Александр Белавин: Реформа РАH — это месть Ковальчука
Сергей Артоболевский, заведующий отделом Института географии РАН:
Если замминистра экономики или финансов окажется педофилом, это не значит, что надо реформировать все министерство. Поэтому, когда говорят, что есть жулики в Академии, это не значит, что надо передать управление другим жуликам. Это бессмысленная реформа. Говорят, Академия задыхается от избытков жилой площади. А я на это отвечу так: давайте каждому ученому, как в мире принято, дадим отдельную комнату для работы — мы же сейчас дома работаем, в квартирах — просто одну комнату, куда можно поставить книги, компьютер. Так ведь не дают же. И мало того что не выдают, так еще и хотят нас ограбить, потому что кто-то там вроде что-то воровал. Раз воровал, так давайте с воровством бороться, но не такими методами, не навязыванием без дискуссий бессмысленных решений, которые в результате развалят науку.
Константин Северинов, заведующий лабораториями в Институте молекулярной генетики РАН:
В Академии наук более половины сотрудников являются учеными только по факту наличия высшего образования. Сидят в институтах, а никакой реальной научной работой не занимаются. Тут демократия не проходит — это должно быть волевое решение.
Реформа — это попытка вывести Академию наук из состояния глубокого конфликта интересов, в котором она погрязла и который ей самой вредит. Попытка сделать ее как во всех цивилизованных странах — обществом с более-менее выдающимися учеными, которые могут выполнять какие-то экспертные функции. Министерство собирается в конечном счете перевести большую часть научных исследований в университеты, и это абсолютно правильно, потому что ученые должны заниматься образованием. В российских условиях ученые, которые занимаются только наукой, бессмысленны. Не настолько они хорошо ей занимаются, чтобы оправдать даже свои небольшие зарплаты.
Александр Белавин, член-корреспондент РАН:
Если они хотели помочь науке и ученым, надо было сначала с учеными проконсультироваться. А сейчас все делается в условиях сверхсекретности. На самом деле реформаторы РАН преследуют какие-то свои цели. Во-первых, РАН обладает определенной автономией, а авторитарному государству любая автономная организация не нравится. Во-вторых, чиновники уверены, что без них ничего не будет работать. Это не так, наука делается самими учеными, ими не нужно руководить, им нужно обеспечить условия для работы. Третья причина — это желание поживиться собственностью. Чиновники говорят, что в Академии воруют и злоупотребляют, но сами хотят заняться тем же самым. И последняя их цель — это месть со стороны Михаила Ковальчука, которого не избрали сначала в академики, а потом дважды не утвердили директором Института кристаллографии РАН, не посчитав его достойным. Это, конечно, очень обидно и самому Ковальчуку, и его покровителям.
Надо понимать, что такое РАН. Это не только академики, это целая система организаций. РАН включает в себя сотни научных институтов. Там, конечно, есть проблемы. Первая и главная проблема — страшно низкие зарплаты, на которые невозможно жить. Ученые получают жалкие деньги. До недавнего времени в академических институтах зарплаты были 4-5 тысяч рублей, теперь они получают по 15-17 тысяч.
Я бы сделал всем сотрудникам приемлемую зарплату, а выдающихся ученых и интересные проекты я бы финансировал отдельно. За коррупционерами и ворами в академическом начальстве надо, конечно, следить, но это же не повод, чтобы разрушать систему.
Олег Лекманов, литературовед:
Многое в Академии наук устарело, там очень сильно чувствуется некая замшелость. И в другой ситуации я бы вряд ли стал выступать на стороне РАН. Но сейчас я полностью их поддерживаю. Потому что те способы, которыми их собираются реформировать, мне кажутся совершенно недопустимыми. Ни к чему хорошему эта реформа не приведет.
Михаил Гельфанд, биолог, заместитель директора Института проблем передачи информации:
Бессмысленно говорить о реформе РАН, надо говорить о реформе всей системы существования науки в России. И такая реформа действительно назрела. Стратегическая цель — превратить Академию наук из министерства фундаментальной науки, каковым она являлась, в сообщество ученых. Но тактически неверно начинать реформу с формально-бюрократических игр, с переподчинения институтов, создания новых структур и всего прочего.
Нужна нормальная конкурсная система, прозрачная экспертиза, в том числе международная, особенно для больших проектов. Нужен адекватный аудит всех научных учреждений, не только академических, но и Курчатовского центра, университетских исследовательских подразделений, нужно существенно снизить бюрократическую нагрузку на исследователей. И когда ученые поработают несколько лет в нормальных условиях, можно будет осуществлять структурные преобразования.
Известная история, как Петр Леонидович Капица прокладывал дорожки на территории своего института: он снимал газон, смотрел, где дорожки вытаптывают, а потом эти места уже асфальтировал. То, что нам предлагается, — это прямо противоположная система: асфальтированные дорожки проложены в произвольных направлениях, а нам строго указывают, что ходить надо так и никак иначе.
Законопроект, который сейчас обсуждают, не отвечает на необходимые естественные вопросы. Создается некоторое агентство, но никак не прописаны ни его полномочия, ни то, как оно будет взаимодействовать с институтами. Процедура назначения главы этого агентства никак не страхует от появления на этом посту разного рода одиозных личностей. Например, депутат Пылаев, который был основным докладчиком по этому законопроекту, — человек со списанной диссертацией. Это означает, что, во-первых, он не понимает, что такое наука, а во-вторых, что он некомпетентный управленец. Он не сам это писал, но, когда ему впарили фуфло, он не смог его отличить от настоящего продукта.
Нет никакой гарантии, что он или другая подобная особа вдруг не окажется руководителем всей российской науки.
Константин Сонин, проректор РЭШ:
История с реформой РАН могла бы войти в учебники: это пример того, как не нужно делать реформы. Проблемы в Академии наук долго накапливались. Ученые, сотрудники академических университетов в реформе заинтересованы. Но часть руководства РАН заинтересована в том, чтобы все осталось по-прежнему.
Чтобы преодолеть сопротивление этой группы (узкой, но влиятельной), правительство выносит законопроект и пытается его осуществить в форме блицкрига. В новом законе, представленном в июле, были совершенно разумные вещи, например, идея разделения научной («клуб ученых») и управленческой составляющей. Но есть вещи и совершенно дикие — например, объединение трех ничем не связанных между собой академий. Невозможно одновременно превращать РАН в «клуб ученых» — подобно тому, как устроено большинство академий наук в мире, — но при этом произвольно определять, кто в этот клуб будет входить.
Теперь результатом реформы будет политический компромисс. Но компромисс самого худшего толка. Получается, по факту, что главная сила ученых — не в том, что они могут предложить какие-то решения (в том числе и организационно-управленческие), а в том, что они могут мобилизовать сотни людей на демонстрацию. А главная сила правительства — не в том, что они могут взять на себя непопулярную часть необходимых реформ, а в том, что через Госдуму можно провести что угодно. Трудно пока предсказать, что произойдет сегодня вечером, но я совершенно уверен, что не будет ни одного счастливого человека.