За сорок лет непрерывного курения ваш покорный слуга выработал в себе доброе и доверительное отношение к табачным компаниям. Когда ему говорили, что корпорации обманывают народ и сознательно подрывают общественное здоровье, он мысленно вставал на сторону корпораций, то есть против здоровья и народного блага.

Вера в нерушимый союз курильщика и производителя сигарет слегка пошатнулась, когда корпорации выпустили на российский рынок свою «продукцию пониженного риска» — этакие машинки, дающие курильщику возможность получать никотин без огня, а порой и без дыма — и дала понять, что именно эти машинки, а вовсе не сигареты, теперь станут основным направлением их работы. А когда компания PMI объявила о запуске программы научных стипендий для российских ученых, подозрения сменились горькой обидой. Кажется, табачная индустрия решила казаться добренькой за спиной простых курильщиков, притом что те-то считали ее своим союзником в борьбе со всепроникающим духом века сего и здорового образа жизни.

Отрасль, которую борцы с курением винят во всех смертных грехах, начала меняться на глазах. Не то чтобы она перестала убивать миллионы людей табаком — сигареты как были, так и остаются главным источником ее дохода — но на фоне этого процесса в ее деятельности появились мажорные жизнеутверждающие нотки. Экологические инициативы, продвижение здорового образа жизни, продукция пониженного риска, а теперь еще и благотворительная программа для умных, но бедных русских. В «Филип Моррис» появился даже специальный человек — «главное должностное лицо по науке» — непосредственно отвечающее за то, чтобы старый монстр бежал в ногу с прогрессом. Именно этого человека — профессора Мануэля Пайча — мы и решили расспросить, что сейчас на уме у табачных корпораций и как нам с этим дальше жить. 

Работа над репутацией

СВы курите?

Я пользуюсь нашей продукцией пониженного риска. Но я курил сигареты целых двадцать лет.

СТяжело было перейти?

Не слишком.

СЭто был своего рода эксперимент над собой?

Да, я действовал как ученый. Но спросите меня, неприятен ли мне теперь запах сигаретного дыма. Я скажу вам, что это именно так.

СВы по образованию биолог?

По образованию я молекулярный биолог, кандидатскую диссертацию защитил по специальности «иммунология». Затем я заинтересовался применением компьютерных наук в приложении к биологии, и это привело меня к разработке программного обеспечения — в то время, когда биоинформатика только зарождалась. После этого я в течение нескольких лет совмещал работу в области биоинформатики и экспериментальной биологии. В конце 1990-х годов мы с группой друзей основали Швейцарский институт биоинформатики, где сегодня работают примерно 800 человек.

СКак биолог вы уже могли знать в середине нулевых, когда отказались от сигарет, что анализ генома позволяет предсказывать риск заболеваний, связанных с курением.

Это до сих пор открытый вопрос. Мы по-прежнему точно не знаем, что именно на уровне генома влияет на подверженность заболеваниям, связанным с курением. Никто этим феноменом всерьез не занимался. Наша основная цель состоит в том, чтобы каждый курильщик, независимо от персональных особенностей, переключился на продукцию пониженного риска (ППР) или бросил курить. Лучший способ избежать рисков возникновения заболеваний, связанных с курением, — это бросить курить.

СУвлечение табачных компаний наукой и технологическими инновациями как-то связано с желанием поправить свою репутацию врага человечества?

Я пришел работать в эту индустрию 9 лет назад. Перед этим я провел много лет в науке и в фармацевтической промышленности. Это было серьезное решение: оставить позади 15 лет работы в фармацевтике и прийти в табачную компанию. И единственная причина была в разработке продуктов пониженного риска. Цель моего прихода в отрасль была в том, чтобы сделать две вещи. Во-первых, провести скрупулезную научную оценку продуктов пониженного риска. Во-вторых, делая это, я хотел способствовать развитию науки в нашей компании и в табачной отрасли, поднять ее на тот уровень, на котором она должна быть, сделать наукой высшего класса, соответствующей абсолютным мировым стандартам.

СНо публика по-прежнему подозревает вас в страшных заговорах против общественного блага. Это вас не беспокоит?

Это меня беспокоит. Слушайте, Алексей, невозможно не признавать, что в истории нашей отрасли были весьма неприглядные ситуации. Я сочувствую людям, которые считают, что табачная индустрия их обманывала и предавала. Я понимаю их. Но в то же время мы должны признать, что ситуация изменилась. Большая часть членов моей команды были наняты на работу при моем непосредственном участии. Все они пришли к нам ради нашей миссии, ради того, чего мы хотим достичь, — разработать продукты с потенциалом к снижению риска, которые будут лучшей альтернативой сигаретам. У нас сотни кандидатов на одну позицию. Причем наш уровень оплаты сопоставим с оплатой в других индустриях, например, в фармацевтике.

СТем не менее публика всегда с подозрением относится к тому, что говорят люди из корпораций. Вы сами производите эту «продукцию пониженного риска» — и, естественно, согласно вашим данным, от нее всем сплошная польза. Но почему публика должна вам верить?

Все наши результаты опубликованы в рецензируемых научных изданиях. Все наши лаборатории аккредитованы и инспектируются государством. Мы предоставляем исключительно подробную информацию о процессе исследования, так что другая лаборатория может независимо от нас воспроизвести все результаты.

СО вреде курения в тех же рецензируемых журналах было опубликовано значительно больше данных, но полного консенсуса о масштабах вреда по-прежнему нет ни у ученых, ни у публики.

Во всех наших исследованиях — будь то на людях, животных или культурах клеток — всегда есть выборка, подвергнутая воздействию табачного дыма, и контрольная выборка, не контактирующая с никотинсодержащими субстанциями. Обязательное требование к такого рода исследованию — сначала точно установить разницу между наличием и отсутствием воздействия табачного дыма, а затем внести третий фактор — использование ППР — и показать, в каком месте на этой шкале она находится по наблюдаемым эффектам, насколько отличается от курения и насколько близка к отказу от курения.

Бросать или IQOS?

СПочему нельзя просто бросить курить, без всяких ППР?

Почему нельзя? Это лучшее, что вы можете предпринять! Мы однозначно утверждаем, что лучший способ избавиться от рисков, связанных с курением, — это бросить курить, поскольку продукты с пониженным риском не являются абсолютно безопасными и содержат никотин, который вызывает привыкание.

СИ зачем на пустом месте вводить эту третью опцию?

Потому что люди не бросают курить.

СВот смотрите: я боюсь заболеть — это сильная мотивация. Я могу использовать эту мотивацию, чтобы бросить курить. Но из-за вашей продукции мотивация разрушается: я могу перейти на ППР, снизить риск, и оставшегося риска просто не хватит, чтобы подвигнуть меня на более радикальное решение. Таким образом, я никогда не покончу с зависимостью от никотина, с психологической зависимостью от ритуала употребления никотинсодержащего продукта и т. п. Получается, что ваш продукт помешал мне достичь максимального эффекта, подтолкнул к компромиссу.

В наших исследованиях потребительского поведения и восприятия продукта мы представили наш продукт людям, которые выразили намерение бросить курить. Они выражали желание попробовать, но это не меняло их решимость бросить курить. Это результат реального исследования. Но у меня к вам вопрос: отчего мы так часто видим людей, имевших решимость бросить, но при этом так и не бросивших? Потому что это сложно. Я считаю, что для таких людей переключиться на продукты пониженного риска будет хорошей альтернативой.

У меня есть знакомый, у которого диагностировали заболевание, связанное с курением. Он использовал никотиновый пластырь, но в дополнении к этому все равно курил по 10 сигарет в день. Я сказал ему: «Тебе не следует больше курить. Попробуй вот это». Он согласился. Я встретился с ним через 14 дней. Он не выкурил ни одной сигареты, чувствовал себя лучше, исчез кашель, выветрился неприятный запах в доме. Жена сказала, что это изменило их жизнь. Вопрос: что не так с этой историей? Чем она вам не нравится?

СНо он не бросил?

Пока нет, прошло всего три месяца. Но затем я собираюсь на его примере посмотреть, не проще ли бросить ППР, чем сигареты.

СУ вас есть какие-то данные, что это проще?

Пока данных нет.

СА может ли он вернуться к сигаретам? Если, например, окажется где-то в Южной Азии или в российской глубинке, где вашу ППР днем с огнем не сыскать, а сигареты в избытке?

Это уже гипотетическая ситуация. Но у нас есть надежные результаты наблюдения за тысячами людей, которые не возвращаются к курению сигарет. 

О запрещенных субстанциях

СВ России существует мнение, что на ППР — например, электронные сигареты — следует вводить такие же ограничения, как на обычные сигареты. Что вы об этом думаете?

Я считаю, что дискриминация ППР контрпродуктивна с точки зрения общественного здоровья, поскольку она поддерживает нежелательное опасное поведение. Цель борьбы с курением — в том, чтобы устранить риск от сигарет и улучшить здоровье людей. И если курильщики перейдут на альтернативы с пониженным риском, это именно то, чего хочет любое правительство.

СНе проще ли вовсе запретить никотинсодержащие продукты?

Запреты не работают. Скажите людям, что курить нельзя, остановите производство, перекройте импорт — и это приведет к общественным проблемам. Конечно, если никто в стране не курит, запрет вполне эффективен — нет ничего, что привлекает людей к нежелательному поведению. В Бутане никто не курит, в Бутане никогда не было сигарет, и люди просто не знают о такой опции. Но в стране, где 25–30% взрослого населения курят и в один прекрасный день вы лишите их такой возможности, вы получите те же проблемы, что возникли в США во время сухого закона в начале ХХ века.

СТогда можно сделать так, как предлагают сейчас некоторые: запретить продажу никотинсодержащих продуктов лицам, родившимся после определенного года?

Это будет работать?

СА как вы думаете?

Я не знаю. Я не специалист в социоэкономических вопросах. Но я точно знаю, что риск курения можно снизить, если побудить тех, кто уже курит, перейти от сигарет к ППР. И это будет способствовать улучшению здоровья населения.

СРаз уж зашла речь о законодательном запрете определенных субстанций, вспоминается недавняя легализация во многих регионах мира другого растительного продукта. Скажите честно: ваши машинки будут работать, если табак заменить на коноплю?

Позвольте ответить развернуто. Табачные стики — это специально разработанные изделия, содержащие обработанный особым образом табак. В продукции используется мешка из отборных сортов табака разного типа и происхождения, на основе которой создается восстановленный табачный лист для производства стиков. Восстановленный табачный лист обрабатывается специальным образом для того, чтобы обеспечить равномерный перенос энергии от нагревательного элемента. Для этого и нужен именно лист, а не резаный табак, как в сигаретах. Плотность табака здесь гораздо выше, чем в сигарете. Для его горения просто не хватило бы кислорода. Если бы вы захотели то же самое сделать с альтернативным растительным сырьем, назовем это так, вам пришлось бы научиться делать из него «восстановленный лист».

О российской науке

СВы приехали в Россию, чтобы объявить стипендиатов вашей программы. Расскажите об этой программе. Насколько я знаю, она не имеет прямого отношения к ППР, а охватывает широкий круг теоретических исследований?

Это программа поддержки молодых российских ученых по системной биологии. Системная биология — наука будущего. Она объединяет передовые методы биохимических исследований и вычислительные алгоритмы, позволяющие обрабатывать большие массивы данных, и открывает новые подходы к фармакологии, токсикологии, охране окружающей среды и медицине. Системная биология помогает продвигаться вперед в управлении биологическими процессами и борьбе со многими заболеваниями.

СТо есть, проще говоря, сюда входят геномика, протеомика и другие модные «омики»?

Все «омики» сюда входят: протеомика, транскриптомика, геномика, метаболомика, липидомика... Добавьте сюда биоинформатику для анализа данных, затем вычислительную биологию, чтобы понять, что эти данные значат. И, наконец, математическое моделирование, чтобы построить модели.

СВаша программа действует в разных странах или только в России?

Пока что только в России.

СПочему именно в России?

Почему нет? Российская наука просто фантастическая.

СНо бедная.

Да, финансово не столь мощная, возможно, как в других странах, но это не отменяет интеллектуального потенциала людей, которые в ней заняты. Здесь очень хорошие ученые и очень сильные научные учреждения. Наши усилия важны для того, чтобы российские ученые оставались в России и имели возможность заниматься здесь наукой высочайшего уровня.

СА почему вы выбрали «Сколтех» в качестве партнера?

В основном благодаря их готовности и схожести наших подходов. У нас очень хорошие отношения с главой программы, профессором Константином Севериновым. Я также знаю профессора Михаила Гельфанда, который много лет занимается биоинформатикой. Много лет я был связан с русскими учеными.

СИ сколько денег вы намерены выделить вашим стипендиатам?

В этом году, как и в прошлом, будет пять стипендиатов, каждый получит около 1 890 000 рублей на три года.

СЭто не очень большая куча денег.

Но они продолжают получать финансирование в своих институтах, а это просто дополнительная поддержка для их научных проектов.

СКаков, по вашему мнению, уровень соискателей?

Я уже сказал: это прекрасная наука. Я не вижу никакого принципиального отличия от уровня лучших научных центров мира.

СВы встретитесь с ними?

Конечно! Как иначе я узнаю, что они хороши?С

 

В 2017 году стипендии компании Philip Morris International получили:

  • Анна Клепикова (28 лет), молекулярный биолог, занимающийся транскриптомом (то есть регуляцией экспрессии генов) высших растений. Проект: «Построение генных сетей, контролирующих переход к цветению, с использованием экспрессионных данных для временных серий»
  • Дмитрий Светличный (31 год), специалист по вычислительной биологии и медицине, автор работ по механизмам генетической регуляции, в том числе альтернативному сплайсингу. Проект: «Расшифровка сплайсинг кода с использованием машинного обучения и данных высокопроизводительного секвенирования»
  • Евгений Егоров (24 года), специализирующийся по клеточной биологии и предложивший исследовательский проект, связанный со старением. Проект: «Возрастные изменения в структуре наивного репертуара Т-клеточных рецепторов»
  • Алексей Орлов (28 лет), работающий в области функциональной протеомики и ставший обладателем стипендии президента России молодым ученым в 2016 году. Проект: «Разработка безметочного метода для высокоэффективной экспериментальной белковой интерактомики»
  • Алексей Сергушичев (26 лет), занимающийся применением математических методов к метаболомике, то есть науке о совокупности всех химических процессов, происходящих в живой клетке. Проект: «Интеграция транскриптомных и метаболомных данных для изучения динамики регуляции метаболических потоков в процессе иммунного ответа»