Сергей Николаевич: Великолепный мрак чужого сада
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада.
А. С. Пушкин. «В начале жизни школу помню я…»
Вот уж не думал, что очередная книжка из снобовской серии заинтересует любителей садово-парковых радостей и удовольствий. Считается, что люди они практические, ориентированные исключительно на полезную информацию: как сажать, где обрезать, чем подкармливать. При чем тут литературный сборник? Но оказалось, что плохо мы знаем брата садовода. Для него любая возможность продлить свое общение с природой – жизненно важная необходимость. Тем более когда к этому разговору подключаются такие авторы, как Людмила Петрушевская, Евгений Водолазкин, Гузель Яхина, Денис Драгунский, Аркадий Ипполитов. Но думаю, что дело не только в этом. Просто сама концепция частного сада в России резко поменялась. Еще недавно это был скромный советский метраж шесть соток с листиками салата на самодельном огороде. Теперь, если судить по отчетам светской хроники, неведомо в каких краях и за какими заборами простираются необозримые гектары выстриженных газонов для гольфа и благоухают невиданные цветы. За какие-то десять-пятнадцать лет был проделан невероятно длинный путь от скромных палисадников и доморощенных альпийских горок до сложносочиненных объектов со скульптурами и фонтанами. Сад как объект престижа, как демонстрация уровня доходов и притязаний, как серьезная инвестиция в собственный имидж. Сегодня никого не удивишь знанием меню мишленовских ресторанов, зато можно произвести правильное впечатление своей осведомленностью по части новых сортов роз, выращенных в Багатель или Мальмезоне. Российский сад давно вышел из-под юрисдикции пенсионеров-отставников и бодрых старушек. Отныне это еще и территория умных снобов, утонченных трендсеттеров и просто состоятельных людей, которые могут себе это позволить. Пока их не так много. Но они есть, и у них есть дети, а главное – трезвое понимание, что экологическая ситуация ухудшается год от года. И скоро нам всем нечем будет дышать. Поэтому единственный способ сохранить себя и продлить жизнь – это разведение новых садов и поддержание уже существующих. А для этого нелишне посмотреть, что происходит за собственным забором, пройтись (если позволят!) по чужим паркам и садам, открывая совершенно новую, неведомую реальность.
Пять комнат под открытым небом
Мы подъехали к нему на закате. Бойницы и черепичная крыша розовели в отблесках догорающего солнца. Вокруг не было ни души. Это особое ощущение, когда после целого дня дороги вдруг оказываешься перед средневековыми воротами, берешь в свои руки щеколду в виде ржавого дракона (обязательный ритуал, который, как говорят, приносит удачу). А потом идешь во внутренний двор, чтобы полюбоваться на фасад средневекового замка в стиле пламенеющей готики, за окнами которого уютно сияют старинные люстры.
– Отсюда лили смолу и кипяток, – голосом профессионального гида говорит хозяйка замка, герцогиня Мари-Соль де ла Тур д’Овернь. – Здесь держали ядра для пушек, а тут была комната для пыток. Кстати, многие инструменты сохранились до наших дней.
Замок Эне-ле-Вьей в провинции Берри – один из древнейших во Франции. Говорят, что за время Столетней войны он ни разу не был сдан неприятелю. Это редкость. С 1467 года и до наших дней он находится во владении одной семьи. Это еще большая редкость. Из исторических персонажей здесь бывали Людовик XII и Анна Бретонская, Мария-Антуанетта и Наполеон, далее по списку Готского альманаха и исторической энциклопедии. Судьбы и семейные узы французской аристократии переплетены на века. Даже нож революционной гильотины не смог их разрубить. Известно, что одной из дальних родственниц нынешней хозяйки замка была мадам де Турзель, последняя воспитательница детей Людовика XVI и Марии-Антуанетты. За свою верную службу она даже удостоилась от свергнутой королевы прощального подарка в виде пары янтарных серег. Они выставлены в небольшой музейной витрине вместе с другими сувенирами и экспонатами. Мы поднимаемся в салон с огромным камином во всю стену, пышно разукрашенным гербами, королевскими лилиями, коронами и монограммами.
– Считается одним из самых больших каминов на территории Франции, – не преминула пояснить хозяйка.
Мари-Соль (так для краткости она позволяет себя называть), конечно, личность незаурядная. Сочетание безупречных манер, безупречной доброжелательности с тонкой иронией и какой-то насмешливой, ясной трезвостью. Она легка на подъем, хорошо водит машину, готова поддержать разговор на любую тему. У нее превосходный английский. Долгие годы она прожила в Нью-Йорке, где занималась межгосударственными программами сохранения и поддержания национального культурного наследия при ЮНЕСКО. Считается одним из лучших знатоков садово-паркового искусства и является вице-президентом Общества национальных и исторических парков Франции. Россию обожает. Много раз у нас бывала, принимая самое активное участие в реконструкции Летнего сада в Петербурге. Сады – это ее страсть и в некотором смысле профессия. Она знает про них все. И пригласила она нас в свой родовой замок не столько для того, чтобы рассказать про своих именитых предков, сколько чтобы показать свой сад.
Это особая, заповедная территория, находящаяся за воротами замка. Чистая французская классика. Торжество симметрии, логики, расчета. Но при этом без всякой помпезной вычурности. В саду Мари-Соль есть какая-то подкупающая домашность, интимность. Например, многие топиарные фигуры обязательно украшены смешной птичкой из самшита. А сам сад поделен на пять небольших уютных «комнат» под открытым небом, за каждой из которых закреплена какая-то функция и даже свое название. Кривоватые фруктовые деревья похожи на самодельную мебель, не слишком изящную, но добротную и надежную. Из ольхи сделаны арки. Грушевые и яблоневые деревья превращены в изгороди. По стволам и стенам пущена виноградная лоза. Когда-то эти места были славны сортом винограда «нуар», но потом его запретили из-за его галлюциногенных свойств. С тех пор прошло много лет, так что даже старожилы успели забыть его вкус.
– Но тут я его вспомнила! – восклицает Мари-Соль. – И знаете где? В Грузии! Меня угостили вином из винограда «нуар». Formidable! Превосходно!
Одна из «комнат» посвящена памяти Андре Ленотра, создателя садов Версаля и Тюильри, главного архитектора классического французского ландшафта: плоское пространство, все открытое солнцу, обязательная «вышивка» из самшита, таинственные зеленые шпалеры, хитроумный лабиринт. Все эти причуды XVII века Мари-Соль поддерживает со старанием и тщательностью историка-архивиста, которому доверены документы или реликвии невероятной ценности. Зачем? Это уже другой вопрос. Просто так заведено в ее семье испокон веков. Сад, замок, исторические реликвии в витринах и на стенах – все должно быть на своем месте и в порядке. Другое дело, хватит ли на это средств. И что придумает очередное правительство с налогами на собственность. Уже сейчас часть родни вынуждена перебраться в Швейцарию: жить во Франции теперь не по средствам даже состоятельным людям. Впрочем, в аристократическом обществе не полагается слишком много распространяться о деньгах. Есть темы гораздо более увлекательные. Например, старинные сорта дамасских роз, считавшиеся давно и безнадежно утерянными, которые Мари-Соль возрождает, добиваясь их первозданного, забытого аромата. И потом, в саду тоже некогда скучать. Работа кипит тут с самого раннего утра: садовники орудуют ножницами, рабочие вывозят на тачках траву и срезанные ветки. Все это под неусыпным контролем Мари-Соль. То она дает указания по обрезке растений, то проверяет посадки на миксбордере, то разрабатывает новую военную кампанию по изгнанию выдр, которые своими острыми зубами подпиливают деревья у водоема.
А еще она ведет перманентную и, похоже, безуспешную борьбу со стаями ворон, то и дело норовящими продырявить крышу замка. Но когда наступает минута затишья, она идет с книгами в свою любимую садовую «комнату», где на стене между двух кипарисов голубеет фреска Фра Анджелико (копия, разумеется!), написанная в память о покойном муже, родителях, брате. Все они были les amoureux de la nature – влюбленные в природу. Собственно, этой любовью и памятью жив до сих пор замок и сады Эне-ле-Вьей.
Кровь, а над ней облака
На следующий день меня ждал еще один замок. И тоже частное владение, только уже не обремененное такой длинной историей. Семье нынешнего владельца Анри Карвальо замок и сады Вилландри принадлежат не более одного столетия. Но за это время нескольким поколениям Карвальо удалось воссоздать практически идеальный парковый ансамбль XVI века, поглядеть на который съезжаются туристы со всего мира. Самое интересное – это, конечно, аптекарский сад-огород, простирающийся на нескольких гектарах и представляющий собой строго по линейке расчерченные квадраты. Каждый из них – законченная художественная композиция. Вообще, сады Вилландри – это фигуративная живопись, имеющая сложную философскую символику. Их можно разглядывать часами, любуясь на доведенное почти до математического совершенства пространство, образованное из ступенчатых террас. Одна из них ведет в бурый лес на горе, а другая – к старинному храму, возвышающемуся островерхой свинцовой крышей как напоминание о тщете наших усилий построить собственный, персональный рай на земле. Впрочем, строгому мрачноглазому месье Анри Карвальо эта попытка, как мне кажется, почти удалась.
Во всяком случае, он не скрывал своей гордости, демонстрируя новые сады, разбитые по проекту знаменитого дизайнера Луи Бенеша. Один из них назывался «Комната облаков», где превалировали растения и кусты с белыми и голубыми цветами. Другая – «Солнечная комната», вся засаженная цветами и растениями в оранжево-лимонной гамме. Зрительный эффект от сочетания красок был такой, что в этом саду даже в самую пасмурную погоду тебя действительно «обжигает» июльское солнце. Но больше всего мне понравился дизайн «Детской комнаты». Никаких горок и песочниц. Выстриженный с точностью до миллиметра газон, бронзовая мебель, неудобная и тяжелая, похожая на арт-объект, и цветущие грушевые деревья, будто покрытые белой сахарной пеной.
– При чем тут дети? – поинтересовался я у месье Карвальо. – Мне кажется, тут было бы удобнее взрослым играть, например, в бридж или покер.
– Возможно, но в Вилландри они предпочитают другие занятия, особенно осенью, когда поспевает урожай.
– И что же они делают?
– Собирают все эти груши, яблоки, тыквы, кабачки, арбузы… Я раздаю их бесплатно всем желающим. Кто сколько сможет унести. У нас все построено на чистой органике: никаких пестицидов и искусственных удобрений. Наши постоянные гости это знают и очень ценят продукцию Вилландри. Так что им у нас не до покера. Что касается детей, то здесь есть и качели. Но сегодня они предпочитают не расставаться со своими гаджетами. А в этом случае им ничего, кроме стола и стула, не требуется.
Самого Карвальо, играющего с гаджетами, представить себе довольно трудно. Он трудится от зари до зари, не покладая рук. Огромное образцовое хозяйство, постоянные заботы по реставрации и благоустройству замка, серьезные научные изыскания, связанные с историей Вилландри, невероятный по интенсивности поток туристов, особенно в летнее время, – все это не оставляет времени ни на что, включая личную жизнь. Известно, что недавно он развелся. Остались двое сыновей и множество проблем, о которых он предпочитает не распространяться.
По иронии судьбы главной достопримечательностью Вилландри являются «Сады любви», дословно воспроизводящие старинные рисунки и гравюры XVI века. Чтобы их полностью охватить взглядом, надо подняться на бельведер. Отсюда видны четыре симметричных квадрата из самшита с цветами по центру, символизирующие собой, как во времена трубадуров, «Нежную любовь», «Страстную любовь», «Шальную любовь» и «Трагическую любовь».
– Вы видите, у «Шальной любви» по краям расположены веера. Это символ легкомыслия и поверхностности чувств, – объясняет Анри Карвальо. – А в «Нежной любви» кустарник подстрижен в форме бальных масок. Ведь любовь без тайны не бывает.
– А что означают красные тюльпаны в «Трагической любви»?
– Пролитую кровь. Что же еще?
Последний кадр
Под предводительством Мари-Соль наш путь лежит дальше по долине Луары. Следующий пункт программы – замок Шомон, где ежегодно проходит Международный садово-парковый фестиваль. Это уже не галантные радости, освещенные многовековыми семейными традициями и великими именами. Это территория для эксперимента, рискованных провокаций, смелых и небанальных дизайнерских решений. Впрочем, надо сразу признать, первые впечатления сугубо безрадостные. Такое чувство, что все дизайнеры, собравшись вместе, задались одной целью – представить, на что будет похожа земля после какой-то глобальной катастрофы. Найдется ли на ней место для садов? У большинства по этому поводу есть серьезные сомнения. Поэтому главный образ садов будущего – это блиндажи, будто на случай бомбового удара. Основной лейтмотив – глобальное запустение. Конечно, трава все равно пробьется, вытеснив и заполонив собой все вокруг. А то, что не удастся сорнякам, доделает вода. Многие фестивальные сады были похожи на участки, затопленные наводнением. Из-под воды торчали крыши домов. Брошены непригодившиеся ласты и маски. Все поросло тиной. И постоянно звучит назойливая фонограмма с лягушачьим кваканьем. Самое поразительное, что из всех этих садовых историй абсолютно исключен человек. Его здесь нет, как будто никогда и не было. Для него ровным счетом ничего не предназначено. Ни одной скамейки или хотя бы какого-нибудь дачного гамака. Впрочем, в нескольких случаях сидячие места были все же предусмотрены. Например, в парфюмерном саду Жан-Клода Эллена, где полосатые шезлонги были выстроены полукругом вместе с подвешенными на веревках флаконами, как на презентации новых ароматов. Тут замысел очевидный: вдыхай ароматы, любуйся на старинный замок, утопающий вдали в белоснежных тюльпанах. И, глядя на него, сочиняй идеальные духи для себя, как это делала королева Франции Екатерина Медичи, прославившаяся опасной страстью к разным парфюмам и ядам. Кстати, какое-то время она жила здесь, в замке Шомон, пока не уступила его любовнице мужа Диане де Пуатье.
Но один сад мне запомнился больше других. До сих пор перед глазами стоит маленькая лужайка, густо засаженная гиацинтами, от которых идет одурманивающий запах, какой бывает в церквях только на Пасху. В кустах истерически поют птицы (снова аудиозапись!). Суховатые деревья жалкими, полуживыми веточками тянутся к солнцу. И пышно разрастаются могучие вечные папоротники. Называется все это Le Jardin du Dernier Acte («Сад Последнего Акта») и имеет точную датировку – 2250 год. По мысли французских дизайнеров, к этому времени от живой природы не должно остаться уже ничего. Зато в качестве скромной компенсации те немногие, кто еще будет населять планету Земля, смогут полюбоваться ее былой красотой в «природных театрах» (théâtre de la nature). Маленький садик с дощатым помостом и установленными на нем красными креслами, как в провинциальном кинозале, и является предсказанием природного театра будущего. Театр, надо понимать, еще, может, и будет существовать, а вот живой природы в нашем обычном понимании уже нет.
И все-таки было бы неправильным закончить этот садово-парковый тур на столь неутешительной ноте. Тем более что впереди нас всех ждал Музеон на Крымском Валу в Москве, где, как всегда в начале июля, развернул свою экспозицию Международный фестиваль Flower Show.
Как в кино!
У этого фестиваля давно сложился свой стиль. Когда-то за образец была взята королевская выставка садов Chelsea Flower Show – главная и неприступная цитадель садово-ландшафтного искусства, покушаться на которую никто не смеет вот уже больше ста лет. Это образец того, что может сотворить с живой природой цивилизация, применяя весь имеющийся арсенал современных технологий, навыков и умений. Для просвещенных садоводов Челси – это ключевое событие года, где определяются тенденции, формулируются новые направления и закладывается новая философия садового искусства. Стоит ли говорить, что русская речь теперь звучит здесь все чаще и чаще. Но когда в начале нулевых в Челси впервые приехала Карина Лазарева, будущий президент международного фестиваля Flower Show, русских не было и помине. Грандиозные масштабы, возбуждающее присутствие королевских особ, а главное, открывающиеся новые возможности, подвигли Карину на то, чтобы вначале устроить что-то похожее в Москве, а потом распространить свою бурную деятельность и на российские регионы, где она теперь желанный гость. Например, в Воронежской области при ее участии были реконструированы два больших городских парка, а теперь ведется активная работа по возрождению поместья принцессы Ольденбургской «Рамонь».
Я помню, как Карина начинала с группой энтузиастов в Парке Горького, как быстро им там стало тесно. Как в прошлом году они перебрались через дорогу в Музеон, где уже развернулись в полную силу, подключив к своему фестивалю новые российские дизайнерские компания, фирмы, спонсоров. Конечно, это еще не Челси с его вековыми традициями и обязательными ритуалами. Но это Москва, динамичная, восприимчивая, жадно примеряющая и перенимающая все новое. И нынешняя садово-парковая история оказалась, что называется, в тему. Она про то, как правильно организовать пространство, как освоить и заполнить пустоту жизни, как создать новую реальность, но не виртуальную в компьютере, а на земле. Прошедший фестиваль был посвящен кино. Многие проекты садов так или иначе вертелись вокруг узнаваемых киномотивов. Например, кресло с надписью Director возвращало нас в атмосферу съемочной площадки. Бурный водопад, бьющий из скалы, напоминал кадры из фильма «Индиана Джонс», а уютные вольтеровские кресла в сочетании со старинной пишущей машинкой Ундервуд и портретами разных исполнителей роли Шерлока Холмса переносили в вымышленную Англию Конан Дойля. Конечно, во всем этом было порой больше литературы, чем настоящего кинематографического action. Каким-то садам явно не хватало находчивой изобретательности. Видно было, как привычка к банальным решениям, выдаваемая за «традицию», заставляет дизайнеров каждый раз плясать от гипсового Амура, обязательно сидящего в центре какого-нибудь бассейна с водяными лилиями. Амур всегда прекрасен, даже гипсовый, лилии тоже, особенно распустившиеся, но сад ХХI века должен быть другим. Каким?
На этот вопрос постаралась ответить дизайнер Татьяна Гольцова, недавний лауреат серебряной медали в Челси. Интересна ее личная история. Раньше работала в Газпроме. Ни на какого дизайнера никогда не училась. Потом решила бросить престижную должность и начать все с чистого листа. Это не фигурально, а буквально. Белый лист, на котором она своей рукой вывела одно слово «Сад», определил ее жизнь на ближайшие пять лет. За это время она много чему научилась, все узнала про растения, про климатические условия средней полосы. Сама создала свою ландшафтную фирму. Пошли первые заказы, завертелся бизнес, появились состоятельные клиенты. Но как несбыточная мечта где-то далеко-далеко все время мерцало еще одно слово «Chelsea», не давая успокоиться. В этом году, наконец, все совпало: оригинальный проект, поездка в Великобританию, и неожиданно престижная серебряная медаль. После громкого дебюта Карины Лазаревой (премия «лучший сад Челси»-2006 плюс золотая медаль), это первое серебро в истории российского ландшафтного искусства.
– Что больше всего поразило в Челси? – спрашиваю я Татьяну.
– То, что они ничего давно не делают руками. Для всего есть машины и специальные приспособления. Нам тут до них далеко.
Мы сидим с Татьяной на лавочке в самом центре ее сада. Он весь какой-то серебристый, перламутровый, окутанный тончайшей водяной пылью. Вокруг жара, а здесь прохлада, идущая от трав, хвоща, тиса, кустарников дерена сорта Elegantissima. И все пространство словно заверчено в движении вокруг металлической скульптуры обнаженной женщины, парящей в воздухе (автор Виктория Чичинадзе). Прыжок в неизвестность, прыжок в бездну, прыжок в будущее…
– Это ваш прыжок из «Газпрома»? – пытаюсь иронизировать я.
– Можно считать и так, - улыбается Татьяна. – Теперь этот сад собственность компании Imperial Garden, а я займусь другими проектами. Можно считать, что каждый новый сад это как прыжок в неизвестность.
Что делать? Какой ни возьми классический сюжет, рано или поздно он заканчивается прощанием с садом или изгнанием из него. Одно утешение: если верить обещаниям московского правительства, в ближайшее время в столице будет высажено около тысячи деревьев, которые превратят наш город в цветущий сад.
Вы в это верите?.. Я тоже.Ɔ.