Олег Кулик: Острый проект — канализационная труба из Кремля, но этого здесь никто не понимает
В этом году Московскую биеннале активно поддержали городские власти. На открытии основного проекта присутствовал Владимир Мединский, пожавший руку Иосифу Бакштейну, сфотографировавшийся с куратором Катрин де Зегер и один раз вышедший к прессе. Выступил он, как всегда, сухо и без лишних эмоций. Бакштейн, в свою очередь, горячо благодарил Мединского и Капкова на пресс-конференции — на подготовку мероприятия минкультуры выделило 55 миллионов рублей, столько же дал и департамент культуры, а основной проект впервые проходит на госплощадке — в ЦВЗ «Манеж»
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Катрин де Зегер — первая женщина-куратор в истории Московской биеннале — категорически отказывается говорить на политические темы. Но без разговоров о политике не обошлось — двое художников из ее команды (их имена она не назвала) грозились бойкотировать биеннале в знак протеста против антигейского закона. «У некоторых были сомнения — ехать в Россию или нет, — признается Катрин, — но я им говорила, что нельзя делать выводы о стране лишь по фактам из газет. Приезжайте и взгляните на все своими глазами! В итоге никто не отказался».
Катрин говорит, что перед приездом в Россию ее больше мучил другой вопрос: как и чем заполнять «Манеж»: «Для меня это стало настоящим испытанием. Помещение очень светлое и большое, оно делает человека таким маленьким и уязвимым. Мне приходилось намеренно выбирать крупные, зрелищные, трудоемкие в монтаже инсталляции, чтобы наполнить все это гигантское пространство». Свой проект она назвала «Больше света». Здесь представлены работы 72-х художников из разных стран, тринадцать из которых — русские. Катрин рекомендует начинать просмотр с нижнего уровня, который почти полностью погружен во мрак, и «идти от темноты к свету».
Нижний этаж посвящен аудио и видео инсталляциям, а также работам со световыми проекциями: подвесная бумажная конструкция японской художницы Маи Онода, неоновые объекты Тавареса Страхана и инсталляция Web Моны Хатум — огромная паутина с нанизанными на нее светящимися шарами. Большую часть пространства занимает совместный рисунок трех художников из трех разных стран — Марка Ликари из США, Рикардо Лансарини из Уругвая и Андреа Бьянкони из Италии, которых Катрин объединила по стилю их работ.
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Первое, что бросается в глаза при входе на верхний этаж — гигантская инсталляция китайского художника Сун Дун. Атмосфера напоминает блошиный рынок: на полу по стопочкам разложены старые поношенные кофты, брюки, стоптанные ботинки. Рядом – ржавая посуда, сломанные зонтики и пустые стеклянные бутылки. Есть даже мебель. Предыстория работы такова: у художника умер отец, после чего мать перестала выкидывать старые вещи. В итоге «коллекцию» матери Сун Дун превратил в инсталляцию, с которой ездит по миру. «Из Китая к нам пришло 50 коробок, — рассказывают организаторы, — и волонтеры аккуратно выкладывали все эти вещи в определенном порядке, строго по фотографиям». По словам художника, эта работа критикует капиталистический строй, при котором люди помешались на накопительстве.
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Инсталляция семейной пары Альфредо и Исабель Акилисан внешне похожа на работу Сун Дун, но вместо китайского барахла здесь задействованы русские валенки, лыжи и старые советские игрушки — вещи, ассоциирующиеся у художников с Россией. Все объекты собирались организаторами через соцсети. Сама работа посвящена теме миграции (семь лет назад художники переехали из родных Филиппин в Австралию).
Катрин де Зегер смонтировала выставку так, что практически никому не известные имена (например, арт-группа «Город Устинов» из Ижевская) соседствуют здесь с картинами классиков современного искусства. Какие-то объекты были изготовлены еще в прошлом веке и привезены специально для выставки, а что-то делалось прямо на площадке.
Йона Фридман — один из самых известных авторов на нынешней биеннале — сам приехать в Москву не смог, но вместо себя прислал ассистента. Его гигантская конструкция в виде труб с серым дымом (15Х15 метров) располагается в самом центре зала и выглядит очень «воздушно», несмотря на то, что сделана из стальной сетки. Другая «воздушная» работа — парящий под потолком дирижабль 1969 года. До ухода на пенсию в 2004-м бельгийский художник Panamarenko увлекался воздушными изобретениями и конструировал летательные аппараты.
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Катрин привезла в Москву остросоциальные работы из Ирана, Украины, Казахстана. Художник Вячеслав Ахунов из Узбекистана на открытие приехать не смог – ему не выдали визу по политическим причинам. Зато здесь был молодой художник из Чечни — Аслан Гайсумов, номинант премии Кандинского-2012: «Война в Чечне началась в 94-м, когда мне было 3 года, и длилась фактически всю мою жизнь», — говорит автор. Его работа «Война” состоит из серии модифицированных книг — автор брал книги и совершал над ними разные действия (рвал, протыкал, разрезал пополам, затем заново сшивал), которым когда-то подвергались и люди. Работа «Выбор» (№ 127) также автобиографична — она сделана из пепла тысячи сожженных рисунков художника. «Единственная возможность приехать в Москву — поступить, — объясняет Гайсумов смысл работы. — Я приехал и поступил в колледж дизайна. Но как во всех творческих вузах, там был предмет “рисунок”. А в исламе запрещено изображать в рисунках живых существ — людей и животных. Но мне пришлось рисовать. Я вырос в очень религиозной семье (когда был маленьким, папа даже зачеркивал какие-то рисунки в моем блокноте), и для меня это был сложный выбор. После окончания колледжа у меня накопилось несколько тысяч работ, но религиозные деятели сказали, что их надо уничтожить. Я взял и сжег их».
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
Фото: Ксения Бабич
И хотя сама Катрин всячески дистанцируется от политики (она утверждает, что мир нужно менять «не через революцию, а через эволюцию»), в экспозиции есть работы и Петра Белого, Александра Бродского и Тома Моллого, которые уже успели зарекомендовать себя как «политические художники». Том Моллой заполонил длинную полку у входа в главный зал маленькими кричащими человечками с протестными лозунгами (здесь и Femen, и Pussy Riot, и знаменитый плакат Путина в образе Джокера), а Петр Белый смастерил канализационную трубу, выходящую из стены со стороны Кремля. Эта работа особенно приглянулась Олегу Кулику: «Очень острая работа – говно из кремля. Но этого здесь никто не понимает».
На открытии, и правда, гостей больше интересовал бесплатный бар с водкой Absolut и внезапно появившийся Мединский, чем сами объекты. Казалось, иностранцев здесь даже больше, чем русских. Под конец вечера Василий Церетели объяснил, что основной проект московской биеннале рассчитан в первую очередь на международный диалог — «как на биеннале в Венеции или Сан-Паулу» — и именно поэтому большинство авторов здесь иностранцы. «Замечательные проекты наших кураторов есть в параллельных программах – например, выставка “Реконструкция” Елены Селиной в фонде “Екатерина”. Очень сильный проект, который достойно дополняет основную программу. Но здесь (в Манеже) интересен международный контекст”. Но Комиссар биеннале Иосиф Бакштейн верит в то, что количество русских участников с каждым годом будет расти, и, возможно, куратором уже следующей Московской биеннале станет наш соотечественник.
Фото: Ксения Бабич
Катрин де Зегер о феминизме:
Мою выставку назвали «феминистской», но я и не возражаю. Как правило, в моей команде всегда больше женщин, чем мужчин. Так получается само собой. И в команда московской биеннале, кстати, тоже преимущественно женщины. Я думаю, вообще в России много сильных женщин. На их плечах держится вся страна.
Когда я была помоложе, давление со стороны мужчин ощущалось сильнее. Будучи женщиной, ты волей-неволей сталкиваешься с невозможностью делать то, что хочется — с невозможностью получить работу или занять какую-то должность. Иногда ты, наоборот, чувствуешь снисхождение. Но поработав в Канаде и Америке, я впервые почувствовала уважение к женскому труду. Этот опыт сделал меня сильнее и увереннее. Я поняла, что мир может развиваться не только «фаллическим», «мускулинным» путем. И сейчас мне очень важно задействовать в своих выставках художниц из Пакистана, Ирана, Узбекистана — у которых еще нет такой уверенности. Занимаясь искусством, они рискуют своим здоровьем, семьей, своей собственной свободой.
Акции с обнаженной гудью, как у Femen, проводились на Западе еще в 60-е и в 70-е годы. Так что идея девушек не нова. Мне кажется, это уже не работает так же сильно, как раньше. Плюс, они делают какие-то одиночные акции, а акции без идеологии и массового движения не имеют особого смысла.
