О том, как поссорились Максимилиан Александрович и Осип Эмильевич (почти роман в письмах)

В начале ХХ века жил-был в Коктебеле поэт Максимилиан Александрович Волошин. Небольшого роста, широкоплечий и приземистый, густо заросший рыжей бородой, он немало удивлял и потешал крымчан своей домотканой оранжевой хламидой, древнегреческой повязкой на буйных кудрях и деревянным пастушеским посохом в руке. В гостеприимном доме у Волошина и его матери, которую все звали Пра, круглый год обреталась целая колония литераторов. Одни сочиняли стихи, другие прозу, третьи загорали и купались, четвертые предавались винопитию, пятые — самые разумные — понемножку совмещали все эти и многие другие способы времяпрепровождения. Добродушный хозяин терпел гостей хороших и разных, единственное, над чем он дрожал и что ревниво оберегал в своем доме, это были книги. Вокруг двух книг из его коктебельской библиотеки и разыгралась наша драматическая история.

С марта по июль 1920 года у Волошина гостил Осип Эмильевич Мандельштам со своим братом Александром. В конце июля он с хозяином коктебельского приюта рассорился и от Волошина съехал. Однако перед отъездом, в знак протеста, Мандельштам подговорил брата тайно изъять из волошинской библиотеки свою книгу стихов «Камень», им же самим когда-то Волошину подаренную с трогательной, дружеской надписью.

Максимилиан Александрович, понятное дело, рассвирепел, и к начальнику феодосийского порта Александру Александровичу Новинскому полетело письмо-просьба следующего содержания: «Окажи мне дружескую услугу: без твоего содействия они в Батум уехать не могут, поэтому поставим ультиматум: верните книгу, а потом уезжайте, не иначе. Мою библиотеку Мандельштам уже давно обкрадывал, в чем сознался: так как в свое время он украл у меня итальянского и французского Данта. Я это выяснил только в этом году. Но "Камень" я очень люблю, и он еще находится здесь, в сфере досягаемости. Пожалуйста, выручи его». Впрочем, еще не отослав своего письма, Волошин «Камень» обнаружил, о чем и сообщил в постскриптуме: «Только что выяснилось, что Мандельштам украденную книгу подарил Любови Михайловне Эренбург, которая мне ее возвращает, так что моя вторая просьба, естественно, отпадает».

Новинский Мандельштамов из Коктебеля выпустил, и они отправились в Батум через Феодосию. Однако он по неосторожности или с воспитательными целями дал Осипу Эмильевичу прочесть письмо Волошина. Реакция автора «Камня» на это письмо была подобна вспышке молнии. Спустя короткое время Максимилиан Александрович, надо думать, не без изумления, читал следующее:

«Милостивый государь!

Я с удовольствием убедился в том, что вы толстым слоем духовного жира, простодушно принимаемого многими за утонченную эстетическую культуру, скрываете непроходимый кретинизм и хамство коктебельского болгарина. Вы позволяете себе в письмах к общим знакомым утверждать, что я "давно уже" обкрадываю вашу библиотеку и, между прочим, "украл" у вас Данта, в чем "сам сознался", и выкрал у вас через брата свою книгу.

Весьма сожалею, что вы вне пределов досягаемости и я не имею случая лично назвать вас мерзавцем и клеветником.

Нужно быть идиотом, чтобы предположить, что меня интересует вопрос, обладаете ли вы моей книгой. Только сегодня я вспомнил, что она у вас была.

Из всего вашего гнусного маниакального бреда верно только то, что благодаря мне вы лишились Данта: я имел несчастие потерять 3 года назад одну вашу книгу.

Но еще большее несчастье вообще быть с вами знакомым.

                                        О. Мандельштам».

Но это еще отнюдь не конец истории. Буквально через несколько дней, при отъезде из Феодосии, Мандельштам был арестован врангелевской контрразведкой. Причины этого ареста доподлинно не известны. Можно только утверждать, что письмо Волошина к Новинскому никакой роли здесь не сыграло — чему порукой, прежде всего, постскриптум к этому письму. По-видимому, белым показались подозрительными дружеские контакты поэта с местными большевиками. «На задержанного Иосифа Мандельштама упадает основательное подозрение в принадлежности его к партии коммунистов-большевиков». Так мотивировал причину ареста Мандельштама полковник Астафьев.

Друзья бросились спасать поэта и давить на все возможные рычаги. Илья Эренбург долго уговаривал Волошина вступиться за Осипа Эмильевича. Наконец тот уступил и отправил начальнику политического розыска Апостолову издевательски-вежливое послание: «До слуха моего дошло, что на днях арестован подведомственными Вам чинами поэт Иосиф Мандельштам. Так как Вы, по должности Вами занимаемой, не обязаны знать русской поэзии и вовсе не слыхали имени поэта Мандельштама, то считаю своим долгом предупредить Вас, что он занимает в русской поэзии очень крупное и славное место. Мне говорили, что Мандельштам обвиняется в службе у большевиков. В этом отношении я могу Вас успокоить вполне: Мандельштам ни к какой службе не способен, а также и к политическим убеждениям: этим он никогда в жизни не страдал».

Хлопоты Волошина и других просителей, слава богу, увенчались успехом, Мандельштам был освобожден из тюрьмы и отправился в Батум.

Прошли годы. Поэты, как водится, помирились. И вот 13 апреля 1931 года мандельштамовский приятель Марк Талов зафиксировал в своем дневнике возмущенный монолог автора «Камня» по поводу некоего переводчика М., без спроса позаимствовавшего из библиотеки поэта редкое издание Николая Языкова: «Вот никогда бы не подумал, что такой джентельменистый человек может заниматься таким делом — взять, авось не заметит мил-друг, а если и заметит, не припомнит, кто взял!» Напрашивающиеся аналогии Мандельштама, сколько можно догадаться, не посетили.

Олег Лекманов