Посмотри на меня

Девочка Лида после попытки суицида. Четырнадцать лет, большие глаза, косая челка, толстые ноги. Живет с матерью, была в квартире одна, резала вены в ванной кухонным ножом (лезвия бритвы в квартире не оказалось). Увидела кровь, испугалась, выскочила, позвонила матери, та работает продавщицей в каком-то очень фирменном магазине, где работникам категорически запрещено разговаривать по телефону во время рабочей смены, поэтому она трубку не взяла. Тогда Лида позвонила тете, младшей сестре матери. Та мигом сориентировалась, вызвала скорую, бросила двух маленьких детей на соседку и сама примчалась на такси раньше скорой. Чуть не грохнулась в обморок прямо в прихожей — по всей квартире вода, кровь, голая Лида с замотанными какими-то окровавленными тряпками руками сидит в углу, трясется и щелкает зубами.

Тут уж подоспела скорая, остановили кровотечение, отвезли в обычную больницу, потом направили в детскую психиатрию. Теперь Лида говорит, что, конечно, она была неправа, это идиотизм, надо о близких подумать, да и вообще она так напугалась, когда вода в ванной покраснела, как в ужастике, что больше никогда-ни за что...

Все вроде хрестоматийно. Есть одна, но существенная неувязка. Судя по всему, самоубийство задумывалось не демонстративным, а настоящим. То есть, залезая в ванну, Лида действительно собралась умереть, а не «показать им всем». И при этом — вот что удивительно! — она теперь совершенно ничего не может сказать о том, почему на исходе четырнадцатого года своей жизни она приняла драматическое решение покончить с собственным существованием.

Вот просто совсем ничего об этом не говорит. Даже не говорит «не знаю, не помню».

Какой-то припадок? Временная амнезия? Врачи и психиатры сразу все обсмотрели и обследовали вдоль и поперек, и единогласно утверждают, что девочка от начала до конца эпизода была совершенно в здравом уме и правильно ориентирована во времени-пространстве. И потом — ни в чем никаких отклонений. На все вопросы: ой, я все поняла и больше не буду!

Но мать — молодая, серьезная и подумывающая о смене работы (еще бы, после такого-то случая!) — рассказала и вовсе странное: вроде бы суицидная попытка была не первой. Месяцев семь-восемь назад обозначились какие-то таблетки — и тоже все как-то очень смутно и непонятно: были ли, отчего, почему? Чем кончилось? И совсем уж в довершение абсурдности происходящего: таблетки она вроде бы глотала не одна, а вместе с подругой!

— Лида вам тогда что-нибудь объяснила?

— Ничего. Тоже каялась и обещала, что больше никогда.

— А как вы узнали?

— Таблетки пропали. Довольно сильные, полпузырька. Я испугалась, надавила на нее сразу. Но если они и вправду на двоих ели, то там ничего ужасного и не должно было быть, хотя все равно...

Дело-то очень серьезное, подумала я. Потому что ведь, скорее всего, есть нечто, чего мы все про Лиду не знаем. И оно, возможно, продолжает действовать. И значит — в любой момент может быть новая попытка.

Конфликты в школе?

Отрицает. Учится так себе, тройки-четверки, но всегда так и училась — никаких особых успехов, но и к ней у учителей никаких претензий не было и нет.

Конфликты в семье? Но их с матерью всего двое, и отношения вроде бы неплохие. Мать на нее никогда ни с чем не «наседала» и пятерок не требовала. Отец где-то есть, у него давно другая семья, Лида видится с ним раз в два-три месяца, он дарит ей подарки на день рождения и на новый год.

С наибольшей вероятностью — какие-то подростковые страсти. Несчастная любовь? Совершенно никаких признаков. Травля? Ну кто-то же должен был хоть что-нибудь заметить, если считать, что это длится с тех таблеток, а началось еще раньше? Долги? За что? Откуда? Насилие? Где, когда, почему не призналась, если не матери, то хотя бы тетке или психиатрам? (заключение гинеколога: девственна). А может быть, экзистенциально-подростковая неудовлетворенность (мы все равно умрем, мир жесток, никто меня не понимает, жизнь бессмысленна)? Тоже не прокатывает, потому что я с этой Лидой сама полтора часа говорила — слишком простенькая она, чтобы от такой абстракции да в истинный суицид.

Мать вроде от меня ничего больше не хотела: ну поговорили и ладно. Лида уж тем паче — наговорилась она с психологами после того, как ее из ванны вынули, по самое не могу.

А меня почему-то не отпускало. И очень мешала размышлять заодно наглотавшаяся таблеток подружка. Она-то тут каким боком? И почему ее не было в ванной? А вдруг ее черед в будущем? Красная вода, белая кожа, закрытые глаза — прямо Хичкок какой-то...

В конце концов я позвонила Лиде:

— Дай телефон подружки! Не дашь, все равно узнаю.

Дала без вопросов и напряга, кажется даже ладошки потирая от предвкушения, как будут все это обсуждать. Ну вот до чего все-таки подростки бывают несносны! Все у них не как у людей!

Подружку звали Анжела. Чернявенькая, что-то такое испанско-португальское, волосы вьются, но кажутся сальными. Большой нос и близко посаженные темные глаза.

— Спрашиваю прямо: таблетки ела?

— Ела. Но я понимаю, что это глупо...

— А в ванну когда полезешь?

— Чур меня! Да никогда! Если только помыться...

О! Эта острит и вообще кажется чуть посмышленей — может, что-нибудь и получится.

Разговариваю с Анжелой, мысленно заполняю сводную таблицу сходств-различий. Лида скорее миловидна, Анжела некрасива. Обе не блещут в учебе и не имеют никаких выраженных увлечений. Лида живет с мамой, Анжела с бабушкой. Мама Анжелы жива, три года назад вышла второй раз замуж, родила мальчика Богдана. Анжела осталась в прежней квартире и школе, в мамину новую семью ездит на выходные и каникулы.

С Лидой дружат со второго класса, есть еще приятели и вроде как компания, иногда  встречаются на школьном крыльце, изредка ходят в кино, ну и, конечно, в социальных сетях поболтать. Ни одного полноценного романа не было ни у той, ни у другой.

Слушаю рассказ Анжелы и отчего-то накатывает тягучая тоска. А я ведь не такой уж и эмпат.

— Должно быть в жизни что-то еще, правда? — спрашиваю я.

— Должно быть хоть что-нибудь, — подхватывает Анжела и тут же поправляется. — Хоть кто-нибудь.

— Хоть кто-нибудь, который... — начинаю я.

— Который увидит... Мать с отцом развелись, мне три года было, ругались — я до сих пор помню, как ни странно. А потом мать... ну, она меня любит, я в этом не сомневаюсь, если я умру, она будет по-честному горевать. Но она все время как будто ждала чего-то важного и на меня всегда смотрела так, поверх моей головы, как будто вот сейчас в комнату или еще куда войдет кто-то, с кем у нее назначена встреча. Бабушка это называла «взгляд женщины в поиске».

Я мысленно поаплодировала себе: пригласить тонко наблюдательную Анжелу было безусловно удачным решением.

— Но теперь же она нашла?

— Он ее младше и на ней только из-за Богдана и женился — ему сына хотелось. Ну, она на Богдана теперь и не надышится.

— А бабушка?

— Ей уже все тяжело. Она говорит: ты хоть готовить научись, раз такой страшненькой уродилась. И специальность побыстрее получи, чтоб зарабатывать могла, а с лица-то не воду пить...

— А Лида?

— У нее — то же самое. Я когда ей сказала, она даже заплакала: как ты точно говоришь! И сама говорит: да ведь и учителя на нас так семь лет смотрят: были б мы двоечницами или прогульщицами, или хамили, к примеру, — тогда, конечно, другое дело, это важно, а с нами и неинтересно, но и ничего делать не надо.

— И тот же ожидающий взгляд поверх твоей головы — сейчас, вот сейчас в класс войдет кто-то по-настоящему важный и интересный?

— Точно! — обрадовалась Анжела.

И вот эта ее радость почему-то меня так больно кольнула, что дальше я сделала вещь абсолютно, стопроцентно для меня нехарактерную — встала, шагнула к ней, обняла узкие плечи и сказала:

— Бедные вы, бедные!

Анжела с готовностью зарыдала в моих объятьях.

***

Дальше мы с обеими девочками обсуждали то, что у них уже есть (ресурсы), и то, что очень вскорости будет. Анжела явно услышала о своей нерядовой смышлености впервые в жизни, Лида была рада узнать о своей миловидности.

— Не стоит ждать милости от народа и природы, — сказала я им. — Для начала нужно самим себя увидеть и активно добавить того, чего недостает.

Мамы девочек охотно согласились оплатить обеим курсы личного имиджа. И Лида, и Анжела клятвенно пообещали мне, что если еще раз захочется в ванну нецелевым образом, то они сперва придут ко мне — посоветоваться. Сколько бы им ни было лет. Ведь я их уже увидела и вряд ли видеть перестану.

Пока не приходили. Будем надеяться, что все с ними благополучно.

Хочется всем нам пожелать в новом году: не ждать «важного и интересного», а присмотреться повнимательнее к тем, кто рядом.

С Новым годом!