Подавать или не подавать пальто? О повседневной жизни женщины в России

«Женская доля» — устойчивое выражение, которое сегодня может восприниматься с иронией: оно предполагает, что эта доля непременно должна быть тяжелой, но в то же время в нем можно прозреть и дискриминирующий смысл; слово «доля» редко ассоциируется с равной частью чего-либо (опыта, комфорта, прав, ответственности) и часто — с частью меньшей, подчиненной. Существует негласный консенсус о том, что у женщин в России особая судьба, что тяготы и особенности национального быта сказываются на женщине особым образом. Это может быть вполне справедливо для таких экстремальных ситуаций, как война (вспомним «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич), но насколько это справедливо для обычной, мирной повседневности? Действительно ли повседневная жизнь женщины в России так сильно отличается от повседневной жизни женщины в США, Франции, Италии, Китае, Японии — если отвлечься от мифологий, которыми окружены эти страны?

Наталья Пушкарева, доктор исторических наук, профессор, заведующая сектором этногендерных исследований Института этнологии и антропологии РАН, президент Российской ассоциации исследователей женской истории (РАИЖИ)

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женщин в других странах?

В нашей стране женщины в массе своей десятилетиями (если не столетиями) не живут, а выживают. Вся история женской повседневности в России — история совладания с трудностями, умения справляться с ситуацией (полагаясь именно на свои силы, не рассчитывая на отцов, мужей, сыновей, а также власть — там тоже одни мужчины). Не пытайтесь обнаружить, говоря с россиянками, особенности их гедонистских практик: их просто нет.

Казалось бы, общих женских социальных интересов, как и общей женской политической повестки (что это за политический актор — все женщины?) не существует. Однако не стоит забывать, что решение женского вопроса в СССР имело следствием не только тоталитарную андрогинию — уравнение женщин в праве работать наравне с мужчиной, но и нечто позитивное: право избирать и быть избранными без гендерных различий, равенство в имущественных правах, в праве представительства и свидетельства. Соблюдение этих прав, возможности их реализации (часто ограниченные) — вопрос иной. Но права эти теперь уже в наличии, они — завоевание XX века и Октябрьской революции, это то, что женсоветы, женотделы и политика власти по женскому вопросу закрепили документально именно для всех наших женщин. Это отличает их социальный статус от положения их сестер в других странах.

В нашей стране, в отличие от множества других, и западных, и восточных, и африканских, женщины слабо представлены во власти (Россия тут на 103-м месте, позади не только Швеции или США, но даже Руанды или Азербайджана), у нас мало бизнес-структур, управляемых женщинами. Между тем процесс постепенного увеличения процента женщин на ключевых постах, на уровне принятия решений — это знак цивилизационного прогресса. В этом смысле мы отстаем. В нашей стране женщины не хотят подчиняться женщинам; особенностью женского электорального поведения в РФ является то, что у нас женщины за женщин не голосуют и считают, что уж если подчиняться, так мужчинам.

2. Как соотносятся многочисленные нормы этикета, существующие по отношению к женщинам (уступать место, подавать пальто), с фактической дискриминацией, соображениями о том, что женщина менее профессиональна, чем мужчина, в определенных или всех областях, недоверием к женскому труду и творчеству?

Именно в нашей стране «доброжелательный сексизм» — норма. А то, что описано выше, — нормы этикета в отношении женщин — по идее, должно распространяться на любого воспитанного человека. «Не подают друг другу пальто только швейцары» — высказывание, приписываемое А. П. Чехову. Уступить место старшему либо тому, кому ты симпатизируешь и хочешь сделать приятное, — естественно. Но когда такие нормы обращены именно к женщинам — это именно мягкий, неагрессивный сексизм.

Социальное же иждивенчество само по себе удобно! Женщинам нравится, как правило, это участие, ведь им сызмальства внушают, что они нежные, хрупкие создания, которыми мужчина должен восхищаться, оберегать, защищать. Ну, а им — в благодарность — за это нужно мужчин обслуживать.

Надо ли ей сопротивляться — это каждая женщина (феминистка в том числе) решает для себя сама.

3. Чем бытовое поведение женщин поколения ваших родителей отличается от бытового поведения женщин вашего возраста, окружающих вас?

На первое место, как ни покажется странным, я бы поставила тривиализацию знаний о контрацепции. Это то, что буквально перевернуло и гендерные роли, и бюджеты времени мужчин и женщин, и нормы поведения, и стереотипы. Женщины старших поколений были мало информированы, а уровень развития фармацевтики оставлял желать лучшего. Поколение наших мам, таким образом, было во-первых, молчащим (темы сексуальной жизни, а тем более женского сексуального удовольствия были запретными), а во-вторых, полностью зависимым от мужчин, степени их внимательности, аккуратности, подготовленности и т. д.

Второе бытовое отличие связано с технической оснащенностью быта. Поколение наших родителей радовалось первым холодильникам, стиральным машинам и далее по нарастающей: пылесосы (на которые в довоенном немецком фильме «Петерс» смотрели как на чудо), полотеры, электрические мясорубки, миксеры… Огромным прорывом в деле воспитания детей стали памперсы: в США они появились в 1961 году (и происходят от англ. pamper — «баловать»), а у нас — в 1980-е гг.

Третий момент, связанный с первыми двумя, — это иные возможности проведения досуга у наших родителей и у нас (а затем и у наших детей, они еще более отличны от способа проведения свободного времени у бабушек и дедушек, да и от нашего тоже). Поколение родителей привыкло к большей коллективности, пожалуй, даже многолюдности проведения досуга (которая, кстати, вырабатывала навыки социальной компетентности, в том числе в общении между поколениями), ограниченности выбора, которую считало нормальной (турпоходы, отпуск на даче, коллективные празднования праздников, в том числе государственных). Лишь в столицах и крупных городах узкая прослойка населения могла бывать за рубежом. Большее значение имело чтение («самая читающая страна в мире»). Досуг нашего поколения и наших детей отличается большей индивидуализированностью, большим спектром возможностей, большей свободой самовыражения. Подробнее можно прочесть в моей статье.

Александр Першай, доктор философии, исследователь Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета. Редактор образовательного феминистского альманаха «Женщины в политике: Новые подходы к политическому»

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женщин в других странах?

Отсутствие социальной защиты — одно из таких отличий. Речь идет не только о помощи в ситуации сексуальных домогательств на работе или насилия в семье, когда нужны шелтеры и центры психологической помощи — чем больше таких программ, тем лучше. Нужно также учитывать «невидимую» сторону повседневного сексизма. В России и других постсоветских странах отсутствует система, препятствующая распространению сексистских стереотипов в медиа и повседневном общении. Поэтому постсоветским женщинам приходится жить не просто с чувством социальной незащищенности, но и психологической безысходности — их никто не слышит, даже если закричать. У женщин нет дискурсивного голоса, позволяющего громко сказать: «Я женщина. Я имею право на собственное мнение. Я могу жить независимо и сама распоряжаться собственной жизнью».

Эти вещи связаны напрямую: каждый раз, когда вы подаете женщине пальто или пододвигаете стул, вы косвенно показываете, что она не в состоянии делать эти вещи сама, и тем самым воссоздаете стереотип о том, что женщины — это несамостоятельная и зависимая (от мужчин и общества в целом) категория. Такие действия могут быть маркированы по-разному, например, культурная традиция, воспитание, нормы этикета и др., но это не делает их менее сексистcкими, потому что они не просто подчеркивают пол, а указывают на социальные позиции сторон, участвующих в этом гендерном «ритуальном» акте. Женщина показывается как несамостоятельный член общества, нуждающийся в мужской опеке, а мужчина — как тот, без кого женщина якобы не справится. По сути эти поступки — своего рода мини-проекция патриархатного общества. То есть речь не о том, что кто-то пытается быть вежливым, завоевать расположение женщины или просто быть порядочным человеком, а о том, что символически «проговаривается» ущербность женщины, ее неспособность быть равной мужчине в принятии решений, творчестве и труде.

Здесь многое зависит от социального класса, образования и места проживания. Я говорю о городских семьях, члены которых окончили университет и работают в административных и творческих областях. Перемены чувствуются в отношении к форме организации совместной жизни. «Зарегистрированный» брак все чаще уступает место гражданскому, что не препятствует наличию совместных детей. Многие женщины поровну делят бытовые обязанности с партнером или супругом и стараются вместе проводить больше времени, путешествуя (например, работая удаленно) или посещая культурные мероприятия. В то время как поколение наших мам работало в «две смены» — занималось готовкой, стиркой и уроками с детьми после «основной» работы. Но, несмотря на кажущуюся бОльшую степень социальной свободы, молодое поколение женщин имеет дело с новой формой повседневного сексизма — оно подвергается агрессивной объективации в электронных медиа и социальных сетях. Сексистские стереотипы и комментарии в «Фейсбуке», «Вконтакте», «Инстаграме» и пр. беспрерывно «сыпятся» на пользовательниц, а попытки уличить кого-то в предвзятом отношении к женщине часто приводят к троллингу. Эта форма «прикрытого» бытового сексизма появилась недавно, но по силе внедренности в нашу повседневность с ней сложно что-то сравнивать, равно как и предлагать действенные способы бороться с этим.

Анна Темкина, доктор философии (Университет Хельсинки), содиректор программы гендерных исследований, профессор факультета политических наук и социологии ЕУСПб

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женщин в других странах?

В России женщины в значительной степени используют ресурсы «вторичности, подчиненности», приспосабливаясь к нормам культурного патриархата, т. е. культурным нормам, которые обозначают статус мужчин как более высокий. Признавать себя слабой в ряде случаев бывает удобным и выгодным. Однако структурно патриархат, например, возлагая на женщин ответственность за увеличение населения, может оборачиваться отказом в равных правах при найме на работу беременной женщине, матери двоих детей, пожилой женщине и пр. Еще одна особенность российского контекста — феномен, который в гендерной социологии называется эссенциализацией, — социальные явления и иерархии трактуются как биологические, т. е. вечные и неизменные. И хотя в XXI веке и женщины, и мужчины поменялись очень сильно, общественный дискурс и государство в России постоянно вменяют им вечное и неизменное природное предназначение. Согласно этой доктрине статус женщин вторичен. И если в Европе данную доктрину женщины и общественные движения активно оспаривают уже более сорока лет, то в России лишь небольшие сообщества интересуются этими идеями. Статус вторичности женщин по признаку пола общественно не оспаривается, хотя он необязательно задает индивидуальные стратегии.

Этикет, согласно теориям социального взаимодействия, — это основа гендерного порядка. Культурный патриархат воспроизводится не через то, что этикет выполняется, а через то, что участникам это представляется правильным и естественным. Однако более важными в настоящее время многие социологи считают не этикет, а структурные факторы — как устроены отношения на рынке труда и профессиональной занятости, как устроена социальная политика, здравоохранение, образование и пр. Между уровнем взаимодействий (кто кому подает пальто) и структурными барьерами в трудовой занятости для женщины с маленьким ребенком не существует прямой связи, однако одно косвенно поддерживает другое. Между гендерным этикетом вежливости, с одной стороны, и нехваткой детских садов и невниманием государства к обеспечению качественной заботы о детях также нет прямой связи. Женщины, независимо от того, подает ли им кто-нибудь пальто, с годами все более отстают в своей карьере, поскольку о именно они компенсируют структурную нехватку мест в хороших детских садах, недостаточно качественное лечение в бесплатных поликлиниках, нехватку помощи в заботе о пожилых людях и пр. Таким образом, когда женщины отстают по структурным причинам, складывается и поддерживается эссенциалистский стереотип о том, что они не могут и не хотят стремиться к высоким достижениям. То есть они являются «слабым полом», которому нужно уступать место и подавать пальто, т. е. выполнять действия, которые выглядят правильными и соответствуют нормам культурного патриархата.

Поколенческих различий так много, что скорее становится интересен вопрос о том, а что же осталось неизменным? Изменились сексуальные практики и практики интимной жизни, отношение к детям и родителям, к беременности и родам, к медицине, здоровью и образованию, к питанию, организации быта, свободному времени, потреблению и пр. Объединяющий вектор для молодого поколения в городах — наличие множественных осознанных выборов в разных сферах, коммерциализация и индивидуализация поведения. Возрастает роль экспертного знания, которое диктует жизненные образцы: как питаться, как одеваться, как предохраняться, когда рожать и как организовывать роды, как развивать ребенка, как заниматься сексом и строить правильные отношения с партнером. Растут требования к качеству сервиса, поведение становится все более потребительски ориентированным. Однако выбор доступен не всем, а только тем группам, у которых есть ресурсы. У образованных женщин, несмотря на разнообразные структурные ограничения, формируются карьерные идеалы и идеалы «интенсивного материнства» — это уже не просто «работающая мать» советского времени, у которой было очень мало выбора в осуществлении баланса гендерных ролей. Это стратегическое выстраивание профессиональной карьеры и заботы о детях. Жизнь для многих все более становится индивидуальным (или партнерским) проектом, нормы и ценности не передаются автоматически от поколения к поколению. С другой стороны, и вызовов становится гораздо больше, проекты не всегда осуществимы — далеко не всеми обстоятельствами жизни удается управлять.

Анна Шадрина, социолог, автор книги «Не замужем: секс, любовь и семья за пределами брака (НЛО, 2014), аспирантка университета Лондона (Биркбек)

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женин в других странах?

Чтобы пытаться ответить на этот вопрос, необходимо уточнить, о какой женщине идет речь. Полагаю, руководительница фирмы из Москвы, трудовая мигрантка из Таджикистана и учительница из Архангельска при прочих равных данных могут вести очень разные жизни. При этом нужно еще оговаривать, с ровесницами из каких именно других стран мы хотим сравнить условную россиянку. Тем не менее, если посмотреть на жизнь женщин из российской глубинки глазами западной современницы, действительно, можно увидеть некоторые общности и различия. Недавно вышла книга, которую я лично ждала 10 лет. Она называется «Женщины без мужчин. Незамужние матери и трансформация семьи в новой России». Ее написала американская исследовательница Дженнифер Утрата, проведя 12 месяцев в Калуге и опросив более 150 женщин и мужчин. Утрата описала то, что в России все знают, но стесняются произнести вслух. Ее исследование показало, что в нынешних условиях россиянки, растящие детей, часто перегружены более предыдущего поколения матерей. Государственной поддержки материнства сегодня меньше, детский досуг стал платным, рабочие места перестали быть гарантированными, неуверенность в завтрашнем дне растет. В то же время семейная идеология все больше поощряет традиционное разделение гендерных ролей. В условиях России это значит, что мужчины чаще всего социализируются через обильное потребление алкоголя. Такой способ самоутверждения не способствует вовлечению мужчин в семейную жизнь, часто провоцирует бытовое насилие и побочные связи. Неудивительно, что такое положение не устраивает многих женщин. Вот почему растет число незамужних матерей. Утрата пишет, что вне зависимости от того, есть ли у россиянки муж или бойфренд, то, что делает ее по-настоящему одинокой матерью, — это отсутствие помощи со стороны бабушки, ее собственной матери. В западных странах бабушки традиционно вовлечены в семейную жизнь своих дочерей меньше, поэтому мужчины там более охотно перенимают норму заботливого отца и мужа.

Я вижу это как форму общественного договора, который все сложнее выполнять в рыночных условиях: «женщины уступят мужчинам лучшие профессиональные места с более высокими зарплатами, за это мужчины подадут женщинам пальто». На мой взгляд, это — недобросовестная сделка. В ситуации политического бессилия, перегруженности в домашней сфере и затрудненного допуска к лучшим рабочим местам многие женщины соглашаются «хоть на что-то», «пусть тогда хоть в ресторане за меня заплатят». Но этот парадоксальный компромисс — «кто красивая, та и выполняет самую грязную и непрестижную работу» — на деле работает плохо, о чем свидетельствуют показатели разводов, по части которых Россия в числе мировых лидеров. Если оба работают одинаково много, но на женщине еще и быт, и дети, как бы галантно перед ней ни открыли дверь, рано или поздно такой порядок начинает вызывать вопросы.

Я родилась в Белоруссии в 1975 году. Безусловно, быт поколения моей мамы был не так автоматизирован. Моя мама стирала руками и оставляла мне тарелочку с обедом, накрытую другой тарелочкой, завернутую в полотенце между двумя подушками, чтобы я, придя из школы, «покушала горяченького». Однако поколению моей мамы не надо было платить за развлечения и раннее развитие своих детей, не надо было думать о том, где взять деньги на приличный университет, никто не ожидал от советских матерей компетенций в психологии, тайм-менеджменте, логистике. Судя по тому, что я слышу от нынешних матерей, нагрузка на женщин сегодня очень большая, притом что поддержки со стороны государства и мужчин стало меньше. Я как раз сейчас пишу диссертацию о том, что российские бабушки постепенно начинают задумываться, действительно ли они хотят посвящать свою жизнь заботе о внуках? Мне интересно, что будет с российской семьей, если российские бабушки внемлют модным идеям про «третью молодость» и станут интересоваться чем-то, помимо поддержания своих дочерей? Окажется ли государство готовым к такому повороту и кто подхватит брошенную бабушками роль всегда на все готовой помощницы?

Ольга Сасункевич, PhD, лектор департамента медиа Европейского гуманитарного университета (ЕГУ), исследовательница Центра гендерных исследований ЕГУ

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женщин в других странах?

Мне сложно судить о российских женщинах, т. к. я родом из Минска, некоторое время жила в Германии и Швеции, сейчас работаю в Литве. Наличие опыта проживания в разных странах укрепило меня в мысли о том, что организация повседневной жизни в меньшей степени зависит от национальных особенностей, в большей — от места проживания (город или деревня, большой город или маленький) и социального статуса. Поэтому, мне кажется, что у образованной, хорошо зарабатывающей москвички, проживающей самостоятельно, будет больше общего с жительницей Берлина или Нью-Йорка такого же социального статуса, чем с одинокой матерью, живущей в маленьком российском городе. Хотя, что действительно бросается в глаза, так это то, что в наших странах, как мне кажется, иначе складываются отношения матерей с детьми. В частности, в Беларуси, но также, думаю, и в России женщины больше и дольше заботятся о своих детях, даже когда они становятся совсем взрослыми.

Конечно, эти нормы этикета во многом сложились из представления о том, что женщина как слабый пол нуждается в «особом отношении» и заботе. Они также носят отпечаток своего времени, то есть отражают структуру того общества, в котором они появляются. Новое общество, иные представления о женском и мужском предполагают и новые этикетные правила. Поэтому мне лично иногда неловко, когда мне подают верхнюю одежду или руку при выходе из транспорта. Я не чувствую, что я в этом нуждаюсь. Но одновременно мне не нравится, когда феминистская дискуссия сводится к тому, что уступив место в транспорте, мужчина посягает на женские права и обесценивает ее достижения как профессионалки. Мне кажется, такие дискуссии часто отвлекают от более важных проблем с точки зрения гендерного неравенства.

В моем окружении очень много женщин, не имеющих стабильных партнерских отношений и не связывающих свой жизненный проект с замужеством. Большинство моих подруг, включая меня, или вообще не имеют детей, или их дети очень маленькие, то есть, по меркам наших родителей, они очень поздно (после 30) решились на этот шаг. Это, безусловно, влияет и на бытовое поведение. Благодаря современной бытовой технике быт перестает отнимать так много времени, как это было раньше. Соответственно, хотя женщины в среднем продолжают тратить больше времени на домашнюю работу, чем мужчины, эти временные затраты все же сокращаются. Следовательно, у женщин моего поколения освобождается время для самореализации как в карьерном плане, так и в плане увлечений и других интересов, не связанных с ведением домашнего хозяйства.

Ирина Костерина, координатор программы «Гендерная демократия» Фонда им. Генриха Белля, кандидат социологических наук

1. Как вы думаете, чем жизнь женщины в России особенно отличается от жизни женщин в других странах?

Положение женщин в России очень противоречивое: с одной стороны, Россия была одной из первых стран, предоставивших женщинам основные права — политические, экономические, социальные, эмансипационный проект 20-х годов, когда женщина стала полноценным экономическим субъектом, а государство взяло на себя функцию заботы о детях и быте, был революционным для того времени. С другой стороны, традиционное разделение ролей и жесткие гендерные стереотипы никуда не делись. Это привело к тому, что от российской женщины сейчас ожидают, что она должна и деньги зарабатывать, и за мужем и детьми ухаживать, и быть красивой и ухоженной. У иностранцев есть стереотип о российских женщинах, что они даже в «Пятерочку» идут при макияже, с укладкой, в золоте и на каблуках, и не только потому, что есть вероятность по дороге встретить принца, но и потому, что общественное мнение и давление сильно угнетает даже в мегаполисах.

Этикет и всякие пальто-подавательные манеры — это пережитки куртуазных практик высшего сословия, сейчас это сохраняется в очень немногих средах, но, что интересно, в России по-прежнему ценится. Российские женщины любят ухаживания, цветы, подавание ручек, открывание дверей — и весь этот набор. И конечно, это отражение патриархатной гендерной иерархии, где женщин называют «прекрасный пол» или «слабый пол», и многие разделяют убеждение, что у женщины меньше мозг, следовательно, у нее менее развитые интеллектуальные способности и психические реакции. Женщина может весь день укладывать шпалы или руководить предприятием, но в приватной сфере ее муж все равно ведет себя как «сильный пол», и многие женщины охотно изображают из себя трепетных ланей и хотят, чтобы им подавали руку, когда они выходят из машины. С другой стороны, многие феминистские инициативы выступают как раз против этой бессмысленной игры и выдвигают лозунги «Не дарите цветы, подарите закон», подчеркивая, что женщинам нужны работающие законы и борьба с дискриминацией, а без ухаживаний мы как-нибудь проживем.

Сколько себя помню, родители (и родители моих сверстников) готовили девочек в основном к роли хорошей жены: уметь вкусно готовить, держать дом в чистоте, быть скромной и послушной. Потом, к счастью, пришли 90-е и прокатились катком по всем гендерным ролям, и частично поменяли приоритеты и стратегии. Но все равно в поколении наших родителей гораздо глубже сидит биологический детерминизм, представления о том, что у мужчин и женщин разная природа. Медики и психологи того поколения учили в институтах, что женщины «по своей природе» не могут быть руководителями, хуже водят машину (реакция у них другая), зато все женщины от рождения являются хорошими женами и матерями. И еще, в том поколении очень популярны практики «власти слабых», женские манипуляции из серии «мужчина — голова, а женщина — шея». Мое поколение и следующие за ними были, может быть, не в идеологиях, но в реальной жизни все более и более эгалитарные, но не все так просто — часто это вопрос «среды» и образования/социализации, а вовсе не поколений.