Фото: Leonardo Patrizi/Getty Images
Фото: Leonardo Patrizi/Getty Images

После «Новой волны»

Теперь все кому не лень перебираются в Латвию. Это стало хорошим тоном и даже некоторым вызовом режиму. То есть и раньше привязанность к Прибалтике выдавала склонность к либеральным взглядам и европейским ценностям, но после скандала с «Новой волной» и введением эмбарго на рижские шпроты это стало особенно очевидно. Отныне только отсталые нувориши загорают на Лазурке и радуют чаевыми официантов Форте-дей-Марми. Продвинутые люди со вкусом и возможностями предпочитают опальную Юрмалу. Прохладный пенсионерский рай, облюбованный когда-то сановными отставниками и звездами российского шоубиза, вдруг обернулся территорией для новой Фронды. Сегодня на террасе «36-й линии», самого модного и одного из самых дорогих ресторанов побережья, царит возбужденная атмосфера московского «Жан-Жака» образца весны 2011 года. С той лишь принципиальной разницей, что еда здесь несравнимо лучше.

Под французский «Сансер» и балтийские суши с кильками так легко развязываются языки, озвучиваются и обретают некую реальность давно похороненные планы. Здесь, конечно, заграница – вон оно, чужое серенькое море и дюны, – но вокруг-то все свои. Тебе подадут чек в латах и евро, но меню будет обязательно на русском. И с официантом можно пообщаться, не терзаясь вопросом, как будет по-латышски «пепельница». Но какое это имеет значение? Тебя и так поймут. Кстати, дымить тут можно тоже без всяких европейских табу и дурацких ограничений. Все легко и понятно, все друзья и товарищи, ну, или, по крайней мере, френды по Facebook.

Этим летом на «36-й» я был только один раз, но кого там только не встретил. И бывшую одноклассницу, известного адвоката. И бывшего главного редактора некогда самой продвинутой газеты, которого я печатал еще в застойные времена, когда он не брезговал разной поденкой. И бывшего благодетеля всех знаменитых гастролеров девяностых годов, ныне главного дуайена российской культуры в Латвии. Такой концентрации знакомых лиц я не припомню даже на главных светских событиях прошлогоднего московского сезона. И хотя обидная приставка «экс» то и дело мелькала в разговорах, было понятно, что «бывшими» здесь никто себя не считает. Да и с какой стати?

Просто если жизнь сама затевает смену декораций, у тебя не остается другого выхода, как подчиниться ее режиссуре и постараться не прозевать свой выход. Каждый его представляет по-разному: кто-то планирует здесь просто пересидеть, пока не отменят санкции или не закроют судебные дела, кто-то надеется наладить новый бизнес в расчете на деньги оппозиционных олигархов или каких-то мифических европейских фондов. Кто-то хочет дописать давно начатый роман или снять кино, непредставимое в нынешних российских условиях.

Фото: Janis Krumins
Фото: Janis Krumins

То и дело в разговорах мелькают знакомые имена: Константин Богомолов, Дарья Мороз, Кирилл Серебренников, Валерий Манский, Галина Тимченко, Леонид Ярмольник, Михаил Ефремов, Алиса Хазанова… Они все здесь. Пока это не эмиграция. Просто ВНЖ. У кого-то контракт, у кого-то бизнес, у кого-то квартира в Риге, а кто-то, как Чулпан Хаматова, мечтает о своем доме в совершенно райском месте, среди заливных лугов и озер Цесиса, что в девяноста километрах от Риги. Я видел картинки этого заповедника, где дома строятся с таким расчетом, что из твоих окон даже не видно соседских крыш. Красота, тишина, покой… Собственно, вот зачем наши люди и рвутся в Латвию. Моя приятельница купила хутор за какие-то вполне вменяемые деньги. У нее там собаки, куры, гектар леса. Она мотается туда-сюда на велосипеде. Купается в ледяном озере и помолодела на пятнадцать лет. А в Москве она чахла над айпэдом, не вылезала из депрессий и могла говорить только о Путине и столичных пробках.

Впрочем, покой – тоже иллюзия. Судя по интернету, редкий день обходится без взаимных наездов и милитаристского скрежета. То российские истребители нарушат воздушное пространство республики, о чем мгновенно завопят все латвийские СМИ. То депутаты местного сейма начнут грозить ввести новые антироссийские законы, то наши думцы вдруг зловеще зашуршат архивными бумажками, мол, надо еще поглядеть, на каком юридическом основании прибалтийские республики покинули СССР, хорошо бы к этому вопросу вернуться, обсудить, проголосовать, постановить… А тут еще безработные жители приграничной Латгалии вдруг возьмутся дружно составлять петиции с просьбой об их включении в состав РФ. Конечно, было бы самое разумное и правильное в эту «бездну на краю» вообще не заглядывать, чтобы не нарушать себе сон, с таким трудом восстановленный под мерный плеск балтийских волн. Но ведь она есть! И никуда от нее не деться, как ни успокаивай себя, что это политика, риторика и прочая мура, для того и придуманная, чтобы жизнь медом не казалась. А здесь, особенно в Юрмале, она все-таки больше похожа на мед, чем в любом другом месте на земле. Точнее, бальзам! Знаменитый рижский бальзам, разлитый по темно-коричневым фаянсовым бутылочкам, запечатанный настоящей сургучной печатью, который мы раньше привозили из командировок, а потом добавляли в чай или кофе. У него такой же резкий, мужественно горький вкус, как и много лет назад. И когда его пьешь мелкими, медленными глотками, то внутри что-то отпускает, заполняя душу тягучим счастьем, заставляющим забыть о страхах, тревогах и невыплаченном кредите в евро.

Это юрмальское лето, обещавшее стать суперубыточным из-за резкого сокращения российских туристов и обломов с рублем, мне не показалось ни особенно холодным, ни слишком малолюдным. Народу было по-прежнему много, особенно в воскресные дни. Рестораны на улице Йомас работали до последнего посетителя и были заполнены до отказа. Клубнику местные бабушки продавали по четыре евро за полулитровую банку. И что самое интересное, кто-то ее за эти деньги покупал! Знаменитый зал «Дзинтари» – главное место действия всей культурно-светской жизни Юрмалы – тоже не пустовал. А концертные афиши, расклеенные по всему побережью, включая пляжные кабинки для переодевания, радовали глаз знакомыми физиономиями российских артистов обоего пола и самых разных жанров. Но главной этим летом была, конечно, она! Самая знаменитая блондинка Латвии, чье имя и голос всегда приходят на память, как только звучат первые аккорды паулсовского «Вернисажа» или вспоминаются самые эффектные мгновения «Новой волны». Теперь ее выход! Читать дальше >>

Фото: Maris Morkans
Фото: Maris Morkans

В начало >>

Лайма Вайкуле. Место встречи изменить нельзя

Я знаком с людьми, которые помнят еще времена, когда Лайма Вайкуле пела и плясала в «Юрас перле» – самом знаменитом варьете на территории бывшего СССР. От него теперь остался только фундамент на пляже в Булдури. Есть и такие, кто знавал ее солисткой Азербайджанской филармонии (был в ее жизни и такой период!). В Баку она сбежала из родной Риги, потому что ее концертные программы безжалостно кромсали, браковали, запрещали. В общем, измывались в лучших советских традициях. Как же без этого? Но Лайма, обдавая льдом и презрением, как умеет только она, шла себе дальше, не оглядываясь назад и не удосуживаясь даже запоминать имена своих обидчиков. За что ее так терзали, сейчас уже даже не вспомнить. Просто с ее первых появлений на сцене было понятно, что ей будет тесно в провинциальном пространстве курортного варьете. Что она обязательно вырвется на всесоюзные, а может, даже международные просторы. И все к этому шло, когда в начале девяностых она перебралась в Америку и даже заключила там контракт. Помешали личные обстоятельства. Нет смысла их сейчас вспоминать. Это уже история.

В общем, Лайма осталась с нами, сохранив за собой титул первой иностранки российской эстрады. Что, конечно, было лестно, но, как выяснилось потом, и небезопасно. Когда в Латвии наступили новые «независимые» времена, у всех артистов, признанных и любимых в России, возникли проблемы. В «коллаборационисты» поспешили записать и всесоюзную любимицу Вию Артмане, и симпатичного Яака Йоалу, и даже Лайму. Длилось это, впрочем, недолго, но подловатая формулировка из местных СМИ «певица латвийского происхождения, пользующаяся популярностью в России» прилепилась к ней прочно. Как обычно в таких случаях, Лайма даже бровью не повела. Как пела, так и продолжала петь свое: про музыканта на крыше, про Венецию зимой, про Акапулько и Пикадилли. Это все ее сюжеты и адреса, ею честно завоеванная территория. И Юрмала – тоже ее. Здесь прошло ее детство, здесь она узнала свой первый настоящий успех. Здесь ее дом, такой же стильный и закрытый для посторонних глаз, как она сама.

Интересно, что, когда тринадцать лет назад первые эстрадные десанты из Москвы обрушились на юрмальское побережье, казалось, кому как не Лайме быть хозяйкой «Новой волны»? Но нет! Пусть официальной музой считается бессменная Алла Борисовна, пусть первой дамой и хозяйкой станет красавица, светская активистка и жена фестивального президента Ольга Крутая. Лайма дипломатично выбрала для себя менее обременительный, но и более подходящий статус «приглашенной звезды»: появилась, показала европейский шик и класс и… исчезла. Ее излюбленная тактика – не петь слишком много, не говорить слишком длинно, не мелькать слишком часто.

Фото предоставлено пресс-службой
Фото предоставлено пресс-службой

В этом году тактику пришлось сменить. Уход «Новой волны» из Юрмалы потребовал адекватного и четко артикулированного ответа: никакой политики, никакой конфронтации и обид. Только любовь и дружба, только нежные объятия и пение дуэтом на латышском, грузинском, русском и украинском языках. То, что неподвластно политикам, по плечу хрупкой артистке. То, над чем долго ломали головы министры и послы, оказалось, можно решить одной улыбкой, нежным рукопожатием или двумя телефонными звонками. Лайма – женщина действия. Она умеет убеждать, добиваться поставленной цели, избегая острых углов и резких заявлений. К тому же у нее был надежный тыл – частный банк Rietumu, взявший на себя большую часть расходов. Так что риски этих ее «Рандеву» были минимальны.

Ставка была сделана на новые имена латышской эстрады. При этом нельзя было игнорировать и вкусы отдыхающей русскоязычной публики, предпочитающей своих звезд и знакомые хиты на русском языке. В конце концов удалось заполучить неутомимого позитивиста Валерия Сюткина, бывшего «секретовца» Максима Леонидова, легендарную Нани Брегвадзе, а для комплекта Сердючку да еще Бориса Моисеева, с недавних пор ставшего юрмальским жителем. Но, конечно, главной звездой была сама Лайма.

Два вечера она не сходила с подмостков концертного зала «Дзинтари», а огромные плазмы, установленные по обе стороны сцены, добросовестно фиксировали смену ее нарядов. В первый вечер я насчитал их шесть. То она была в антрацитово-черном, то в ослепительно белом. То в мужском фраке, то в сверкающем, как чешуя на солнце, платье. Надо сказать, что следить за этими метаморфозами было совсем не скучно, а даже занимательно и приятно, особенно из VIP-ложи, цена которой в былые времена доходила до двадцати пяти тысяч евро за пять фестивальных вечеров. Сейчас самые дорогие места стоили по сто евро за билет, и перед концертом некоторые из них еще оставались в кассе.

Фото: Александр Рюмин/ТАСС
Фото: Александр Рюмин/ТАСС

Может быть, поэтому, как мне показалось, Лайма держалась несколько напряженно. Причина стала понятна, когда выяснилось, что второй хедлайнер концерта, российская певица Ваенга буквально за день до приезда отказалась от участия. То ли правда зуб сломала, как гласила официальная версия, то ли не рискнула проигнорировать авторитетные рекомендации. Впрочем, понять артистку можно: ей ведь в России жить, а не в Юрмале петь! В последний момент пришлось программу перестраивать, затыкая брешь неутомимой Сердючкой с ее заводными хлопцами в белых шортах. Так что, если не считать коллективного пения «Я иду такая вся в “Дольче Габбана”» и нескольких классических хитов Паулса, первый концерт получился преимущественно латышским.

Еще ни разу не слышал, чтобы Лайма столько пела и говорила на родном языке. Никогда не видел в одном месте столько местных певцов. Фаворитка последнего «Евровидения» черноокая Aminata появилась в алом платье с таким длинным шлейфом, что его несли, а потом расправляли на сцене две помощницы. Марсианский облик контрастировал с детским лицом и испуганными глазами, особенно когда Лайма попыталась с ней спеть вместе. Было понятно, что это дитя из другой галактики и лучше ее туда отпустить обратно. Зато приятный тенор Яниса Стибелиса оказался незаменим в дуэтах с хозяйкой шоу и звучал вполне убедительно. Крупная дева в белом с красным венком на голове Линда Линн выдала что-то нейтрально-джазовое, показав диапазон классной джазовой вокалистки. Симпатичный Андрис Эрглис не поразил ничем, но, в общем, ничего и не испортил.

На фоне этого евростандарта, конечно, выделялся Интарс Бусулис – народный любимец, национальная гордость и главная надежда латышской эстрады. Никакой пресловутой прибалтийской сдержанности. Напротив! Какая-то гуцульская, неистовая пронзительность, клокочущая цыганская страсть. Так можно петь, только когда тебе надо выкричать боль или радость прямо сейчас, не медля ни секунды, иначе разорвется сердце. Поэтому Интарс так легко переходит на крик, на вопль. Может быть, даже чаще, чем нужно. Он с разбега берет самую верхнюю и пронзительную ноту «песни на краю» и длит ее так отчаянно долго, пока уже изнемогающий зал не взорвется аплодисментами. Отец троих детей, брутальный детина с серьгами в обоих ушах и пятидневной щетиной на упитанных щеках, он оказался тонким и романтичным интерпретатором старого хита Яака Йоалы «Я тебя рисую». А как здорово у него получилась «Нева» из репертуара слинявшей Ваенги! И каждая песня – прощальная баллада перед тем, как расстаться навсегда. И каждый бис на разрыв аорты.

Фото: Максим Блинов/РИА Новости
Фото: Максим Блинов/РИА Новости

Но когда он еще взял в руки тромбон и исполнил на нем свое соло, зал буквально задохнулся, не в силах поверить своим глазам и ушам, что все это один и тот же артист! Но это был он, Интарс Бусулис, человек-оркестр, первый певец новой Латвии, звезда без всяких скидок на географию и место жительства. Только ради него одного можно было затеять это «Рандеву» в «Дзинтари». А ведь был еще и солист Brainstorm, элегантный рижанин, насмешливый интеллектуал Ренарс Кауперс, выступивший во второй день. Я видел, как при его появлении весь зал, как по команде, вскинул руки с айфонами и запел вместе с ним «Скользкие улицы». Это было как раз то самое латышское многоголосие, которое никогда раньше на подобных концертах не звучало. А ведь хор для латышей – это все. В нем поют всю жизнь и до последнего часа. Солисты, в общем-то, редкость. Индивидуализм не поощряется. Национальный характер культивирует скромность, деликатность, даже робость, которая как раз и преодолевается хоровым пением, этой способностью слышать другой голос и слиться с ним, подчинившись общей мелодии.

На «Рандеву» таких мгновений было немного, но они были! И когда пел Кауперс, и когда прозвучал ностальгический гимн семидесятых «Листья желтые». Лайма специально исполнила куплеты на латышском и русском языках. Ведь этот давний шлягер Паулса в равной степени принадлежит всем. Так много в нем всего сошлось: и музыка Ма­эстро, и наша юность, и юрмальские закаты, и улочки Риги, и вся наша счастливая, несчастная, утомительная и прекрасная жизнь, которая по-прежнему шуршит под ногами бессонными листьями, поет голосом Лаймы Вайкуле, утешая, но элегантно уходя от ответа на самые главные вопросы. Предполагается ли продолжение? Когда будут новые Rendez-vous? На этот счет главный спонсор, вице-президент Rietumu Banka Александр Дмитриевич Гафин не спешит сказать что-то определенное. Сама же Лайма только ослепительно улыбается. Что касается ее ближайших планов, то в октябре ее все ждут на «Новой волне» в… Сочи.С

Читайте также:

Мэр Риги Нил Ушаков. На суше и на море

Галина Тимченко. Голова Медузы

Борис Тетерев. Têtе-à-tête и другие радости жизни

Янис Круминьш. Марш несогласного