Рожки да ножки
Поначалу «Убийство священного оленя» притворяется новым фильмом Ханеке или Озона: идеальная семья, странные сексуальные игры, предчувствие катастрофы. Муж — бородатый кардиохирург-зануда, жена — нестареющая блондинка-офтальмолог, дочь — поющая в хоре нимфетка, сын — длинноволосый херувим с какой-то итальянской картины. Молчаливая собака, лучше всего выполняющая, кажется, команду «умри». Семейный ужин, перестань горбиться, можно я пойду на вечеринку, когда ты наконец подстрижешься, я купила платье, которое тебе понравилось, — понятно, что ничем хорошим это не кончится. Особенно когда появится некрасивый мальчик, одинокий и навязчивый, который будет гулять с хирургом по набережным и получать от него подарки, — то ли внебрачный сын, то ли несовершеннолетний любовник. Очередная современная сатира на буржуазное общество, где все скоро опустятся на четвереньки и начнут кусаться, обнаружив свою истинную сущность.
Нельзя сказать, что фильм обманет ожидания: герои действительно будут и ползать, и рвать зубами плоть, — однако ни к современности, ни к сатире, ни к буржуазии все это не имеет никакого отношения. Название фильма и тема сочинения, написанного Ким, дочкой-хористкой, прозрачно намекают на трагедию Еврипида «Ифигения в Авлиде»: в ней царь Агамемнон, который убил на охоте лань, посвященную Артемиде, и хвастался своей меткостью, вынужден принести свою дочь Ифигению в жертву обидевшейся богине.
Родившийся в Афинах режиссер Йоргос Лантимос ставит своего героя в аналогичное положение: у доктора Мерфи, сыгранного Колином Фарреллом (в этом ирландце действительно есть что-то греческое — как бы странно он ни смотрелся в роли Александра Македонского), на операционном столе умер пациент, и теперь врач должен убить кого-нибудь из своих родных. Иначе все они заболеют: сначала отнимутся ноги, потом из глаз потечет кровь, а в конце концов наступит смерть. Об этом ему сообщает странный подросток Мартин, который кажется то одиноким ребенком, то заносчивым тинейджером, то мелким бесом, — именно его отец стал жертвой хирурга, выпившего перед операцией пару стаканов. И хотя главные звезды картины — это, вроде бы, Фаррелл и играющая его жену Николь Кидман, смотреть «Убийство священного оленя» стоит хотя бы ради двадцатипятилетнего Барри Кеогана, который изображает шестнадцатилетнего мальчика, вызывая одновременно оторопь и сострадание.
Режиссер с детской старательностью разбирает людей на составные части, чтобы посмотреть, что же останется, если доломать игрушку до конца
Есть, конечно, большой соблазн объявить фильм Лантимоса античной трагедией, разыгранной в современных декорациях, благо здесь есть и персонажи, которые разговаривают со странными интонациями, и маски, пусть даже хирургические, и обязательный хор. Вот только Аристотель от такого толкования трагедии даже не просто перевернулся бы в гробу, а забился бы в дальний угол своего склепа, чтобы не видеть этого ужаса. Вместо героев здесь обыватели, вместо «перелома от счастья к несчастью» — превращение бессмысленного существования в абсурдный кошмар, вместо катарсиса — пустота. Режиссер вообще утверждает, что сначала собирался снимать комедию, но нужно обладать очень необычным чувством юмора, чтобы посмеяться над забавными приключениями семейки Мерфи.
