Непристойное парение. «Сноб» сходил на выставку Шиле и Климта
На следующий день после открытия выставки в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков комментаторы спрашивали: «Где гениталии?» — дескать, у Шиле есть куда более откровенные картины, которые можно было показать под грифом «18+». Впрочем, эта цифра — не ограничение, а рекомендация. Перемещая больше сотни работ художников из венской Альбертины в Москву, руководство Пушкинского, конечно, не забывало о впечатлительности некоторых активистов. Спустя девяносто девять лет после смерти обоих художников у музейных работников все еще есть опасения насчет того, что их творчество может быть принято в штыки. «Что уж говорить о том, каким общество было на рубеже XIX и XX веков, — говорит куратор выставки Виталий Мишин, — глядя на работы венских модернистов, которые сегодня воспринимаются как историческая данность, мы едва ли представляем себе, какими глазами смотрели на них современники художников».
«Поцелуя» в Пушкинском нет: работы Климта представлены в основном графическими набросками на бумаге, в которых можно только угадывать будущие золотые вихри вокруг платья Адели Блох-Бауэр, зато пластика этих едва намеченных карандашом фигур дает понять, как художник разрабатывал новый канон, анонсируя модернизм. Работал он как ремесленник: рисовал каждый день помногу, наследие насчитывает две с половиной тысячи листов не считая подаренных и порванных его же рукой работ. С мнением заказчиков Климт порой не считался. Эскизы «Факультетских работ» — все, что осталось от четырех скандальных картин, которые сгорели во время Второй мировой войны. Они должны были украшать плафон Венского университета, однако профессора отказались их принимать: вместо жизнеутверждающих аллегорий, которые должны были внушить студентам трепет в храме знаний, — конфликтные сюжеты и чересчур натуралистичные изображения людей. Казалось бы, что особенного в обнаженной женской фигуре на картине «Медицина»: примерно в те же годы Жан-Август-Доминик Энгр пишет обнаженку в полный рост для буржуа. По словам Мишина, ракурс — вид снизу — считался возмутительным. Этот ракурс, к слову, Климт использовал, чтобы фигура не стояла твердо на земле, а «парила» над ней.
«Сидящая полуобнаженная», которой суждено будет превратиться в хищную «Саломею», создана под впечатлением идей Фрейда: для Климта секс, кровь и смерть были неразделимы. Рядом с его легкими и будто сонными фигурами — физиологичные, изломанные, написанные жирными линиями натурщики Шиле. Молодой художник «вырос» на Климте, но довольно скоро его перерос. «Он отказался от эстетизации в пользу натурализма и выразительности», — Мишин подводит гостей к «Портрету рыжеволосой девушки» с желтыми глазами животного и растопыренными пальцами, напоминающими клешни.
«Он разрушает идеал красоты, и то, что считалось антиэстетическим, входит в сферу искусства и признается как эстетический принцип, — комментирует куратор работы Шиле. — В его детских портретах дети предстают не по возрасту искушенными, есть в них какое-то неблагополучие». На людей Шиле смотрел с бесцеремонным любопытством, делая какого-нибудь подростка из шпаны своим натурщиком. Но взгляд на себя у художника кардинально отличался: Шиле изображал себя еще более изломанным, словно сведенным судорогой — и голым. Он словно примерял разные роли, изображая собственные гримасы и плохую координацию.
За приглашение подростков в мастерскую он поплатился. Его обвинили в развращении нравов — подростки могли видеть разложенные повсюду наброски эротического содержания — и отправили на три недели в тюрьму. «Шиле считал, что ему как художнику дозволено больше, чем обывателю, он пренебрегал условностями и был страшно разочарован в обществе, которое вот так указало ему его место. Он это переживал как чудовищную несправедливость», — говорит Мишин. Его верная подруга передала в камеру рисовальные принадлежности и апельсины. По словам покровителя художника и издателя его первой биографии Артура Рёсслера, эти апельсины были, можно сказать, единственным источником света в камере. Глядя на них, Шиле мечтал уехать на берега Адриатики. Много позже печального эпизода он написал экспрессивную гуашь — натюрморт из трех апельсинов на грязно-коричневом фоне получил название «Мой путь пролегает над бездной». Рядом с этой гуашью висит изображение довольно свободно написанного корабля в зеленоватом пятне воды — сюжет сбывшегося желания.
Выставка «Густав Климт. Эгон Шиле. Рисунки из музея Альбертина» продлится до 14 января.