Зачем платить психологу?

Будем честны, я не первый раз говорю на эту тему. И не десятый. Но все же — обсуждать эту тему нужно снова и снова, чтобы постепенно стереотипы и фантазии уходили, а появлялось понимание, чем занимаются психологи и зачем, а также почему именно они это могут сделать, а другие люди нет.

Почему это так сложно?

Потому что главный инструмент психолога — он сам. Так получилось, что мы можем много чего использовать в качестве вспомогательных инструментов: метафорические карты, опросники, арт-методы, музыку, танцы, гипноз, черта в ступе, но основной инструмент терапии — это проработанный психолог. Человек, который заменил реактивный способ реагирования на мир на осознанный и успевает не только поймать свои и ваши реакции, но и выбрать из большого репертуара, как их применять.

То есть там, где обычный человек совершает одно действие, психолог в диалоге должен сделать пять. И да, это сложно.

Терапия — это не просто диалог, который вы будете вести с мамой или мужем, или с сестрой. Это сложный процесс, в котором есть очень много тонкостей, которому практикующие специалисты обучаются годами.

Например, мой путь — это пять лет в МГУ, два года в Институте групповой и семейной психотерапии, четыре года в Институте гештальта и психодрамы, год в Лондонском гештальт-центре, плюс три года аспирантуры, и отдельно идет бесчисленное количество дополнительных программ, вебинаров и прочитанных книг.

Как это вообще работает?

На уровне нервной системы, при работе с травмой задача терапии — перенести травматические воспоминания из миндалины, где они хранятся в формате триггеров, не могут быть осознаны и вызывают неполезные человеку способы реагирования, в долговременную память. То есть сделать опыт доступным для понимания и использования.

Для этого мы проживаем триггерные события в безопасной атмосфере, одна сессия закрывает сразу несколько типичных ситуаций, но все же не все.

Когда люди говорят: «О боже, почему так долго!», это показывает, что они не представляют, как это устроено физиологически: травмы, длившиеся годами, закрываются за несколько месяцев. Это очень быстро!

А это точно работает?

Точно. Эффективность терапии выше, чем у двигателя внутреннего сгорания — 70% против 52%. Да, не 100. Да, нет гарантий, что вы не попадете в другие тридцать. Очень жаль. Мне тоже. Но 70% — это правда очень хорошо.

В Америке на эту тему собрана огромная статистика, потому что более 60% населения в тот или иной момент прибегало к услугам психолога.

По всем оценкам, люди без терапии остаются в проблемной ситуации, депрессия не проходит или переходит в более тяжелую стадию. Те виды заболеваний, которые проходят сами, с терапией проходят в несколько раз быстрее — например, послеродовая депрессия с терапией длится 3-4 месяца, без нее — от 18 месяцев до нескольких лет. Эффективна терапия и при тревожных расстройствах, и при посттравматическом синдроме, и просто для улучшения качества жизни — люди, прошедшие терапию, лучше понимают себя, других, у них выше самооценка, они эффективнее работают, и у них более счастливые дети.

А бывают плохие психологи?

Конечно. Одна из грустных новостей: мы, как и врачи, часть своей культуры. Мы не можем требовать от врача Средневековья, чтобы он умел лечить рак. Как пишет Гаэ Хьюстон, которая преподает в Лондонском гештальт-центре и работала во многих странах, в том числе и в России, при сертификации специалиста необходимо учитывать, в какой культуре он вырос. Поэтому, конечно, многие специалисты работают на уровне лишь чуть более высоком, чем средняя культура по больнице: и замуж выдают, и учат работать на 100% эффективности, и решают какие-то очаровательные задачи вроде «как сделать так, чтобы муж тебя не бил и бросил пить», которые, конечно, на самом деле к терапии отношение имеют слабое.

И конечно, есть трудности с этикой. Россия — место, где у людей в течение всего детства жестоко проламывают границы. Именно поэтому многие психологи тоже плохо понимают, что такое сеттинг (четкое время сессии), как выстроить оплату, не обижая клиента, как разговаривать об отмене и окончании, не всегда справляются с агрессией клиента.

Однако — и это важно — я должна заметить, что западные психологи тоже порой от каких-то наших клиентских реалий приходят в ужас: в Англии мало кому придет в голову шантажировать психолога или пытаться договориться с ним пилить пополам деньги партнера, выделенные на терапию.

И мой опыт как супервизора и терапевта, знакомого с огромным количеством коллег, говорит о том, что большая часть практикующих психологов в первую очередь — на стороне клиента, заинтересована помочь и сделать лучше. Таких терапевтов более 80%.

Но, конечно, прежде чем обратиться к психологу, имеет смысл узнать его образование и прочитать этический кодекс терапевта. Тогда есть шанс попасть в 70% людей, имеющих успешный опыт терапии.