Первая поездка в Канны — одна из главных вех в биографии кинокритика. И нелегкое испытание тоже. Такой огромный организм, как Каннский фестиваль, требует адаптации и времени, чтобы хоть в первом приближении понять, что же главного там происходит на фоне безумства кинофанатов, ритуальных восхождений звезд по культовой лестнице и ночных гулянок, длящихся до утра. Новички, попав на Круазетт, испытывают настоящий шок. И даже у матерого фестивального волка обязательно выдается день (обычно в середине фестиваля), когда накапливается усталость и — пробив, казалось бы, надежную броню защиты — настигает стресс. Не попал на просмотр, опоздал на важную встречу, повздорил с охраной или, не дай Бог, потерял бедж аккредитации: ветераны пугали молодых, что восстановить его можно только по распоряжению чуть ли не президента Франции.

В Каннах интересно все, однако особое значение имеет конкурс, собранные в нем фильмы и приоритеты жюри, в котором ключевую роль играет президент. Это не просто игра, где назначается победитель, и не только увлекательная интрига, за ней стоит некий глобальный сюжет развития кино как искусства и как медиа.

[blockquote]Поднялся занавес: на сцене стояли все потомки Чарли Чаплина — от знаменитой дочери Джеральдины до пятилетних правнуков. Вперед вышли три мальчика, жившие в разных странах, и приветствовали фестиваль — один по-французски, другой по-английски, третий по-испански[/blockquote]

Приехав как журналист впервые в 1990-м, я был уже немного подготовлен к тому, что меня ждет, поскольку за год до этого был аккредитован здесь для отбора фильмов на Московский фестиваль. Тогда же мне удалось попасть в Каннах на открытие — и лучшего я не видел потом никогда и нигде, ни на одном фестивале. Оно было предельно кратким. Поднялся занавес: на сцене стояли все потомки Чарли Чаплина — от знаменитой дочери Джеральдины до пятилетних правнуков. Вперед вышли три мальчика, жившие в разных странах, и приветствовали фестиваль — один по-французски, другой по-английски, третий по-испански. Занавес закрылся, ничего не надо было добавлять. Все гениальное просто.

1990-й стал важнейшим годом в истории Каннского фестиваля и вошел в нее как «год Линча». В журналистских кругах говорили о том, что четыре года назад каннская комиссия опрометчиво отвергла «Синий бархат», теперь Каннский фестиваль «исправляется»: в конкурсе — «Дикие сердцем» Дэвида Линча. Он и оказывается победителем: до сих пор перед моими глазами Линч, триумфально стоящий на сцене с Изабеллой Росселлини — своей музой, с которой они помолвлены, но скоро расстанутся. Два года спустя Линч вернется в Канны без Изабеллы, но с Дэвидом Боуи и карликом из фильма «Твин Пикс: огонь, иди со мной». В Каннах наступает эпоха триумфов американского независимого кино: пиком этой эпохи станет победа в 1994-м «Криминального чтива» Квентина Тарантино.

[blockquote]Жюри во главе с Бернардо Бертолуччи отдает дань и тому, и другому лагерю, но главным победителем оказывается Линч[/blockquote]

А началось все в 1989-м, когда Золотой пальмовой ветвью был награжден фильм американского дебютанта Стивена Содерберга «Секс, ложь и видео». Тогда простейшим объяснением казалось то, что президент жюри Вим Вендерс нашел в Содерберге близкого по духу автора, исследующего вуайеристскую природу кинематографа, получившую актуальное подтверждение благодаря появлению доступного и вездесущего видео. Победу «Диких сердцем» в 1990-м так просто не объяснишь.

Кадр из фильма «Секс, ложь и видео»
Кадр из фильма «Секс, ложь и видео»

Этот фильм — самый яркий образец нового тренда «неоварварства», который сформировался за предыдущее десятилетие постмодернизма. Самый яркий, но не единственный: к этому тренду относится и «Такси-блюз» Павла Лунгина. Противоположный «неоварварам» эстетический лагерь представляют «неоакадемисты». К этой категории фильмов мы, российские критики, отнесли фильмы «Цзюй Доу» Чжана Имоу, «Смертельное жало» Кохэя Огури, «Ностальгия по папочке» Бертрана Тавернье, «Сирано де Бержерак» Жан-Поля Раппно.

Жюри во главе с Бернардо Бертолуччи отдает дань и тому, и другому лагерю, но главным победителем оказывается Линч. «Дикие сердцем» своей сумасшедшей энергией отодвинули на второй план и перечисленные выше академически спокойные фильмы, и усталую «Новую волну» Жан-Люка Годара, и опыты политического кино: «Тайный план» Кена Лоуча, «Посмотри на рай» Алана Паркера и авторефлексирующий «Белый охотник черное сердце» Клинта Иствуда.

[blockquote]Поздно вечером, почти ночью, я стоял у каннской лестницы и был свидетелем пятнадцатиминутной овации, которую устроила публика Глебу Панфилову и его актрисе Инне Чуриковой[/blockquote]

Что касается политики, ее нерв проходит через Восточную Европу. 1990-й – особенный год в отношениях Каннского фестиваля с российским кинематографом. Мир находится под огромным впечатлением от горбачевской перестройки и падения Берлинской стены, он открывает «полочное» кино и ждет появления новых шедевров в советской киноиндустрии, освобожденной от партийной цензуры. Как раз в это время я возглавлял в Союзе кинематографистов конфликтную комиссию, задачей которой было освобождение запрещенных фильмов. Перестройка дала возможность свободно работать лучшим советским режиссерам, таким как Алексей Герман и Глеб Панфилов, открыла дорогу в кино молодым талантам. Она резко изменила и баланс сил в странах — бывших советских сателлитах. В конкурсе 1990 года участвуют чешский «полочный» фильм «Ухо» Карела Кахини и польский  «Допрос» Рышарда Бугайского, и это тоже сигнал времени. Играющая в «Допросе» Кристина Янда награждена за лучшую женскую роль. Всего же в каннских программах 1990 года представлены 10 фильмов из Восточной Европы и 8 — из республик СССР (в 2017-м такую ситуацию трудно даже представить).

Самый большой успех в Каннах советское кино снискало в 1958 году, когда победил фильм Михаила Калатозова «Летят журавли». Этот успех до сих пор не повторился: даже Андрей Тарковский, трижды участвовавший в каннском конкурсе, не завоевал Золотой пальмовой ветви. Не удалось это ни Никите Михалкову, ни Александру Сокурову, ни Андрею Звягинцеву. Однако 1990-й принес россиянам небывалое количество тоже очень почетных наград.

Поздно вечером, почти ночью, я стоял у каннской лестницы и был свидетелем пятнадцатиминутной овации, которую устроила публика Глебу Панфилову и его актрисе Инне Чуриковой после премьеры эпического фильма «Мать» по роману Максима Горького. А ведь фильм длился 200 минут и кончился за полночь, но зрители не хотели расходиться. «Мать» явно тяготела к «неоакадемизму», а «неоварваров» from Russia with love представлял Павел Лунгин. Ему, дебютанту, впервые выехавшему за границу, достался приз за режиссуру, о котором безуспешно мечтают тысячи кинематографистов мира. А Панфилов был награжден призом «за художественный вклад». Таково было решение жюри, в состав которого входил выдающийся советский российский режиссер Алексей Герман.

[blockquote]Другая русская авантюра того периода: продюсер-пиарщик по имени Измаил Таги-Заде вывез в Канны киноделегацию из России в составе 600 человек. И все — для рекламы своего фильма об Иване Грозном[/blockquote]

Кадр из фильма «Лебединое озеро. Зона»
Кадр из фильма «Лебединое озеро. Зона»

За пределами конкурса, в «Двухнедельнике режиссеров», показывали картину «Лебединое озеро. Зона» украинского режиссера Юрия Ильенко по сценарию Сергея Параджанова. Армянин по национальности и космополит по убеждениям, Параджанов стоял у истоков украинской школы «поэтического кино», а Ильенко, начинавший как оператор, был ее лучшим учеником. Параджанов несколько лет отсидел в советской тюрьме по обвинению в гомосексуализме и умер как раз в 1990 году. Фильм «Лебединое озеро. Зона» отражает его драматический опыт столкновения с тоталитарной системой. И эта картина не осталась без наград: ей присудило свой приз жюри международной критики ФИПРЕССИ (FIPRESCI), в составе которого мне довелось работать. Это было за год до распада СССР, российская и украинская кинематографии считались тогда частью единой советской. Параджанов своей могучей личностью объединял этот культурный многоязычный Вавилон — русское, украинское, армянское, грузинское кино. Уже во время первых этнических стычек на Кавказе он, армянин, выражал свое восхищение мусульманской культурой. В то время и ему, и кому бы то ни было другому трудно, даже невозможно было представить, насколько разойдутся пути России и Украины через четверть века.

Кадр из фильма «Замри, умри, воскресни»
Кадр из фильма «Замри, умри, воскресни»

В этом же 1990 году в Канны приехал еще один советский режиссер — тогда никому не известный Виталий Каневский с фильмом «Замри, умри, воскресни». Отсидевший в свое время срок к тюрьме, Каневский выглядел в кепочке немного по-блатному, к тому же не владел иностранными языками. Он оказался в Каннах до начала фестиваля и поселился в порту, подрался, а потом подружился с матросами. В конце концов он попал на советский корабль, который был отправлен в Канны из Одессы одной частной кинофирмой (такие в период перестройки рождались, как грибы). Там Каневского нашли представители фестиваля, и он стал героем дня. Понравился и его фильм, и он сам — своей колоритностью. В Каннах даже закрыли глаза на то, что фильм не первый, а второй в биографии режиссера, и наградили его «Золотой камерой» за лучший дебют. Журнал «Кайе дю синема» включил Каневского в список двадцати «режиссеров ХХI века». После этого он навсегда остался во Франции, но, увы, надежд журнала пока не оправдал. Зато игравшая в фильме главную роль Динара Друкарова стала успешной французской актрисой.

[blockquote]Это было время, в котором смешались советская бедность и новорусское купеческое богатство. Будущие телемагнаты могли тогда, приехав в Канны, жить в съемной комнате на восемь человек с «двухэтажными» кроватями[/blockquote]

На одесском корабле шли круглосуточные гулянки. Другая русская авантюра того периода: продюсер-пиарщик по имени Измаил Таги-Заде вывез в Канны киноделегацию из России в составе 600 человек. И все — для рекламы своего фильма об Иване Грозном. Либо шальные деньги решают все, либо произошло чудо: каннская мэрия разрешила в дни фестиваля провести русское конное шествие по Круазетт (после него набережная была сильно загажена) с актером в костюме Грозного и в сопровождении многих известных режиссеров, телеведущих и прочих знаменитостей местного российского масштаба.

Кадр из фильма «Музыка для декабря»
Кадр из фильма «Музыка для декабря»

Это было время, в котором смешались советская бедность и новорусское купеческое богатство. Будущие телемагнаты могли тогда, приехав в Канны, жить в съемной комнате на восемь человек с «двухэтажными» кроватями. Но уже в 1995 году премьеру фильма Ивана Дыховичного «Музыка для декабря» в течение всего фестиваля праздновали на специально снятой яхте с невероятным русским разгулом.

[blockquote]После 1990 года интерес к российскому кино на фестивале, как и во всем киномире, значительно упал. Россия не оправдала надежд на новый художественный взрыв[/blockquote]

Русские — и старые, и новые — любят Лазурный берег и Канны, в частности. Однако уже давно российское кино не хватает звезд с каннского неба: после 1990 года интерес к нему на фестивале, как и во всем киномире, значительно упал. Россия не оправдала надежд на новый художественный взрыв, как было во времена Эйзенштейна и Тарковского. Остается надеяться на новую перестройку.