Биа хой и национальная идея

На воздушном змее написано: «Я люблю Вьетнам». И это чистая правда, я действительно люблю Вьетнам. И бывший австралийский байкер по кличке Пузо тоже его любит, надо полагать. У Пуза одноименный (Belly's) бар для экспатов недалеко от пристани в городе Вунтау. Пузу уже порядком за 60, у него оправдывающая прозвище фигура, бритая голова, красивые татуировки на разных местах и жена-вьетнамка. По утрам Пузо сидит перед своим баром на солнышке, вдыхает аромат цветов дерева даи и завтракает. Завтрак его таков: в одном ведерке со льдом бутылка водки «Абсолют», в другом — баночки со швепсом.

Пузо — мой кумир и ролевая модель. Неизвестно, по скольким эпизодам вооруженного нападения он разыскивается в родной Австралии, но, в какой-то момент осознав, что «пора валить», он выбрал южновьетнамский Вунтау, и это хороший выбор. В мировых новостях название этого города всплывало всего пару раз; каждый раз в связи с тем, что именно там обнаруживался какой-нибудь безуспешно разыскивавшийся много-много лет престарелый беглый преступник.

Вот такой дауншифтинг — это то, что нам нужно. Уезжать из Москвы во Вьетнам, чтобы проводить праздные дни в пляжно-туристическом Муйне, Фантьете или в какой-нибудь деревне бездельников на острове Фукуок — не стоило и затеваться. Вунтау — совсем другое дело. Тут жизнь бьет ключом. Стал бы вьетнамским Сочи, если бы не шельфовая нефть: одно только СП «Вьетсовпетро» со штаб-квартирой в Вунтау (актив «Зарубежнефти») дает вьетнамскому бюджету треть его валютных доходов. Так что русские тут в основном по делу. Австралийцы — на покое, после нескольких лет работы на нефтяных платформах и неосмотрительных романов с миниатюрными ласковыми вьетнамками. Ну а для вьетнамцев это все-таки по-прежнему немножко Сочи, благо от семимиллионного Сайгона в Вунтау можно за полтора часа добраться по реке.

К Пузу подходят поболтать друзья-экспаты, такие же престарелые подонки-осси и тоже большие любители Вьетнама. Садятся к нему за столик, неспешно беседуют. Эту мизансцену я наблюдаю пятый год, время от времени наведываясь в милый Вунтау на каникулы. Здесь, конечно, проглядывает одна проблема экспатско-дауншифтинговой жизни: где они черпают темы для разговора? Мировые новости им давно по барабану, местные вьетнамские — и подавно. В этот раз я подслушал краем уха их беседу. Старики обсуждали, как лучше намазывать масло на горячий тост. Пузо, хоть и предпочитает утренним горячим тостам ледяную водку, но свое мнение по этому вопросу тоже высказал. Поистине неисчерпаемая тема.

Вунтау расположен на узком полуострове. Восточная сторона — сплошной пляж. Правда, пляж специфический: постоянный ветер и сильный прибой полностью исключают возможность поплавать — разве что прыгать в волнах, как это принято у патологически неспособных к плаванию вьетнамцев. Плавать можно в тихих бухтах на западной стороне, но там всегда пустынно и мусорно, ибо прыгать в волнах нельзя.

На восточной стороне находится и весьма примечательное заведение Beach Club — тематический бар, изначально посвященный серфингу и прочим экстремальным видам водного спорта. Бар был открыт русским владельцем-серфингистом еще тогда, когда русские стеснялись превращать свою национальную принадлежность в unique selling proposition, хотя неофициально Beach Club еще в те поры назывался не иначе как «Русский клуб». Сейчас, на волне упоения национальной идеей, заведение и вовсе сменило ориентацию и стало баром «Веранда». Если вы заскучаете по блинам с мясом, русской попсе или «Иронии судьбы» на Новый год — вам туда.

В «Русский клуб» ходят нефтяники, мечтающие со временем подкопить деньжат и осесть в Краснодарском крае. Те, что замахиваются на Москву или Лондон, брезгуют этим оазисом этноспецифики, косят под космополитов и ходят хоть бы и в тот же Belly's. Друг друга эти подгруппы недолюбливают. У русских как-то не получается относиться к собственному этносу без надрыва — или все, или ничего, или фобия, или мания. Им бы у вьетнамцев поучиться.

Береговая линия Вунтау представляет собой ярчайший образец этой вьетнамской широты взглядов и толерантности. На самом острие полуострова — гигантская статуя Христа (ее видно на картинке), приветливо поглядывающая на буддийский монастырь на крошечном острове. К востоку от Спасителя — современная набережная с полупустыми отелями, наследием краткого инвестиционного бума начала 2000-х, замыкаемая «элитным» торговым центром под названием, угадайте с двух раз, «Империал-плаза».

Западная часть куда разнообразнее: подплыв с этой стороны, вы увидите, последовательно, статую Будды при еще одном буддийском центре, белоснежную статую Богоматери с младенцем, католический собор и школу, крест на горе с ведущей к нему лестницей («15 станций», если вы сами случайно католик и понимаете, о чем я) и наконец парк развлечений на горе с фуникулером, увенчанной здоровенной статуей Будды-Хотэя.

Кроме пугающего идола, там еще и «Лурдский грот» имеется, если кто предпочитает. Но самая драгоценная реликвия находится наверху, возле станции фуникулера, в стороне от торной туристической тропы. Это позолоченный Дядюшка Хо, Нгуен Тат Тхань, он же вождь вьетнамского народа Хо Ши Мин. Единственная статуя вождя в полумиллионном городе размещена так, чтобы не мозолить глаза без нужды, но место-то козырное: вид на океанский горизонт, легкий ветерок, аромат цветов и жужжание насекомых.

Когда я осяду в Вунтау, стану приходить сюда и размышлять об этом человеке, умудрившемся создать, наверное, наименее людоедский режим из всего тогдашнего социалистического лагеря. Хранили его как-то вьетнамские духи предков от всякой мерзости и злодейства. Даже приехав в Москву в надежде повидаться с Лениным, он Ильича так и не встретил, зато умудрился дать интервью (для журнала «Огонек») не кому-нибудь, а Осипу Мандельштаму. Слышите шелест ангельских крыл?

Так или иначе, Бо Хо или не Бо Хо, а объекты для поклонения искать придется. Жить во Вьетнаме и не иметь ничего святого, как мы привыкли, — это нонсенс, агностицизм тут неуместен. Наверное, мне придется стать практикующим католиком: раз уж целый район города Вунтау шагнул навстречу западной цивилизации настолько далеко, что обратился в католицизм, и нам не грех сделать маленький шажок навстречу. Месса в пять утра, и бежать по делам. Вообще приветливость вьетнамцев к западной культуре доходит до странностей: ну, Санта-Клаусов на Рождество еще можно как-то объяснить, хотя странных рогатых зверей, запряженных в сани, вьетнамские дети должны бы по идее бояться. Но в какое же остолбенение должны приводить их пластиковые «снеговики»! Странные создания из трех белых шаров, с морковками и бесстрастным выражением лиц — добрые это духи или злые?

С наступлением вечера мы отправимся по улицам города к центру, вдыхая ароматы еды, какие бывают только в Индокитае. Одновременно божественные до тошноты и омерзительные до вожделения, но совершенно точно относящиеся к чему-то съедобному. Поскольку съедобно тут практически все (полное отсутствие птиц в небе, включая чаек над морем, следует, видимо, также отнести к тому обстоятельству, что все птицы по определению съедобны). Съедобны креветки, улитки, лягушки, ракушки, змеи, черепахи и славные, упитанные крыски — мне, пожалуйста, вон того общительного шалуна с белой грудкой. Угощайтесь неведомой тварью в неназванных листьях и непостижимых специях. Одна из специй эндемична для Южного Вьетнама: это рыбный соус нуок мам, то есть жижа, выделяющаяся при протухании мелких рыбешек, раздавленных в кашу. Представителям нации, запасающей на зиму прокисшую капусту, не к лицу воротить нос.

Только не надо надеяться на меню: хоть оно и часто переведено на русский, но нисколько не теряет своей эзотеричности.

Завершим же вечер в странном заведении, напоминающем крытый проржавевшей жестью гараж. Его пожилой хозяин (с незапоминаемым вьетнамским именем) — мой второй кумир и ролевая модель после Пуза. Заведение не имеет вывески, его просто надо знать. Дело в том, что на заре вьетнамской перестройки тут было принято всячески поддерживать малый бизнес, из какового бизнеса вьетнамскому народу больше всего по душе пришлось домашнее пивоварение. То есть домашнее пиво, то есть «биа хой». Это и есть бизнес вьетнамского дедушки.

По мере сгущения здешнего аналога путинского режима домашнее пивоварение пришло в загон и сейчас едва ли не запрещено. Но Вьетнам — страна возможностей. В каждой стране на определенной стадии развития (думалось мне, пока хозяин заведения болтал о чем-то по-вьетнамски с подъехавшим приятелем) жизнь начинает определяться балансом двух основных факторов: коррупции и одержимости национальной идеей. В идеале они сдерживают и уравновешивают друг друга. Беда, если один из них перетягивает: будет или Албания, или режим красных кхмеров. У нас-то в стране России, слава Богу, действуют оба, но баланс находится с трудом, все какие-то жуткие, разрывающие сердце метания из крайности в крайность.

А во Вьетнаме — идеальная гармония. Поэтому если нам куда и валить, то только сюда. Не в выстроенный и выстраданный другими европейский инкубатор политкорректности. А к маленькому гордому народу, встающему с колен, в точности как некоторые. Только коррупция тут не такая противная, потому что чужая. И национальная идея вполне терпимая, потому что опять же чужая, да к тому же с ярко выраженным региональным характером. Вас не сожрет. А если что, можно все уладить за скромную сумму денег. Так что дед наш вывеску-то снял, но пиво по-прежнему варит и гостей угощает.

Ну то есть с осмотрительностью: каждому, пришедшему под навес и втиснувшемуся за миниатюрный столик, вьетнамский дедушка с дежурной улыбкой тащит бутылку пива «Сайгон».

— Нет, нет, — объясняете вы на ломаном языке жестов, — мне вашего, заветного, из дальней комнатки.

Дежурная улыбка сменяется лучезарной, и на свет появляется двухлитровая канистра чуть мутноватого бальзама, по вкусу напоминающего «Балтику №3». Ценой полдоллара. Рядом с вами сидит пара шведских викингов — только что с парома, приехали на один вечер, еле нашли знаменитый навес! — и полдюжины вьетнамских алкоголиков. Все наслаждаются ценами и ароматом. Биа хой.

Тут важно запомнить главный принцип: «Не брать пятую». Просто запомнить. Что бы ни произошло. Как бы ни перемигивались тропические звезды, как бы ни шуршали в ветвях летучие собаки — пятую не брать, и все. Ну, запишите, что ли, себе на первый раз, я не знаю. Других сложностей у меня здесь, скорее всего, не будет.