Раунд. Отрывок из книги

9. Уравнение Гельмгольца

— Сколько вам лет?

— У вас есть это в бумагах.

— Сколько вам лет?

— Тридцать пять.

— Ваш род деятельности?

— Физиологическая оптика. Если вы спрашиваете, чем я сейчас занимаюсь, — ничем. Я последние два месяца провел в психоневрологическом интернате. Там довольно сложно чем-то заниматься.

— Чем вы занимались до этого?

— Построением академической карьеры.

— Где именно? Где вы работали?

— Преимущественно за рубежом.

— Какой сейчас год?

— 2019-й. Январь, если вас это интересует.

— Когда и почему вы переехали в Россию и прервали карьеру?

— Пару лет назад. У меня были на то личные причины.

— Вы отказываетесь о них говорить?

— Отказываюсь.

— Вы перенесли операцию по смене пола. Это была ваша инициатива?

— Да.

— Где она проходила?

— В Калифорнии. В Good Samaritan Hospital.

— Что навело вас на мысль об этой операции?

— Вся моя жизнь.

— Пожалуйста, подробнее.

— Давайте подробнее. Вы верите в Бога? Или когда-нибудь ходили в женскую консультацию?

Оторопь.

— Вопросы здесь задаем мы.

— Простите, тогда у нас не получится разговора.

Гул голосов.

— Я объясню. Когда вы верите в Бога в XXI веке, вы — хотите или не хотите — имеете дело с некоторой общеобразовательной надстройкой, которая поневоле должна заставлять вас сомневаться в его существовании. И человек начинает придумывать способы, как совместить в своем сознании… об этом писали… так, ладно, это неважно.

Смотрите, что происходит. Человеку надо объяснить, как сочетается его вера с доказательной медициной, например. Или с физикой — это не так просто на самом деле. Мы знаем примеры, когда великие умы ломались — так, это неважно. С другой стороны, эту веру нужно замирить с глобальной несправедливостью. Это тоже задачка. Человек постепенно становится адвокатом бога — тот не знал, или ошибся, или устал. Вы наверняка чувствовали что-то подобное. Так вот я нашел для себя простое объяснение: он просто ошибся. Любая система в какой-то момент дает сбой. Она давала мощнейщий сбой во время инквизиции или Большого террора. В моем случае это, считай, микросбой: думал мальчика, получилась девочка. По сравнению с мировой революцией — детский сад. Но главное, я живу в благословенные времена, когда это можно поправить.

— А гинеколога вы к чему упомянули?

— Объясню. Есть объяснения экзистенциальные, а есть окказиональные. Под окказиональностью я готов понимать случай родиться в той или иной стране. Есть сбой в системе глобальный. А есть сбой в прописке. Я была советской девочкой. Простите, мне придется сейчас говорить о себе в женском роде, потому что тогда было так. Я застала очень мало советской власти как таковой — но застала ее наследие, ее конвульсии. Ее фантомные боли. Я училась в самой обычной советской… постсоветской школе. Я ходила к стоматологу, гинекологу, на прививку Манту и строем на экскурсию в зоопарк. Я очень хорошо осознала, что такое тело, живущее в режимном государстве. Это было довольно обидно, потому что, повторяю, собственно советской власти на мою долю досталось не так много. Мне хватило ее инерционных остатков.

Даже эта инерция — через запутавшихся школьных учителей, несчастных врачей, обнаглевших ментов — заставляла мое тело ходить строем. А мое тело и так было с собой не в ладу. Я могла пережить один омерзительный визит в женскую консультацию — дело было не в нем. Дело было в системе.

Мое тело говорило мне: если у меня есть хоть капля уважения к себе, от этого надо отмываться, отделываться. Это помножалось на внутренний сбой, конечно. На то самое чувство ошибки, про которое я только что говорил. Если бы ее не было, ошибки этой, я бы ограничилась просто отъездом из этой страны. Но тут одно нашло на другое.

— Почему вы вернулись?

— По причинам абсолютно личным, как я сказал. У меня здесь были близкие люди. Вот родители мои, например…

— Почему вы издеваетесь?

— Я не издеваюсь. Мои родители жили и живут в России. Находясь под санкциями, они не могли и не могут выезжать за рубеж.

— Ваши родители приняли ваше решение о перемене пола?

— Как видите, они инициировали мое нахождение здесь в данный момент. О принятии, я думаю, лучше спросить их самих.

— Есть ли вопросы у представителя ПНИ?

— Есть. В каком роде вы говорите о себе сейчас?

— В мужском.

— А мне показалось, что вы путаетесь.

— Нет. Я говорю о себе в мужском роде в настоящее время. Когда я говорю о прошлом, я говорю о себе в женском роде. Тогда я был женщиной. Это довольно странно звучит, я понимаю.

— Когда вы начали говорить о себе в мужском роде?

— В день операции.

— Вы упомянули, что говорили с Богом. Мы вас

правильно поняли?

— Нет. Я пытался оперировать идеями, кото-

рые, как мне показалось, должны быть вам близки.

Я пересказывал вам исключительно свой внутренний разговор с самим собой. Такой диалог ведет с собой девяносто девять процентов людей. Осознанно или неосознанно, но все, кто хоть сколько-нибудь способен к рефлексии. Вы как профессионалы должны это знать. Рассказать вам подробнее?

— Нам про людей не нужно, давайте ближе к вам. Вы верите в Бога?

— Нет.

— Кто посоветовал вам операцию?

— Никто.

— Когда вы решили, что вы мужчина, а не женщина?

— Я так не решал. Я знал, что есть сбой, и знал, что его можно поправить. На это решение у меня ушло не так много времени: я довольно молодым человеком все осознал и понял, как буду действовать.

— Вы сменили половую ориентацию?

— Я даже не знаю, что делать с вашим вопросом. Он, с одной стороны, безграмотный, с другой — неуместный.

— Отвечайте, пожалуйста.

— Нет, я не для того менял пол, чтобы сменить сексуальную ориентацию. Механизмы задействованы абсолютно другие. И вам про это хорошо известно.

— Вы употребляете наркотики?

— Случается.

— Вы понимаете, что нарушаете в это время закон?

— Закон какой страны?

— Вы гражданин какой страны?

— Российской Федерации. И у меня есть грин-карта.

— Кто сейчас президент?

— Эммануэль Макрон.

— Вы дурака-то не валяйте.

— Интересно, чего вы ждали от человека в моем положении. Что ему тут еще делать? Мне

двадцать последних дней объясняют, что я дурак, что письма пишут аптекари. Трудно не поверить. Как же вы меня достали. Сейчас вы лишите меня дееспособности. Я думаю, еще голову поломаете, в какое отделение меня класть, в мужское или женское. Потом сообразите, что я уже в мужском провалялся-таки. Это погано и на здоровье мое хорошо не подействует. Вопрос в том, что вы будете колоть… Но думаю, что ничего особенно хорошего меня не ждет. Но, в общем, мне будет так легче. Работать я уже не могу. Ничего сделать я не могу.

Я сделал что мог, адвокаты Димкины сделали что могли. Да черт с вами. Давайте уже, лишайте, колите, у меня нет больше сил, мне незачем больше хранить себя. Не останется мозга и личности… поделом, это мне только поделом. Это даже лучше, чем убить себя. Димка будет сидеть еще…

Последних слов уже не слышно. Гул голосов. Гудки машин за окном.

— Есть ли вопросы у адвоката?

— Нет, ваша честь.

Конечно, не могло быть такого суда, но суд удаляется на совещание. Саша просит у адвоката бумажку и ручку и начинает составлять слова из слова «параксиальный»: листок быстро заполняется мелкими словами: парка, скала, спираль — короче пятибуквенных он не пишет, западло.

Родители сидят тут же, в маленьком душном зале заседаний, пропахшем газетной трухой. Славная такая мама, зареванная, довольно молодая, с укладкой. Папа тоже такой вполне ничего. Они боятся к Саше подойти: непонятно, как назвать и что делать. Он на них периодически смотрит и улыбается. Но не заговаривает. А подойти и не может. Спина, пыльник, паника.

Судья возвращается. Очень душно, и адвокат отпрашивается в коридор подышать. «От меня все равно не будет толку». Саша с пониманием кивает: конечно, парилка чудовищная, что тут мучиться.

— В соответствии с ч. 2 ст. 281 ГПК РФ дело о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства может быть возбуждено в суде на основании заявления членов его семьи, родственников, органа опеки и попечительства…

Сальник, парик, синька.

— Статья 29 ГК РФ. Признание гражданина недееспособным. П. 1. Гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке… при этом в процессе обязательно участие органов опеки и попечительства…

Рука зависает на слове «пасынок» — «о» нет, не выходит. А красиво было бы.

— Это дело рассматривается в порядке особого производства, госпошлина по таким делам — 200 рублей для физических лиц…

— Исковое заявление № 364 не удовлетворить, признать Лучникова Александра Сергеевича… дееспособным, не нуждающимся в опеке, лечении или в проживании в психоневрологическом интернате.

Сашина мама привстает со стула, Сашин папа — ну какая разница, что он там. Удивлен тоже до крайности.

Пиала, искра, спальник.