«Жизнь прожита не зря». Рассказ бойца «дикой дивизии» ДНР

Ополченец и хомячок

О том, что он приезжает в Пермь, ополченец Александр Григоренко написал в фейсбуке: буду в городе три дня, есть желание пообщаться — пишите. Пишу. В ответ Александр обещает показать пытку салом.

Встречаемся вечером в день его приезда. Этот Григоренко отличается от того, что уезжал из Перми — он отрастил бороду, хромает и, как ни странно, стал полноват. Вероятно, следствие нескольких месяцев в больнице, куда он попал после осколочного ранения в колено. Из-за него Александр и стал хромым, как теперь ясно — пожизненно.

— Сала не принесла.

— Все правильно, — кивает Григоренко. — Пытка салом заключается в его отсутствии.

Александр уточняет, каким пунктом идет вопрос про российские войска на Донбассе (Григоренко таковых не видел) и про размер денежного вознаграждения (Григоренко такового не получал). Приходится признаться, что вопрос про деньги включить забыла. «Добавьте!» — советует Александр. Мы ровесники и договорились быть на «ты», но он перестроиться так и не смог. Объяснил: «Вы женщина». Жены у Александра нет. Детей тоже. Признается, что делал попытки завести семью последние несколько лет, но «как-то вот…»

«Довоенного» Григоренко запомнили как молодого человека, который забрался на трибуну с криком «Я обычный сетевой хомячок!». Дело было в декабре 2011 года, это был один из митингов «За честные выборы». Потом «хомячок» участвовал в работе Народной счетной палаты, предавая огласке факты неэффективного расходования бюджетных средств. Его даже прозвали «пермским Навальным», что, впрочем, самому Григоренко страшно не нравилось. Он не скрывал политических амбиций и планов баллотироваться в Гордуму. Взлетной площадкой в политической карьере Александра стал Молодежный парламент. Он до сих пор является его депутатом и руководителем объединения членов «Справедливой России». Прежний Григоренко производил впечатление человека, у которого есть «хороший жизненный план». И его отъезд в Донбасс в мае 2014 года стал неожиданностью для всех.

Был на Донбассе, Украины не видел

Он покинул поле боя не по своей воле — раненого, его вывезли в больницу Ростовской области, откуда почти насильно забрали родственники. Завершать «гештальт» Григоренко отправился спустя четыре дня после нашего разговора. Уехал обратно, на Украину.

Сам он, впрочем, считать зону военных действий украинской территорией отказывается наотрез. «Я был в ЛНР, на Донбассе, в Новороссии. Но я не был на Украине!» — говорит он раздраженно, и приходится встраиваться в его терминологию, лишь бы разговор состоялся. Когда я называю приезжающих из России добровольцев русскими, Александр настойчиво поправляет: «Россияне. Русские там все». Он абсолютно убежден, что Донбасс — часть России, и свое участие в войне на стороне ополченцев считает защитой своей земли и своего народа. Говоря о мотивации, Григоренко оперирует словами «чувство долга», «любовь к родине», «защищать женщин и детей».

— И как? Получалось защищать? — спрашиваю.

— Вы ведь сейчас исключительно с точки зрения военной тактики интересуетесь? — уточняет Александр, глядя исподлобья.

— Допустим, — соглашаюсь охотно.

Тогда он с удовольствием и деталями рассказывает о боевых задачах своего подразделения: вести разведывательную деятельность, отбивать наступления, теснить артиллерийские позиции противника... За время своего пребывания в больнице он прочитал много прикладной военной литературы и без проблем управляется с армейской терминологией. К достижениям луганских ополченцев Григоренко совершенно точно относит один из боев, в котором участвовал сам и в ходе которого удалось не дать украинским войскам занять Луганск.

— А что было бы, если бы заняли?

— Погибли бы местные жители — и ополченцы, и гражданские, — с искренним недоумением отвечает Александр. — И Луганск оказался бы под оккупацией украинских войск, которой точно не хотело бы большинство местных жителей.

— А чего бы оно хотело?

— Прекращения войны, естественно. Другой вопрос, как его добиться. На мой взгляд, это возможно только военным способом.

Компромисс, по словам Григоренко, теперь возможен только один: ДНР и ЛНР остаются в составе Украины де-юре и получают независимость де-факто.

— Когда все начиналось, основным требованием жителей Новороссии была федерализация Украины. Сейчас даже так вопрос не стоит, — говорит Александр. И о возврате к тому, что было до войны, не может быть и речи. А вот если ДНР и ЛНР останутся частью Украины формально, но на их территории перестанут действовать украинские законы и украинская власть — вот это единственный компромисс, на который, на мой взгляд, готово ополчение. Потому что слишком много крови пролилось.

— Разве может количество крови быть аргументом в пользу продолжения войны? Ведь будет пролито еще больше, — не понимаю я.

— Еще как может! Допустим, 1944 год, СССР и гитлеровская Германия заключили мирный договор. Германия выводит войска с территории СССР, СССР останавливается на границе. Мир, дружба, жвачка. Можете представить себе такое? Я — нет.

Имперский либерал из космических войск

До поездки на Украину Александру не доводилось участвовать в военных действиях. В армии он служил в космических войсках, где копал от забора до обеда и прозябал в нарядах за вздорный характер («Даже пострелять ни разу не довелось»). Не курит. Образован, начитан. До того как податься в политику, занимался IT-бизнесом. Имеет два образования — учитель истории и воспитатель детского сада. От такого человека никак не ожидаешь, что он купит амуницию, нелегально перейдет границу с Украиной и ринется в бой. Меж тем именно его подразделение звали «дикой дивизией» и «бешеной ротой».

— Это потому, что мы очень активно воевали. Я никогда не был миролюбивым человеком. Я человек либеральных взглядов, но всегда выступал за активную внешнюю политику России. «Либеральный империалист», «имперский либерал» — вот это я.

Он давно обосновал собственный отказ от пацифистских взглядов, согласившись с милитаристской теорией развития человечества («Оно сформировалось в ходе войн»), выбрав подходящую поговорку («Хочешь мира — готовься к войне») и проведя исторические параллели.

— Я нейтрально относился к пацифистам, но война изменила мое отношение. На мой взгляд, одна из главных причин войн — это как раз пацифисты, как ни странно. В стремлении избежать войны они, как правило, приводят к тому, что война ужесточается, наступает раньше или приводит к большим потерям, — рассуждает ополченец. — Классический пример — 1938 год, пацифист Невилл Чемберлен заключил с Гитлером договор о разделе Чехословакии. Это привело к тому, что Гитлер спокойно проглотил Чехословакию и Австрию, потом напал на Польшу, Францию, СССР, и это привело ко Второй мировой войне. Между британскими и французскими пацифистами середины XX века и российскими пацифистами современности я не вижу никакой разницы.

«Нужно полезть туда, где стреляют»

«Это я вам как историк говорю» — одна из наиболее частых присказок Григоренко. Он не прочь подчеркнуть свое гуманитарное образование, и прочитанный на войне роман «Трудно быть богом» упоминает где-то между занятием по саперному делу и боем на Вергунке. Пока я настраиваю диктофон, декламирует любимое стихотворение Пастернака. Говорит, что, вернувшись из Донбасса, возможно, пойдет работать учителем истории. А может, вернется в политику — пока не решил, да и война не способствует долгосрочному планированию.

— Многие считают твой уход на войну пиар-ходом, — вворачиваю я одно из общих мест в разговорах о мотивации Григоренко.

— Если бы я хотел сделать себе пиар на этой войне, я бы туда приехал на недельку, пофоткался бы с автоматом, как многие и делали, и вернулся. А я остался там, насколько возможно, был ранен… На самом деле, не так легко оказаться раненым! Надо постараться. Нужно полезть туда, где стреляют. Причем самому, со своим подразделением. Этим мы и занимались, вместе с другим пермяком, которого зовут Александр Стефановский. Звали, к сожалению. Я ответил про пиар, да?

Рассказ о бое, в котором был ранен, — самый длинный монолог за все время нашего общения. Он очень последовательный и явно проговаривается не первый раз. Краткое содержание этого повествования, впрочем, умещается в три десятка слов: теснили противника под Вергункой, командир ушел вперед, мы прикрывали, кто-то крикнул: «Танк идет!», бросились во двор, осколок попал в колено, упал в воротах, заполз за забор, свои оттащили, очнулся в больнице.

К вечеру того дня Григоренко узнал, что в том же бою погиб его друг, пермяк, командир подразделения Александр «Мангуст» Стефановский.

Позывной «Мангуст» у Стефановского — со второй чеченской. Он прошел ее всю, воюя в штурмовых подразделениях. Член КПРФ. В Перми оставил жену и троих детей. Говоря о знакомстве со Стефановским, Григоренко заметно теплеет и веселеет:

— Шла минометная дуэль, Саша вышел из кустов и спросил: «Есть кто-то из Перми?» Так и познакомились. Стали друзьями. Почти побратимами. Он называл меня своим учеником. Один раз было такое дело: «Мой любимый ученик» (улыбается). Правда, были периоды, когда называл по-другому — ну, война…

«Жизнь прожита не зря»

У Александра нет отца. На разговоры о матери — категорическое табу. Наотрез отказался говорить даже о ее реакции на его отъезд в Луганск («Это мое, личное»). Сестра, Татьяна Григоренко, решение брата уйти на войну не одобрила, но приняла и теперь в соцсетях активно защищает его в дискуссиях с теми, кто называет Григоренко убийцей и террористом.

Сам Александр к своим оппонентам относится с презрением. С легкостью и как будто вызовом именует себя «ватником». На вопрос «Убивал ли ты людей?» отвечает: «На войне не убивают людей, а уничтожают живую силу противника». Говоря об ожиданиях от войны, спокойно подтверждает: с реальностью совпали, все было — и анархия, и бардак, и мародерство. Мародеров с легкостью милует («Это обычные люди. Все мы грешны»). Солдат украинской армии именует «украми» и «нациками», без эмоций принимая их «ответку» в виде «лугандонов». Для Григоренко эти ярлыки — не более чем военные термины.

— Когда ты говоришь обо всем этом, накрывает ощущение ужаса — насколько буднично и повседневно...

— Мы встаем рано утром с кровати на правую или левую ногу, смотрим, пришли ли сообщения в фейсбуке или эсэмэски, садимся в машину или общественный транспорт, едем на работу, работаем, общаемся с друзьями, сидим в кафе и считаем это нормальной жизнью. Но очень большое количество людей на Земле просыпается под обстрелом или живет в ожидании боевых действий. Война — это и есть повседневность. С этим ничего не поделаешь.

После повторного отъезда на Украину Григоренко на связь не выходил. Последняя запись Александра на фейсбуке посвящена его интервью, которое было опубликовано на сайте «Эха Москвы»: «Получил искреннее удовольствие от комментариев (смайлик). Жизнь прожита не зря».