Перед тем как сесть за этот текст, я пересмотрел «Брата» Алексея Балабанова. Помните этот романтический фильм, оглушительно выстреливший в 1997 году? Сергей Бодров-младший играет только что демобилизовавшегося «писаря из штаба» Данилу Багрова, который едет к старшему брату, Виктору, в Санкт-Петербург. Старший, достигший в жизни успеха, подвизаясь киллером, хитростью втягивает младшего, только что вернувшегося с первой чеченской войны, в разборки. Не говоря лишних слов, Данила помогает Виктору и оказывается универсальным солдатом в обличье провинциального юноши. По ходу фильма он прощает старшего брата за обман и за предательство и наказывает всех плохих людей, попавшихся под руку. 22-летний Данила Багров — как и его ветхозаветный тезка-пророк — олицетворение Справедливости, пришедшей в погрязший в грехах Вавилон, карающий ангел, у которого в руках обрез вместо пылающего меча.

Сейчас «Брат» смотрится идеальной иллюстрацией господствующего в умах мифа о «лихих 90-х» (с этого фильма и началась его кристаллизация): мишурный блеск и унизительная нищета неустроенного времени, бандиты в буро-малиновых пиджаках и киллеры в турецких кожанках, дикие уличные рынки и уличные разборки, сбежавшая от реальности в наркотики и странную музыку молодежь. В одной комнате — бандиты с пушками наперевес поджидают должников, в соседней — музыканты и художники играют в бильярд и поют песни под гитару. Границы взорваны: ошибиться дверью и за секунду оказаться в совсем другом, перевернутом мире очень легко. А там уже как повезет — пан или пропал, чемодан денег или пуля в лоб.

Любой разговор об опыте жизни в 1990-х упирается в то, что это была жестокая эпоха первоначального накопления капитала, во время которой щедро стреляли-убивали. Десятилетие тяжелых травм и сильнейшего эмоционального стресса, зажавшего в тисках все население России. Выказывать симпатию к 1990-м — все равно что называть времена сталинского террора славными. Кстати, по ощущению, нынешнее российское общественное мнение больше лайков поставит Сталину, чем Ельцину. Притом что без опасностей девяностых не было бы сытости нулевых. Иллюзорная стабильность и благополучие путинского времени — это плоды болезненного роста новых экономических и социальных институтов в 1990-х. Но мы на фестивале «Остров 90-х», который призывает переосмыслить уроки первого постсоветского десятилетия, хотели бы поговорить не о социально-экономических реалиях декады, а о том, что происходило в других комнатах, там, где не стреляли. Не там, где сидели бандиты, а там, где музыканты и художники. 1990-е дали нам новый лексикон, новую литературу, новый кинематограф, новую музыку, новую моду и новые развлечения. И, что важней, они тогда заменяли многим и еду, и воду, были откровением, утешением и спасением.

Когда я пересматривал «Брата», я понял, что в нынешней жизни мне не хватает искренней жажды новой культуры, которая была в 1990-х. Помните, как Данила Багров, не расстающийся с CD-плеером, весь фильм гоняется за альбомом «Наутилуса» «Крылья»: он готов его купить за любые деньги и в опасной ситуации думает только о том, как бы его переписать? Это не такое уж киношное преувеличение меломана Балабанова. В 1990-х, не запятнанных уродливыми словосочетаниями «духлесс» и «общество потребления», так жили многие — так жили мы с вами, вспомните себя в 1990-х. Этот зверский голод по новому слову в поэзии, кино, музыке и моде — единственное, что хотелось бы вернуть из времени, упрятанного в черный мешок с ярлычком «лихие». Единственное, о чем можно ностальгировать в нынешнюю эпоху пресыщения, в которую ценится искусство возведения информационных барьеров и манипулирования фильтрами.

«Где твои крылья, которые нравились мне?»

Фестиваль «Остров 90-х»

20 сентября, Парк искусств МУЗЕОН, 12.00 — 22.30

Вход свободный