Если в России политики покупают себе либо кандидатскую по экономике, либо докторскую по юриспруденции, то в Китае выбор шире. Хотите стать соавтором работы про рак кишечника в медицинском журнале? Да запросто: это обойдется в сумму от 1600 до 15 000 долларов. Журнал Science провел расследование и обнаружил в Китае черный рынок научных статей.

Целых 27 агентств (и это только те, что попались на глаза редакции) предлагают разнообразные виды подлога на выбор. Надежней всего чужая работа, которую уже одобрили рецензенты и принял к печати какой-нибудь International Journal of Biochemistry & Cell Biology или другое авторитетное международное издание. За 15 тысяч долларов ваше имя добавят в список авторов на этапе финальной правки. Или аспиранты напишут под заказ обзорную статью, не требующую новых данных. Или исследование, уже напечатанное на китайском, переведут на английский и выдадут за оригинальную работу (это называется самоплагиат). Есть риск, что такую работу забракует редколлегия в США или Европе (и не факт, что кто-то на нее сошлется в будущем), — ну так и агентство возьмет меньше денег.

Кому и зачем это нужно? Рядовым ученым и медикам. От публикаций у них зависят зарплата и продвижение по службе. Например, врача скорой помощи могут записать в «неэффективные», если он мало печатался в научных журналах. Эту ситуацию предала огласке Юй Ин, медик-блогер с двумя миллионами подписчиков в Weibo («китайском твиттере»), когда уволиться вынудили ее саму.

В 1990-х в Китае решили ввести прозрачную, «западную», систему оценки труда ученых на основе наукометрии: только индексы цитируемости, только импакт-факторы и другие сухие цифры. Кто работает лучше? Тот, кто опубликовал больше своих исследований в уважаемых западных журналах. Кумовству и коррупции тут нет места, рассуждали реформаторы, не подкупишь же редакции Nature или Science, которые сидят за рубежом и ведут дела по-западному.

Первым стал платить надбавки за публикации Нанкинский университет: 1000 юаней (это примерно 160 долларов) за любую напечатанную научную работу. Потом примеру последовали другие университеты, и это стало официальной политикой. В 2004 году 43 процента научных работников признались, что надбавки приносят им больше половины заработка. Причем хорошая публикация (в журнале с высоким импакт-фактором) отбивает расходы на подлог. Американский журнал Nautilus подсчитал, что за статью в The Lancet, ведущем медицинском научном издании, университет может запросто вознаградить сотрудника примерно 65 тысячами долларов.

Наукометрический учет и контроль, как в Китае, — главная содержательная идея реформы РАН: это ее отстаивали нобелевский лауреат Андрей Гейм и профессор университета Ратгерса Константин Северинов. В ноябре Минобрнауки показало свой новый стратегический инструмент — онлайн-карту российской науки (с запредельным числом ошибок), где главный индикатор успеха или неуспеха — все то же число публикаций.

Пока наукометрией не заинтересовалось государство, она и в самом деле давала понять, кто в науке чего стоит. Например, что ректор МГУ академик Виктор Садовничий — менее цитируемый математик, чем блогер-анархист Миша Вербицкий из ВШЭ. А президент РАН Владимир Фортов, по-настоящему известный специалист по плазме, все же уступает по числу цитирований Андрею Ростовцеву, создателю «Диссернета», которого совсем недавно уволили с должности завлабораторией в ИТЭФ за крамолу. 

Если китайская система заработает в России, легко вообразить, какие ученые и медики, лояльные или нелояльные, быстрей вырвутся вперед. Особенно если учесть, что после всех разоблачений «Диссернета» ни один чиновник за краденую диссертацию не был официально наказан, а агентства, которые помогали красть, и подавно.

Кстати, внешне это может выглядеть как стремительный рост науки. Занимательные цифры от журнала Science: в 2002 году Китай опубликовал всего 41 тысячу научных статей, а в 2012-м — целых 194 тысячи, и вырвался на второе место по числу публикаций после США. Пусть авторы и указаны не те, но кто-то же пишет эту гору работ? В 2011 году китайский химик-органик Най Син-Ван объяснил в Nature, почему количество вовсе не означает качества, по крайней мере в его области науки. Кроме вала обзоров и самоплагиата (статью, кстати, можно не только перевести на английский, но и напечатать в десяти разных журналах, поменяв два-три слова в заголовке), есть масса формально годных работ, напечатанных ради того, чтобы быть напечатанными и еще сослаться на труды коллег. Отдельные процедуры — например, рассмотреть материал под электронным микроскопом — выносятся в отдельный научный труд. Результаты одного эксперимента публикуются в семь приемов, чтобы принести исследователям больше денег. И это не разовые хитрости, а общепринятая практика.

Так что оценить реальный рост науки с помощью цифр не выйдет. Могли бы прояснить дело международные научные премии: все-таки они отражают не процесс, а результат. Но и тут проблема: ни до 1990-х, ни после у Китая не было ни одной Нобелевской премии по естественным наукам и ни одной медали Филдса по математике.