Александр Архангельский о деле Серебренникова: «Нужно расследовать, а не преследовать»

Уважаемый господин президент! Уважаемые коллеги!

Мы говорим об изменении законодательства в области культуры, даже о необходимости нового закона о культуре, что невероятно важно. Но часто приходится слышать и говорить о том, что тот же 44-й ФЗ («О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд») в некоторых культурных индустриях просто неисполним и провоцирует нарушения. Отмечалось, что часто возникают экономико-правовые коллизии, жертвами которых могут и становятся деятели театра и кино. В связи с этим я хочу обратить внимание на еще один очень важный аспект, по-моему, невероятно важный.

Самые лучшие законы будут буксовать, если надзорные органы, а также следствие и суд будут исходить из репрессивной логики. Часто приходится слышать: а почему следствие против чиновников возможно, а против деятелей культуры — нет? Никто не говорит, что следствие против деятелей культуры невозможно. Говорят о другом — о том, что нельзя устрашать и подавлять ни чиновников, ни художников, ни рядовых граждан, никого. Нужно расследовать, а не преследовать.

Я не могу не упомянуть о деле, о котором уже в Вашем присутствии не раз говорили, не сегодня, но тем не менее, о деле Серебренникова, Малобродского, Итина, Апфельбаум, Масляевой. Протест вызывает не попытка разобраться, а именно отсутствие такой попытки, давление, устрашение.

Зачем держать Малобродского за решеткой и обвинять фигурантов театрального дела в невыпуске спектакля, получившего «Золотую маску»? Зачем лишать Софью Апфельбаум возможности руководить Российским академическим молодежным театром, Серебрянникова — «Гоголь-центром», а Итина — заниматься делами выдающегося Ярославского театра имени Волкова? Зачем разрушать институт поручительства?

Просто напомню, что за каждого из фигурантов поручались десятки самых уважаемых представителей культуры, причем разных по взглядам, по художественным направлениям, от Говорухина до Киркорова, от Меладзе до Ширвиндта, от Спивакова до Натальи Дмитриевны Солженицыной. Я подчеркну, что поручительство — это не призыв к отказу в разбирательстве. Поручительство — это моральная гарантия того, что фигурант не скроется, что можно ограничиться залогом, подпиской о невыезде, но продолжать работать.

Если такое происходит на федеральном уровне, под лучами софитов, что удивляться, что там, подальше от центральных СМИ, происходит, в общем, то же самое. Уже ровно год в Карелии сидит в ожидании приговора выдающийся историк, автор классических исследований о Соловках Юрий Дмитриев. Редкий случай — суд отклонил результаты экспертизы, которая как бы подтверждала его вину. Но материалы дела все равно опять направляют не в государственные экспертные институты, а в получастные конторы.

Снова, подчеркиваю. Никто не призывает не расследовать. Призывают не преследовать; изучать реальные обстоятельства, а не подгонять под готовый ответ. Совет журналистов Карелии просил изменить Дмитриеву меру пресечения. (Ответ) — нет. Основатель общества «Мемориал» Арсений Рогинский обращался к прокурору Карелии с письмом. Отписка.

Рогинский знал, о чем писал. Его, ленинградского историка, в 1981 году посадили под предлогом подделки официального письма в библиотеку, а его коллегу ленинградского литературоведа Азадовского — в 1980, подбросив наркотики. Азадовский потом долгие годы потратил на то, чтобы доказать, судебно, причем, доказать ложность этого обвинения. Но тогда многие говорили: «Не бывает дыма без огня». Дым без огня бывает.

В связи с этим, кстати, не могу не сказать, что Арсений Борисович Рогинский, великий гражданин России, умер на этой неделе, в субботу будут похороны. Спасибо ему за все, что он сделал для страны, для восстановления памяти. Не мифа о репрессиях, а именно фактов, как положено историку.

Ну, разумеется, если бы наш Совет выходил за пределы темы культуры и искусства, можно было бы сказать и о других делах: от судьбы самого обычного молодого человека Максима Хохлова, защитой которого занимается настоятель прихода в Бутырке отец Константин Кобелев, или обратиться с просьбой отозваться на прошение о помиловании, которое подал 77-летний ученый Владимир Лапыгин из Бауманки. Потому что система слышит сигналы. Вы только что взяли на контроль дело фермера Евгения Васильева, и после этого оно было немедленно возвращено из следствия в прокуратуру. В рамках закона, без нарушения процедуры.

Но поскольку наш Совет посвящен именно вопросам культуры, я ограничусь только этой темой, тем более что дела, в центре которых находятся известные деятели искусства, сами по себе воспринимаются частью судебной системы как показательные. Если можно поступать так с Серебренниковым (подчеркиваю, не расследовать, а держать под домашним арестом, не давать работать), за которого поручаются Алла Демидова, Глеб Панфилов и еще десятки выдающихся людей, или удерживать Малобродского или Дмитриева за решеткой, то тем более можно сажать 20-летнего Максима Хохлова вопреки доказательной базе. У нас нет прецедентного права, но, к сожалению, есть прецедентное бесправие. В связи с этим сигналы системе невероятно важны.

18 декабря вы сказали, что готовы подумать о масштабной амнистии к выборам президента. Это очень важная инициатива. Разумеется, это не решение, но это как минимум важная, с моей точки зрения, тема. Мы, наше общество, наша культура нуждаются в гуманизации как политической программе. Тогда и предлагаемые исправления в законах о культуре, которые я поддерживаю обеими руками, будут системным выправлением сложной ситуации.