Денис Родькин. Полет нормальный

Первым делом невольно смотрю на обувь: фотографий Родькина «в штатском» не так много. На одном из самых «летучих» танцовщиков балета – белые Nike Air Force. Его имидж вне сцены сложно представить. Редкие посты в инстаграме, в фейсбуке по одной записи в месяц, а то и в два – в основном фотоотчеты с выступлений. Никакого мелькания на вечеринках с селебрити; быт – за занавесом. Сегодня каждый хоть самую малость известный артист пестует свой сетевой образ и монетизирует его как может, заигрывая с публикой. Денис ухмыляется на мои комментарии его соцсетей: «А что нужно показывать – что я ем на завтрак? Самому сложно заниматься своим публичным имиджем, я не знаю механизмов. У нас есть пресс-служба – наверное, это она должна делать. Подойдите к любому человеку за соседними столиками и спросите, кого из артистов Большого театра он знает, – назовет Цискаридзе и Волочкову. Не знаю, что должна сделать пресс-служба, чтобы изменить эту ситуацию. Да и нужно ли ее менять. Балет – закрытое искусство, и превращение его в попсу, возможно, не приведет ни к чему хорошему». Так считает премьер Большого, хотя танец Сергея Полунина в клипе под самую известную песню Hozier стал большим событием в поп-культуре, Полунин же снимается для Dior и Marc Jacobs, год назад выходит американский сериал «Плоть и кости» про балетную кухню, Puma делает кампанию с балеринами – какое уж там закрытое искусство.

Неформального Родькина скорее можно найти на страницах других танцовщиков со всего мира – многие желают сфотографироваться с невероятным русским, к которому на Западе относятся как к уникуму, а на Востоке – как к богу. Просто русские после постановок Григоровича – к ним начинают готовиться еще со школы – могут все. А вот иностранцы к нашей хореографии не готовы: «После нашего репертуара мы готовы ко всему и можем танцевать французскую, датскую хореографию – да какую угодно».

Денис говорит, что танцовщику в России состояться очень сложно: «Много есть историй о том, как люди, которым в училище прочили большую карьеру, приходили работать в театр и оказывались там не нужны, потому что у них не хватало определенных данных для роли. Например, молодой человек может быть способным, прыгучим, но для принца ростом не вышел, а для роли шута, наоборот, крупноват. Такие девочки, мальчики уезжали за границу и делали там прекрасную карьеру. Там диапазон возможностей больше: можно станцевать принца Зигфрида при росте ниже ста семидесяти. Не только в Большом, но и в России вообще такого просто быть не может». 

История появления Родькина в Большом театре уникальна. В труппе он единственный, кто окончил не Московскую государственную академию хореографии (основную кузницу кадров для ГАБТа) и не просто пошел дальше кордебалета, а поднялся до статуса премьера. Родькина, выпускника хореографического училища при театре танца «Гжель», заметил Цискаридзе и практически сразу поставил на роль принца в «Лебедином озере». «Ставку на меня никто не делал, но я не сдавался и в итоге оказался нужным театру» – феноменальной выворотностью стопы и другими характеристиками, дающими студентам МГАХ шанс попасть в Большой, он не отличался, но прыгал при своем немалом росте великолепно.

Отношения с балетом начались, когда Денису Родькину было восемь лет, – он заснул в театре на «Лебедином озере». Тогда он уже учился в подготовительной группе балетной школы при «Гжели». Уходя из театра с родителями, он думал, что ничего более унылого, чем балет, в жизни не видел и не будет с ним связываться, но заниматься все-таки начал. В одиннадцать лет он сел на шпагат. Сидел, плакал и не понимал, зачем он терпит эти издевательства над телом. Мечты о сцене и в мыслях не было, на уме – одни компьютерные игры, в планах на будущее – работа машинистом поезда Москва–Владивосток: «нормальная мужская профессия». 

Сначала в балетной школе его удерживала мать, которая не хотела, чтобы Денис болтался на улице без дела: «Я бы мог стать шпаной, и мама этого боялась. Два года она повторяла, что балетная школа мне нужна для здоровья, для осанки, говорила, мол, позанимаешься пару лет и потом уйдешь. Но за это время я сам втянулся – из-за друзей. Я туда ходил не ради танцев, а чтобы с пацанами устраивать всякое – на меня всегда жаловались завучу. Меж тем мне все предметы хорошо давались, кроме математики». И вот когда Родькину исполнилось шестнадцать лет, свершилось: он решил выбрать танцы своим делом и больше не передумывал. Запоем смотрел выступления мэтров в записи, ходил заниматься в зале, даже если на календаре было 1 января. «Мои сверстники из балетной школы работают кто стюардессой, кто кассиром, кто танцует на выступлениях Бабкиной и Кадышевой. Они на меня как будто немного обижены. А за что обижаться? Когда все шли пить, я шел в зал», – вспоминает Денис.

Родькин словно бережет эмоции для Большого, для Спартака, обходясь вне сцены улыбкой снисходительной вежливости поверх poker face. Что у него в голове, когда он танцует принца Зигфрида или Роберта (в русской версии – Злой гений) в «Лебедином озере»? «Отрицание, ненависть изобразить просто. Мой Злой гений – интриган, которому наплевать на людей. Чем сильнее скривишься в этой партии, тем лучше. Положительных персонажей играть гораздо сложнее, чем отрицательных. Когда я выхожу как принц, я пытаюсь свой внутренний мир очистить от всего плохого, пытаюсь быть абсолютно правильным в постановке позы». Внутри Злого гения комфортнее, но принц на записи выглядит, по словам Дениса, убедительнее.

«Я всегда разочаровываюсь, когда смотрю запись своего танца в первый раз. Иногда просто в небольшую депрессию впадаю. На десятый просмотр я начинаю видеть не только плохое». Единственная партия, которой он полностью доволен, – это Хозе в «Кармен-сюите», хотя партия давалась нелегко: руки не соединялись с ногами, на репетициях первое время приходилось завязываться в узел. 

На слова о том, что Большой – это мясорубка, Родькин продолжает улыбаться. В его глазах не отражается ни тени лиха, что гуляло по главному музыкальному театру страны в 2013 году. Poker face – идеальное лицо ГАБТа. Денис работает в Большом театре девять лет, и за это время, как он говорит, никто ни разу ему не вредил. «Наверное, последнее, что вы читали про Большой, – это то, что в художественного руководителя плеснули кислотой. С тех пор многое изменилось. Сейчас у нас все спокойно. Некоторые танцовщики говорят в интервью, что их кто-то финалгоном намазал, что потом начало кожу жечь. Мне кажется, они просто преувеличивают. В училище я думал, что в Большом люди сжирают друг друга. Конкуренция есть, конечно. Но вовсе не такая сильная, как я ожидал. Никакого зверства. Кто-то может перестать здороваться, но, Господи, это же такая ерунда». И все.

Неврозы на работе – с кем угодно, только не с ним. Да, швыряет стулья об стену в раздевалке, если на спектакле что-то не получилось, но кто не швыряет. «Черный лебедь» Аронофски ему не нравится: антиреклама сплошная. «Хотя у девушек бывают проблемы. Когда партнер не может их поднять, они начинают посыпать голову пеплом, плачут, хотя, может, парень просто слабак». Раньше Денис был суеверным и буквально следил за тем, с какой ноги в день премьеры встать и что съесть на обед, но потом даже это прошло. Осталась только ритуальная бессонница перед премьерой, и та не от страха, а от предвкушения. «Чем меньше я ночью сплю, тем лучше танцую потом, потому что сон как будто стирает всю работу, которую накануне проделал в зале». 

В конце разговора Денис признается, что, когда приходится выплевывать легкие во время сложных партий, как, например, в «Спартаке», он испытывает удовольствие. Почти таким же тоном, с каким мальчики хвастаются шрамами, говорит, что недавно выходил танцевать с адской болью в ноге и ходит хромой. На мой немой вопрос отвечает: «Ненавижу пропускать концерты, потом неприятная пустота внутри. Надо танцевать, пока танцуется, ведь в тридцать восемь лет уже не попрыгаешь».

Если Родькин не танцует, то ходит в оперу. «Банально, да? Я приверженец всего классического». Он уже смирился с тем, что со временем превратится в заядлого консерватора во всем. С плеером по улице уже не ходит, но станцевал бы под многое: «Хоть под Майкла Джексона. Хотя лучше него самого это никто не сделает. Но круче всего, знаете, было бы станцевать под живой орган – никто этого не делал. Не знаю, стоит ли об этом говорить – может, для вас это глупость какая-то. Но только вспомните, каким сильным может быть звук живого органа. Я бы просто прыгал и прыгал без остановки под этот звук – минуты три. А потом бы просто рухнул за занавесом».Ɔ.

____________

стилист: Екатерина Мельникова 

продюсер проекта: Екатерина Барер @Photofactory

продюсер съемки: Екатерина Зубрилина @Photofactory 

ассистенты фотографа: Андрей Севостьянов, Юрий Орлов

хореограф: Анна Абалихина

визажист: Ольга Мирошниченко

Спецпроект Grand Pas при поддержке Nespresso

Премьерный показ

Фотопроект Grand Pas, ставший возможным благодаря деятельной поддержке компании Nespresso, продолжается на страницах журнала «Сноб». На этот раз его героем стал премьер Большого театра Денис Родькин. Он пришел в студию к Владимиру Фридкесу, изрядно поплутав по запорошенным снегом переулкам Солянки, окоченевший, почти уже отчаявшийся отыскать нужный адрес и заветную дверь. С Фридкесом так всегда. До него надо сложно и долго добираться как в прямом, так и в переносном смысле. Он один из немногих, для кого фотография по-прежнему остается чистым искусством, а каждая фотосессия – чем-то вроде сеанса черной магии, под колдовское воздействие которой попадают все, кто оказывается в его студии. Так было и на этот раз. Но стоило Денису немного отогреться, выпив чашку горячего кофе, и сменить обычные джинсы на балетное трико, как началось странное, ни на что не похожее действо, результат которого всегда непредсказуем и непредставим, несмотря на наличие монитора, исправно фиксирующего каждый кадр. Получится или нет? Взлетит – не взлетит? Удастся ли поймать объективам сотые доли секунды абсолютной красоты и непрерывного движения. Именно к этому стремится каждый раз Фридкес, измучивая себя и всех собственным перфекционизмом. Но Денис Родькин так просто не сдается. Он оказался стойким товарищем и прирожденной фотомоделью. Недаром у него за плечами суровая школа выживания и премьерства в Большом театре. И даже в условиях сложной пятичасовой съемки он продемонстрировал чудеса выдержки, терпения и артистизма, в чем нетрудно убедиться, пролистав «Сноб» до страницы 78. 

Венский акцент

Оказывается, при желании его можно «услышать» где угодно. Для этого достаточно выбрать кофейную капсулу Nespresso – например, Variations Sachertorte, воспроизводящую вкус торта Sacher. Здесь легко узнать ноты не только черного шоколада, но и апельсинового джема, который, как говорят, до сих пор варится по рецептам Анны Захер, хозяйки легендарного отеля и создательницы торта. Чтобы иллюзия была совсем полной, добавьте немного взбитых сливок. С помощью Nespresso подарите себе немного Вены.