«Родителей волновала моя успеваемость, а не задиры-одноклассники»

Татьяна, 20 лет, Краснодар

Одноклассники всегда считали меня странным ребенком: я не стремилась общаться и играть с ровесниками, мне было интереснее со взрослыми. В 12 лет меня перевели в другой класс. Из старого класса со мной перешел мальчик, который мне нравился. Я была толстой замкнутой девочкой, мое внимание его напрягало. Мальчик был общительный и, в отличие от меня, легко подружился с новыми одноклассниками, при этом наговорив им не лучшие вещи обо мне.

Поначалу дело не заходило дальше насмешек, обзывательств, грубых шуток. Однако я не смогла защититься от этого, что и развязало одноклассникам руки. Они портили, ломали, отбирали мои вещи, играли сумкой в футбол, плевали на волосы или одежду, тайно фотографировали в раздевалке перед физкультурой и распространяли фото по школе, могли бить — сначала по одному, затем группой.

Родители решили разобраться с травлей, только когда я однажды вернулась из школы с синяками и в грязной одежде

Родителей волновали не задиры, а моя сильно упавшая успеваемость. Они решили разобраться с травлей, только когда я однажды вернулась из школы с синяками и в грязной одежде. Классный руководитель и администрация школы пытались все скрыть: им не нужны были лишние проблемы, поэтому они говорили, что я сама провоцирую агрессию. Поначалу родители верили учителям, ругали меня за якобы плохое поведение и низкие отметки. Во время второго визита мамы в школу к ней подошла девочка, в травле не участвовавшая, и рассказала, что происходит на самом деле. Тогда мама поняла, что с учителями разговаривать бесполезно, и после окончания учебного года перевела меня в другую школу.

Всех проблем это не решило: я тогда жила в маленьком городе, где все обо всех знали, но, к счастью, травля не повторилась. Я ни с кем не общалась, сильно замкнулась в себе, была обижена на родителей из-за их недоверия и часто с ними ссорилась. В дальнейшем моя подавленность вылилась в депрессию, которая потребовала медикаментозного лечения и психотерапии. Последствия той травли я периодически ощущаю до сих пор: я слишком застенчивая, мне трудно общаться с незнакомыми людьми.

«Меня трясет при мысли о новых коллегах»

Наталья, 27 лет, Москва

Я работала помощником гендиректора в крупной промышленной компании. С радостью ходила в офис, быстро нашла общий язык с гендиректором-экспатом, да и коллектив меня устраивал. Потом моего руководителя убрали из компании. За пару месяцев у меня сменилось несколько начальников. После ухода экспата всех, кто был в его команде, постепенно увольняли.

Раньше я нормально общалась с коллегами, мы помогали друг другу, вместе обедали. Не скажу, что дружили, но и неприязни не было. Я была младше моих коллег, и при старом начальнике мне приходилось делегировать им задачи, не являясь их руководителем. Возможно, я была слишком жесткой, и на меня уже тогда стали обижаться. Но, скорее всего, кому-то из коллег просто пообещали мое место. После ухода руководителя я часто слышала в свой адрес: «Ты вообще никогда нам не нравилась, бывший гендиректор тоже тобой был недоволен» (хотя это и не так). Девушки постоянно обсуждали мою фигуру, одежду, прическу. Меня перестали звать на дни рождения: пока все ели пиццу-пироги, я сидела в отделе одна. Мне постоянно предъявляли претензии по качеству работы, говорили, что я неумеха. Соседки по кабинету игнорировали мои поручения. Один раз, когда я приболела и осталась дома, мне позвонили и нагрубили, что я притворяюсь. Новые руководители не давали мне почти никаких заданий. Я пыталась узнать, как мы будем строить работу, но они уходили от диалога. Когда я пожаловалась начальнику на коллег и попросила защитить, он рассказал им, и все стало еще хуже. Я держалась и делала вид, что ничего не происходит, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь увидел мои слезы.

Напряжение нарастало, на нервной почве у меня начались проблемы с желудком, болела шея. Пришлось даже обратиться к психотерапевту

Я очень коммуникабельная, но совсем перестала говорить с людьми на работе. Родные ежедневно выслушивали мои истерики и крики, что я так больше не могу. Они меня очень поддерживали. Напряжение нарастало, на нервной почве у меня начались проблемы с желудком, болела шея. Пришлось даже обратиться к психотерапевту.

В итоге я надавила на эйчара, вызвав его на разговор о том, что я не нужна новому начальству. После этого я очень сильно заболела, а когда вернулась с больничного, мне предложили подписать документы для увольнения по соглашению сторон.

После увольнения я почувствовала себя свободной и сразу уехала в путешествие. Вернувшись, я зарегистрировалась как безработная. Поначалу было страшно ходить на собеседования, я чувствовала себя очень неуверенно: как поверить в себя, если целыми днями на тебя давят и говорят, что ты идиотка и уродина? Со временем стало лучше. Я больше не рыдаю, смело хожу на собеседования, говорю с людьми, изучаю новое. Я верю, что найду новую достойную работу, но мысль о новых коллегах до сих пор вызывает у меня страх.

«Разговоры с родителями не помогли: одноклассники предъявили мне за стукачество»

Сергей, 15 лет, Ижевск

До седьмого класса меня травили меня из-за лишнего веса: толкали, тыкали пальцем и говорили, что я люблю полную одноклассницу и стану ее мужем. Я из небогатой семьи, и когда в пятом классе родители подарили мне новый сотовый телефон, одноклассники смеялись: «Ты у кого своровал этот телефон? Или банк ограбил?» Травила «элита» класса и даже те одноклассники, которых я считал друзьями. Было много разговоров с родителями, классным руководителем. Завуч и психолог даже разговаривали с зачинщиками травли, но это не помогло. Мне еще и предъявляли за стукачество; хорошо хоть до драки не дошло.

В конце концов я перевелся в школу в другом районе. Там меня никто не трогал, но проучился я всего две четверти. Мне пришлось вернуться обратно; из-за того, что новая школа была слишком далеко, я постоянно опаздывал на уроки и не тянул программу. Как ни странно, одноклассники больше меня не травили. Зато стали издеваться учителя: они говорили, что все парни попадут в тюрьму или станут дворниками, а девушки будут проститутками. Все это перемежалось монологами о потерянном поколении.

Мне очень обидно, хотя я и не показываю. Сейчас, в 9-м классе, у меня нет ни малейшего желания появляться в школе. Я часто прогуливаю. Друзей у меня нет, ни с кем не общаюсь: я считал нескольких одноклассников друзьями, но после их подстав и пакостей стал социофобом.

«Надо мной смеялись, потому что я — мать-одиночка»

Елена, 34 года, Якутск

Четыре года назад я устроилась на работу в общепит. У нас в смене было два старших повара (обе замужем и с детьми). Сначала они смеялись над тем, что я мать-одиночка, спрашивали: «Тебе мужика не хочется?» — и сватали коллегам. Потом я сказала, что вовсе не одинока, у меня есть мужчина и до него были. И эти женщины стали называть меня проституткой и шалавой. Я относилась к младшему персоналу и соблюдала субординацию, просто не могла ответить им. Приходилось молчать и улыбаться.

Однажды в разговоре одна из поваров сказала, что ее тринадцатилетний сын каждый день ровно в семь вечера должен быть дома. Это меня удивило, и я спросила: «Неужели ты не боишься, что сын сбежит от тебя, когда вырастет?» После этого повар меня возненавидела и устроила настоящую травлю. Все, что я говорила, использовали против, меня тут же поднимали на смех. Когда на работе было свободное время, я бралась за книгу, повара говорили, что книги мне совсем не помогают, я как была дурой, так и остаюсь. Они обвиняли меня в том, что я плохая мать, потому что я ничего не рассказывала им о сыне. Как-то повар заговорила о расплодившихся тараканах. Я вспомнила, как в детстве сама делала отраву для них, и дала несколько советов. Меня тут же начали обсуждать: «У нее совсем не было друзей, она сидела дома с тараканами и мышами. Про сына молчит, а про тараканов рассказывает. Вот ей и нужно жить с ними дальше!»

Я написала докладную на обидчиц и сразу почувствовала себя лучше. Документ исчез со стола заведующей: коллектив не хотел скандала

Я молчала. Это место было для меня единственным удобным вариантом: я работала рядом с ребенком, да и график был подходящий. Держала все в себе и заработала невроз и бессонницу, чувствовала себя разбитой и жила в постоянном напряжении. Потом я обратилась за помощью к онлайн-психологу. Консультация прибавила мне уверенности, я написала докладную на обидчиц и сразу почувствовала себя лучше. Документ исчез со стола заведующей: коллектив не хотел скандала. Повара стали извиняться и умолять, чтобы я не поднимала шумиху. Они уверяли, что очень любят меня и что это были лишь невинные шутки. Хоть я и не слишком им поверила, мне было достаточно раскаяния, чтобы успокоиться и жить дальше. Мы проработали вместе еще полгода: от меня отстали и даже как будто начали побаиваться и уважать. Не знаю, что они говорили за спиной, но в лицо мне только улыбались. Потом я уволилась, но это произошло по совсем другой причине.

«После травли в школе я до сих пор чувствую себя неполноценной»

Катерина, 23 года, Москва

В детском саду нянечка часто обращалась ко мне в пренебрежительном тоне и по фамилии: «А вот (фамилия) ничего никогда в жизни не добьется, потому что она бесполезна во всем. Даже рисует ужасно». Это очень било по самолюбию.

Следующий удар ждал меня в школе, когда все мои друзья из четвертого класса пошли в лицейский, а я попала в общеобразовательный из-за тройки по математике. В седьмом классе я все-таки перешла в лицейский, но ребята, с которыми я когда-то общалась, устроили мне настоящий ад. Староста с ходу заявила, что я бесполезный биомусор и лучше бы вместо меня к ним взяли «того красивого мальчика». Остальные вплоть до десятого класса говорили, что я больная и что со мной нельзя сидеть за одной партой и общаться, потому что я заражу их своей тупостью. Моя двоюродная сестра и единственная подруга, учившиеся в том же классе, делали вид, что ничего не происходит. Я их не виню: они обе были отличницами и если бы заступились за меня, им бы аукнулось. Мальчики толкали меня и пихали, иногда замахивались, делая вид, что хотят ударить. Свои вещи я всегда носила с собой, зная, что их могут бросить в мусорку или в ведро с грязной водой.

Сейчас мне 23 года, но я все еще чувствую себя неполноценной. Иногда мне снятся кошмары о школе

Нигде, кроме школы, я не испытывала такого сильного желания покончить с собой. Когда совсем припекало, я жаловалась на травлю родным и учителям. Классная руководительница иногда меня поддерживала, а остальные учителя предпочитали не ввязываться. Мама разговаривала с учителями, но это не помогало. Я была ей благодарна, но мне было стыдно, что мама ходит в школу из-за меня — я же взрослая, ну а вдруг об этом кто-то узнает.

Из-за постоянного стресса я в девятом классе заработала гастрит. Неделями лежала в больнице. Меня перевели на домашнее обучение, и два года года я провела в относительном покое. После десятого класса радостно сбежала в колледж.

Сейчас мне 23 года, но я все еще чувствую себя неполноценной. Иногда мне снятся кошмары о школе. Я мало кому доверяю и постоянно напряжена, словно готовлюсь получить удар.

«Я отказала в сексе начальнику, и со мной перестали общаться подчиненные»

Ольга, 52 года, Самара

Пятнадцать лет назад я работала терапевтом в военном санатории. Раз в пять лет врачи бесплатно проходят курсы повышения квалификации, подтверждая сертификат специалиста, без которого не имеют права работать. За направление на курсы начальник потребовал у меня деньги или интим — и получил по физиономии. После этого мне объявили два выговора за оформление историй болезни, уволили по статье и попытались наказать с помощью военной прокуратуры. Но там, выслушав мою историю (а я жена офицера-медика, работала в госпиталях в гарнизонах), отказали в возбуждении дела. Тогда мой начальник обратился в гражданский суд: он зафиксировал побои, сказав, что синяки появились, потому что я била его каким-то предметом. Судья меня оштрафовал.

Мне удалось восстановиться на работе, и тогда меня начали травить по-новой: платили голый оклад без премиальных (чтобы не выписывать премии, мне регулярно объявляли выговоры; оклад же был нищенским), запретили пользоваться служебным транспортом, а мои подчиненные — санитарки и медсестры — отказывались выполнять поручения. Персонал со мной не разговаривал. Меня переселили из моего кабинета в ремонтируемый корпус — нежилое крыло, без отопления, без внутреннего телефона. Мне неоднократно предлагали уволиться, а я писала жалобы в Минобороны и Администрацию президента — все безрезультатно.

В конце концов, меня уволили по статье за прогул, подделав документы и надавив на суд, который отказал мне в восстановлении. По специальности меня больше нигде не брали: я получила «волчий билет». Некоторое время работала сиделкой; сейчас я дома по состоянию здоровья.