С саблей наперевес. По лакированному серванту. Хрясь! И что-то кричит бессвязное, петушино-дискантное. И вихры, и локти, и слезы. Все орут вокруг. Потом про него напишут в книгах и диссертациях, что он бил дедовой саблей по мещанству и всему, что нам мешает шагать в счастливое будущее. Фильм назывался «Шумный день».

Вокруг него всегда было шумно. Совсем не представляю его в кресле, укутанным пледом. Спокойная, благообразная старость народного артиста СССР — ничего такого даже близко не было. Телефон звонил как сумасшедший. Безостановочная очередь просителей, посетителей, тех, кому срочно надо. Раньше Алла Юрьевна Шполянская как-то всех разруливала, строила, а после ее смерти даже и не знаю, кто. Есть люди, которые всегда нарасхват. Всем что-то от него было надо — ролей, стипендий, репетиционных помещений, актерских ставок, режиссерских стажировок. О. П. — последняя инстанция. О. П. — главный начальник. В своей кожаной курточке, со своей сырокопченой колбаской и ножичком.

— Есть будешь? — первый вопрос.

— Зачем пришел? — второй вопрос.

Под колбаску и сладкий чай любой разговор легче идет. Он был гениально создан для драматургии Островского. Все эти Флоры Федулычи и Дормидонты Максимовичи — неспетая им песня, недоигранные судьбы. На моей памяти и была-то у него одна только «Последняя жертва», да и та больше про Тугину, которую играла Марина Зудина. Он вообще как-то легко уступал на сцене пальму первенства женщинам. Не понимал, как можно соперничать с актрисами за внимание зала и зрительскую любовь. Помню его с Ольгой Яковлевой в «Любовных письмах» и с Натальей Теняковой в «Юбилее ювелира». Каждый раз чуть-чуть, на полшага сзади, всегда давал солировать всласть, а сам уходил в добровольную тень. Что уж говорить, когда играл с любимой женой. Считалось, что он такой безудержный Актер Актерыч, который всех готов заслонить, подавить, затмить. Вовсе нет! Он всегда слышал музыку режиссерского замысла, всегда был безупречно точен. Никогда не врал, никогда не фальшивил. Всегда держался и вел себя как мужчина, а потом уже как актер. При этом был лицедеем от Бога. Любил играть и играл, как жил, со вкусом, азартом.

Можно было не знать его имени-отчества (хотя таких, кажется, на территории РФ не было), но невозможно было спутать его голос с чьим-то другим

Один раз я спросил его под «колбаску»: что для актера самое важное?

— Фарт, — сказал он, не особо раздумывая.

В его поколении любили это слово. «Фартовый парень» — это из сленга оттепельного поколения. Теперь только понимаешь, как им всем дико повезло. О. П., может быть, больше всех. И «Современник», и главные роли, и директорский портфель, и дружба с великими. Он был из породы вечных любимцев. Его любила публика, женщины, начальство, иностранцы, ученики. Можно было не знать его имени-отчества (хотя таких, кажется, на территории РФ не было), но невозможно было спутать его голос с чьим-то другим. Достаточно только раз услышать перед спектаклем в МХТ, как он просит отключить телефоны и «мобильные устройства», чтобы ощутить какой-то необъяснимый прилив восторга и счастья. Почему? Непонятно. Что-то такое в голосе, интонации, лукавом подтексте: я все про вас знаю, и вы про меня тоже. Мы столько лет вместе, что вы никогда мне ни в чем не откажете. И тогда за это вас ждет сюрприз!

Ты все время ждал от О. П. каких-то даров, сюрпризов, фокусов. А чем, собственно, стала его «Табакерка»? Он не любил, когда так называли его студию. Он чувствовал в этом насмешливую фамильярность по отношению к делу его жизни. Но название прижилось, потому что в нем было зарифмовано его имя и образ чего-то изящного, компактного и одновременно содержащего некий секрет и тайну. А тайна заключалась в том, что непонятно, как это ему удалось — вырастить несколько поколений первоклассных актеров. Создать свой театр, колледж, радикально обновить жизнь в МХТ. Жить в этом сумасшедшем ритме — по две премьеры в месяц.

Никто не сделал для современного русского театра больше, чем Олег Табаков. Никто из его сверстников и даже более молодых не рисковал так, как он, поддерживая новый театр. Мальчик с саблей, которого все успели забыть, продолжал жить в нем. Он никуда ее не убрал, не спрятал. Она была по-прежнему при нем. Просто он научился ею крушить косность, равнодушие и убожество мира без лишнего шума, с лукавой улыбкой Кота Матроскина, которая никогда не сходила с его уст. Даже в последние месяцы, когда он много болел, страдал и боролся за жизнь. Ему было за что бороться. Он мечтал увидеть, какой вырастет дочь Маша, названная в честь бабушки, его мамы, Марии Андреевны. У него было много планов, о которых он успел рассказать на открытии сезона в сентябре 2017 года. И один из них — новый спектакль в постановке Кирилла Серебренникова на сцене МХТ. Он ничего не боялся. Свой главный бой он выиграл.