. Любые сравнения с любыми краями — всегда в его пользу, любые прогнозы — всегда с надеждой и ожиданием счастья для тех, кто там живет. И пусть для большинства людей Север — это белое поле без людей и культуры, а Таймыр — это только промышленность. Но я знаю, что это не так. За каждым заводом в нашей стране стоят люди, а не цифры и показатели. Мне кажется, наконец-то пришло время увидеть настоящий Таймыр. Оценить этот край и полюбить его великую красоту.
Мне повезло. Я видела гонки оленьих упряжек в далеком поселке Носок. По льду замерзшего Енисея. Температура в апреле –30, но солнце светит так ярко и отражается от снега и льда так мощно, что глаза открыть невозможно. А загар к лицу приклеивается за полчаса.
Несколько раз я попадала в сильную пургу на дороге. Метет и дует одновременно со всех сторон, переметы на дорогах — низкие сугробы образуются за считанные минуты, что в этом молоке ты уже не понимаешь где дорога, куда ты ехал, где верх, где низ. Ориентиры теряются мгновенно. Жутко, но здорово.
Ночное небо на Таймыре настолько черного цвета, что отдает в синеву. Такого спектра сине-черного больше и не встретишь. Он получается из-за того, что длина волны света в этом районе земного шара короче обычной, а солнце светит не сверху, а сбоку. Не знаю точно, но серьезно, такой же цвет неба встречала только на видеосъемках из космоса, с борта космической станции. Эта чернота-синева — редкость.
***
Я больше не живу на Таймыре. Но рассказываю о нем все так же страстно. Любые сравнения с любыми краями — всегда в его пользу, любые прогнозы — всегда с надеждой и ожиданием счастья для тех, кто там живет. И пусть для большинства людей Север — это белое поле без людей и культуры, а Таймыр — это только промышленность. Но я знаю, что это не так. За каждым заводом в нашей стране стоят люди, а не цифры и показатели. Мне кажется, наконец-то пришло время увидеть настоящий Таймыр. Оценить этот край и полюбить его великую красоту.
Над материалом работали: Мария Махонина, Юлия Новодворская, Анна Данилина, Наталья Сафонова
Фото: Wim Pauwels/Unsplash, Jacques Langevin/Sygma via Getty Images (8), Александр Кряжев/РИА Новости, Валерий Мельников/РИА Новости, Denis Kozhevnikov/EPA
Фото: Wim Pauwels/Unsplash, Jacques Langevin/Sygma via Getty Images (8), Александр Кряжев/РИА Новости, Валерий Мельников/РИА Новости, Denis Kozhevnikov/EPA
при поддержке