Фото: Архив Татьяны Комковой
Фото: Архив Татьяны Комковой

Татьяна Комкова:

За несколько месяцев оккупации моя бабушка Нелли, словно дворовая собака, научилась распознавать людей и предметы из новой жизни по степени их опасности для себя. Взять, например, немцев. Есть СД-шники, СС-овцы в черном и СС-овцы с металлической бляхой на груди. Первые две категории были опасны, но не для Нелли. А для тех, кто к ним попадал. Все знали: если тебя забрали люди в черной форме, еще был шанс выйти. В зависимости от того, что ты совершил. А вот если кто попадал к СД-шникам, то уже не возвращался обратно. Однажды Нелля видела, как прямо на улице они расстреляли двух мужчин просто так. После этого девочка старалась не попадаться им на глаза. Остальных немцев в военной форме она не особо боялась. Те не обращали на детей никакого внимания. 

Другое дело — венгры. Их Нелля отличала по кепи с двумя пуговицами и форме грязно-зеленого цвета. Это звери в человеческом обличье. Если они дежурят у комендатуры, близко подходить нельзя. Они убивают с особой жестокостью и безо всякой причины. Не важно, взрослый ты или ребенок. На соседней улице трое таких вспороли живот беременной женщине у всех на глазах среди бела дня, когда она набирала воду из колодца. Если Нелля видела их, то сразу пряталась. 

Полная противоположность венграм — итальянцы. Этих узнать можно было всегда и везде по громкому смеху и постоянному насвистыванию. Нелля, глядя на них, всегда удивлялась, что они делают на этой войне. Читать полную версию >>

Фото: Архив Андрея Успенского
Фото: Архив Андрея Успенского

Андрей Успенский:

Когда наши отступали, его санчасть переправлялась через реку, а дедушка не умел плавать. Его контузило, и он попал в плен. Деда угнали в Германию, а моей бабушке пришла похоронка. Горе было неописуемым — они ведь успели прожить вместе совсем недолго. Были как будто и очевидцы его смерти. А он с августа 1941-го по май 1943-го был в плену, где также был востребован как доктор. В лагере дед избежал расстрела по одной простой причине: он не был обрезан. У него было еще два родных брата (тоже врачи), он был старшим, семья была бедной, и денег на обрезание просто не было.

Это и спасло его от расстрела в первый раз: он выдал себя не за еврея Мазо, а за армянина Мазояна.

Даже в лагере дедушка всегда кого-то лечил и оперировал, вне зависимости от того, кто это — пленный или немец. Он все время старался ухаживать за людьми, ведь врач — это профессия вне национальностей и войн. Это его снова спасло от смерти: один раз дед сделал начальнику лагеря успешную операцию на глазу, хотя и не был глазным хирургом.

Он бежал в 1943 году и попал в Белоруссию, в партизанский отряд имени Щорса, где стал ординатором. В это время бабушке пришла вторая похоронка. Она, как ни странно, заронила у нее надежду: ведь все эти годы после первой похоронки дед, получается, был жив. Читать дальше >>

Фото: Архив Елены Журавлевой
Фото: Архив Елены Журавлевой

Елена Журавлева:

Своего дедушку Ваню я совершенно не помню — он умер задолго до моего рождения. Бабушка вспоминает, что желудок у него болел постоянно — он на это внимания особенно не обращал, списывал на язву, полученную на войне.

30 октября 1943 года Иван Антонович Кавкянов, которому два дня назад исполнилось 17 лет, был призван в действующую армию. Он участвовал в боях на Карельском перешейке, освобождал Польшу, наступал на Берлин… Был несколько раз ранен (мама вспоминала, как совсем маленькой девочкой листала военный билет и сокрушалась, что «легко»). Позднее он рассказывал, что банально подделал документы, накинув себе два лишних года. Зачем? Хотел успеть на фронт, проявить геройство, повоевать с «фрицами»? Да нет, все было гораздо проще и страшнее: семьям воюющих солдат советское государство выплачивало какие-то деньги, на которые можно было худо-бедно жить. Читать дальше >>