Одежда с гвоздей и усы в руках. О премьере «Безприданницы» Дмитрия Крымова
На сцене спиной к зрительному залу стоят ряды кресел, как в зале кинотеатра, по центру задника висит большой экран (художник — Анна Кострикова). Слева — длинный ряд висящих на гвоздях курток и пиджаков: сколько человек пришло на «просмотр фильма», и не сосчитать, может, 100, а может, 50. От них осталась только верхняя одежда. Вначале на экране появляется набережная — обычная волжская набережная, типичный российский пейзаж. По ней и продефилируют почти все персонажи пьесы, эффектно превратившись из маленьких фигурок на экране в актеров, входящих в пространство сцены через дверь.
Крымов с текстом Островского никаких особых трансформаций не предпринял: кое-что убрал, кое-что добавил, но по минимуму. А персонажи все на месте. Мокий Парменыч Кнуров (Константин Муханов) — тут как тут, древний, еле ходящий старик в длиннющей черной шубе. Вожеватов (Вадим Дубровин), услужливый, готовый, кажется, на все, чтобы угодить богатому и влиятельному Кнурову. Харита Игнатьевна Огудалова, мама Ларисы (Сергей Мелконян) — ее играет мужчина, только временами косящий под женщину, когда напяливает на себя вульгарное блестящее декольте и красные чулки в сетку. У Крымова Огудалова действительно «мужик», пробивной, резкий, грубый, добивающийся своего. Двух дочерей уже замуж удалось пристроить, осталась только одна неприкаянная Лариса. Огудалова и подраться может: в сцене потасовки с Паратовым (Евгений Старцев), где озверевшая мамаша, защищающая свою обиженную дочь, раздирает новенький с иголочки костюм Сергей Сергеевича, она как раз-таки и демонстрирует свое мужское начало, свои глубинные желания отомстить, защитить, укрыть. А женское прорывается только один раз, когда Огудалова страстно, мощно и откровенно танцует под песню I will survive Глории Гейнор: посмотри, доченька, как мы пробивались в наше время, на что только ни шли, терпели все унижения, да и ты потерпи, милая, потерпи. Две ее другие дочери тоже присутствуют на сцене, даже та, которую муж заколол, прямо с ножом в груди и ходит (все как у Островского, только в пьесе о дочерях лишь упоминают, а в спектакле они введены в число действующих лиц): но они нужны только как статисты, как сторонние наблюдатели происходящего. Есть тут и жалкий Робинзон в исполнении Алины Ходжеваной — с красным от пьянства носом, слепо следующий повсюду за хозяином своим Паратовым и ужаснейшим образом исполняющий романс Бреля Ne me quitte pas — «Не покидай меня».
Лариса вовсе не похожа на утонченную красавицу из «Жестокого романса». Она немного шепелявит, немного растягивает слова, иногда даже кажется, что у нее не все в порядке с головой
События же сосредотачиваются вокруг треугольника: Лариса Дмитриевна — Карандышев — Паратов. И главная в нем, конечно, Лариса (Мария Смольникова). Ее героиня вовсе не похожа на томную красавицу, утонченную, элегантную, трепетную, какой зритель запомнил известную на всю Россию Ларису Дмитриевну в исполнении Ларисы Гузеевой из фильма Эльдара Рязанова «Жестокий романс». Образ, созданный Марией Смольниковой, наверное, самый запоминающийся в спектакле, самый цельный и самый живой. Она немного шепелявит, немного растягивает слова, иногда даже кажется, что у нее не все в порядке с головой, глупенькой прикидывается, выкладывает всю правду-матку: жениху своему Карандышеву (Максим Маминов) мало того что открыто заявляет, что он и в подметки не годится Паратову, так и еще и целый список из 10 пунктов выкатывает — список того, что сама делать не умеет и что Юлию Капитонычу делать запрещает (Островский бы от души посмеялся над этой выдумкой Крымова). Курицу потрошить бедняжка не умеет, да и кровать заправлять, о Сергее Сергеевиче категорически запрещает любые разговоры заводить. Точно такой же список, лишенный некоторый пунктов, она потом и Паратову радостно начнет зачитывать, ведь на сей раз он — для любимого. Вокруг Ларисы на самом деле все и вертится, она — стержень постановки. Ее личная драма разыгрывается перед зрителем на авансцене, а остальные персонажи либо издалека за ней наблюдают, либо вяло, отстраненно участвуют в действии, а то и вовсе повернуты к ней спиной: на экране показывают футбол (матч Россия — Голландия 2008 года за выход в полуфинал чемпионата Европы), а это куда интереснее, чем происходящая совсем близко человеческая трагедия.
Лариса как будто совсем одна — никто «не слышит», что она говорит. Вот Карандышев пытается починить ей сломанный каблук, тщательно чинит, лампу просит ему подержать, а у Ларисы внутри все горит, так и рвется наружу затаенная боль. Она хочет достучаться до своего жениха, попросить защиты, ведь она многое пережила: ее возлюбленный Паратов год назад уехал в неизвестном направлении, бросил на произвол судьбы — как она справилась, одному богу известно. И вот теперь она собралась замуж за него, тихого и убогого Юлия Капитоновича Карандышева, курам на смех этот брак, а и он, хоть и любит ее беззаветно, но не слышит, ничегошеньки не слышит. Да вообще кто ее здесь способен расслышать? Паратов, что ли? Этот напыщенный самовлюбленный франт, легко заводящий разговор о рецепте безе после откровенных признаний Ларисы, которая за год его отсутствия чуть богу душу не отдала.
Голос свой Лариса сорвала, потеряла. Раньше была певицей, а теперь петь может только под фонограмму. Страшно смотреть на ее жалкие потуги исполнить песню Жанны Агузаровой «Звезда». Вот и афиша с анонсом концерта Ларисы Огудаловой установлена в глубине сцены: страшненькая такая афиша, вся в каких-то аляповатых звездочках — такие и сейчас висят на столбах в нашей российской глубинке. Но в Агузарову Лариса «превратится» только на один-единственный миг, когда Паратов надругается над ней и заявит, что обручен, вот тогда и исполнит она свою песню последний раз — нацепит на себя какой-то красный шлейф, сорвет в неистовстве черные носки с ног и будет повторять за Агузаровой: «Одна звезда на небе голубом/Живет, не зная обо мне». Это исполнение Ларисы, потерявшей в жизни все: и честь, и любовь, и веру, — самая пронзительная нота спектакля.
Как ни удивительно, но второй персонаж, вызывающий в этой постановке жалость и сочувствие, — это Юлий Капитонович Карандышев, тихий и безобидный. Он не такой, как у Островского — вечно красующийся, жалкий до безобразия и воплощающий в себе все самое мещанское. Нет, Карандышев тут не мелкая душонка — он жертва. Не любит его Лариса, и в этом его трагедия. Ничего не получается у Юлия Капитоныча, а ведь он очень старается. Со стены постоянно падают пиджаки и костюмы, он их поднимает, вешает обратно, а они опять падают. Сто раз предпринимает он попытки — и на тебе, у Паратова моментально получается их на место водрузить, а Карандышеву не везет. Зрителю он куда симпатичнее Сергея Сергеевича. Даже банкет, который Юлий Капитоныч организует в честь предстоящей женитьбы на Ларисе, не отдает показухой, как у Островского. Где-то проскальзывает мысль, что вино он приобрел больно дешевое, но не более того. Напротив, сердце сжимается от жалости к нему, когда, ничего не ведая и не гадая, он, переключая «каналы» телевизора, на глазах у всех гостей натыкается на «сцену» соблазнения Паратовым Ларисы. Камера выхватывает комнату героини, где она спешно собирается бежать со своим возлюбленным, и становится очевидно, что во время этого обеда все между ними и произошло. Особенно эффектным получается переход от новостей, передачи Дмитрия Киселева, кадров из кинофильмов с Чарли Чаплиным, к этой комнате — как бы между делом, случайно возникающей на экране. Отдельно взятая пошловатая любовная сцена затесалась в один ряд с событиями общероссийского и общечеловеческого масштаба, только на поверку она оказывается куда серьезнее, куда важнее и куда значительнее.
И наконец, Паратов — красавец, франт, щеголь, человек абсолютно бездушный, холодный и пустой. Он постоянно любуется собой. Одно его появление чего только стоит. На экране возникает «Ласточка», Паратов — на носу своего любимого теплохода, скидывает с себя одежду и под звенящую в ушах песню «Ах, белый теплоход» ныряет в воду, да чуть было не тонет. Но его откачивают, и Паратов с пеной у рта начинает разглагольствовать об особенностях судов.
Гимн Советского Союза, раздающийся из динамиков во время трансляции футбольного матча Россия — Голландия, звучит как настоящий приговор всему российскому обществу
Временами спектакль напоминает фирменный стиль Константина Богомолова, с его травестией, балаганом, постоянными «вкраплениями» популярных эстрадных композиций, смешением комического и трагического. И тем не менее «Безприданница» все-таки насквозь крымовский спектакль, пронизанный смыслообразующими деталями. Падающие пиджаки и куртки, с которыми не может справиться Карандышев, сильнейшая буря, срывающая всю эту одежду с гвоздей и чуть не сбивающая с ног Юлия Капитоныча, возвещает о прибытии «Ласточки» и грядущей катастрофе; длинная черная шуба Кнурова, вырастающая за спиной Ларисы и как будто поглощающая ее в свои недра — тогда, когда она уже окончательно брошена Паратовым; неотрезанные бирки на новом костюме Сергея Сергеевича, его неожиданно отклеившиеся усы, которые Лариса растерянно держит в руках, — все это говорит об его, паратовской, искусственности, деланности; висящее на шее Сергея Сергеевича обручальное кольцо, которая Лариса силится разглядеть и чуть было не душит своего уже бывшего на тот момент любовника шнурком; надпись на двери «САРТР» с пропущенной и коряво надписанной буковкой «и» — «сартир» получается, — в этом заключена вся «экзистенциальная» безграмотность русской глубинки; огромный бутерброд с ветчиной, которым Лариса решила подкрепиться перед смертью, — смерть она воспринимает радостно и спокойно, как шутку, бутерброд избавляет ее от чувства голода, а смерть — от страданий. Закольцованный финал: Лариса решила провернуть точно такой же фокус, как Паратов, когда в желании продемонстрировать умелому стрелку свое еще большее мастерство, стрелял прямо в Ларису, держащую в руках монетку; только на этот раз Карандышев попадает ей прямо в сердце.
И наконец, гимн Советского Союза, раздающийся из динамиков во время трансляции футбольного матча Россия — Голландия, звучит как настоящий приговор всему российскому обществу, потерявшему ориентацию во времени и пространстве.