Граница привязанности

Сегодня не совсем про детей, и даже не про семьи. Про всех нас. Но дети, на мой взгляд, сталкиваются с этим чаще и острей. Причем в императивном тоне: вот так надо, иди делай и не сомневайся. О чем речь?

О наших чувствах, об их остроте и продолжительности. Об уникальности и заменимости.

Ребенок долго мечтал о щенке. Долго и безуспешно просил его у родителей. Наконец подрос, получил нужные четверки и пятерки, страшными клятвами поклялся, что «будет все делать и за ним убирать»,  — и вот щенок подарен на Новый год. Ребенок счастлив, щенок очарователен, они сразу подружились, спят, едят, играют, растут вместе. Щенок очень подвижен, капризен, игрив и непослушен. Таким и вырастает; ребенок слишком мал, чтобы серьезно с ним заниматься, а взрослым недосуг, порода отнюдь не бойцовская, как-нибудь обойдется. Однажды на семейной прогулке, по дороге в парк, молодой пес срывается с поводка, выскакивает на дорогу, и его сбивает машина. Прямо на этой же машине расстроенный глава семейства и взволнованный водитель везут его в ветлечебницу, но увы — пес умирает.

Ребенок, узнав о смерти собаки, впадает в истерику.

Родители тревожно переглядываются между собой и говорят:

— Конечно, Шарика жалко. Но ничего, не плачь. Мы тебе другого щенка купим, еще лучше. Ты же вот овчарку хотел? Купим в этот раз овчарку, будешь с ней заниматься, чтобы она лучше слушалась.

— Какая овчарка?! — орет ребенок. — Я Шарика люблю!!!

— Ну что ж поделать… — отвечают ему. — Шарика больше нет, а жизнь идет дальше. Подумай, как ты будешь дрессировать овчарку.

Мальчик Кирилл выходит из школы смурной и несчастный. Бабушка, которая его забирает и провожает до дома, сразу замечает, что что-то не так. Наверное, тройку за контрольную получил. Думает о том, что родители слишком много значения придают оценкам и совсем ребенка своей требовательностью запугали. Ребенка жалко. Спрашивает ласково:

— Кирюшенька, что случилось?

— Ничего! — бурчит в ответ Кирилл.

Бабушка тревожится еще больше. Мальчик знает, что она никогда не ругает его за плохие оценки, и всегда ей о них рассказывает. Иногда даже просит ее посредничества, чтобы сообщить об очередной неудаче родителям.

Что же случилось теперь?

В обед Кирюша вяло ковыряется в тарелке, и даже его любимое желе на десерт особого энтузиазма не вызывает. Может быть, он заболел?

Бабушка щупает лоб внука, заглядывает в глаза, спрашивает, не было ли поноса, просит показать язык.

— Да отстань ты от меня! — в сердцах говорит Кирилл.

Бабушка замечает, что в глазах у мальчика блестят слезы. Кирилл совершенно не плакса. Наоборот, он спокойный и уравновешенный.

— Кирюшенька, ну, расскажи мне! — просит бабушка. — Я же вижу, что ты сам не свой.

Мальчик не выдерживает бабушкиного напора, да ему и самому хочется с кем-то поговорить.

— Сережа всегда был мой друг, а потом меня предал.

«Типично ребяческая формулировка», — думает бабушка, вздыхает с облегчением («не заболел!») и уточняет:

— А что конкретно произошло-то?

— Он позавчера сказал, что вчера со мной сядет на экскурсии в автобусе, а его Валерик позвал, и он с ним сел, а на меня даже и не посмотрел, а сегодня сказал, что он больше со мной играть в телефон не будет, а будет с Валериком, потому что они теперь друзья и телефон у Валерика лучше…

— Ой же, господи! — всплескивает руками бабушка. — Да и плюнь ты на него! Тоже мне — друг!

— Как же я плюну! — возражает Кирилл, и две слезинки скатываются из его серых глаз. — Мы же с Сережей со средней группы детского сада дружим. И всегда друг друга защищали, и игрушками делились. А когда я в Лилю Коробинцеву влюбился, и он тоже, мы решили, чтобы не ссориться, оба от нее отказаться, и Лиля потом Сереже нос разбила. Сережа сказал, что это, наверное, потому, что он ей все-таки немножко больше нравился… А теперь вот этот Валерик… Он к нам только в этом году пришел, но все хотят с ним дружить…

— Значит так, — решительно говорит бабушка. — Раз он так по-свински с тобой обошелся, значит, никакой он и не друг был! Валерик его поманил — он и побежал, как собачка на веревочке! Забудь про него! Вот Сашенька из вашего класса, который с вами тоже в детский садик ходил — хороший, спокойный мальчик, и всегда хотел с тобой дружить. Дружи с ним!

— Но мне с Сережей интересней, он всякое такое придумывает, чего я сам не могу… Может, если мне подождать или еще поговорить с ним…

— Вот придумал — ждать его! И еще из-за него переживать! Допустим, пошлет его этот Валерик, и он опять потом к тебе придет. А к кому он в следующий раз переметнется? Забудь. Не нужны тебе такие переменчивые друзья. Найди себе другого, верного и дружи с ним спокойно.

— Ты думаешь, так будет правильно? — Кирилл глянул исподлобья.

— Уверена! — твердо сказала бабушка.

— Он даже уже «Вконтакте» статус измени-и-ил! — провыла Вероника и ничком повалилась на диван. Диван жалобно застонал.

Подружка смотрела со смесью сочувствия и злорадства.

Мать Вероники заглянула в комнату дочери, покачала головой и закрыла дверь.

Первый серьезный роман отличницы Вероники длился почти девять месяцев. Они с Михаилом познакомились в интернете, потом встретились в реале, гуляли, ходили в кино. Сначала Вероника познакомилась с Мишиными матерью и младшей сестрой, а потом и Миша пришел в гости в семью Вероники на Новый год. От радости и счастья невысокая и пухленькая Вероника временами из просто миленькой превращалась в настоящую красавицу. По дому летала, иногда в комнате или в душе смеялась сама с собой. Подружки завидовали.

Матери Миша казался симпатичным, но глуповатым.

— О чем вы разговариваете? — спрашивала она.

— Обо всем на свете! — счастливо улыбаясь, отвечала Вероника.

— А конкретно?

— О нас! Как мы любим друга!

В конце концов тема счастья закономерно исчерпалась, а новых не нашлось. Начались ссоры и выяснения отношений. Говорили опять «о нас», но уже в негативе. Закончилось разрывом.

Теперь Вероника не жила, а переживала. Вся покрылась прыщами. В школе нахватала двоек. Поссорилась с подружкой, которая пыталась утешить, говоря гадости о Михаиле.

Мать некоторое время все это наблюдала, потом поняла, что надо действовать решительно.

— У тебя таких «Мишей» еще знаешь сколько будет?! — говорила она. — И нечего сейчас слезы лить, тосковать и цвет лица портить! Познакомься с кем-нибудь еще — и вперед! Я сама всегда так делала. Очень помогает, поверь. Клин клином вышибают. Ушел, и слава богу. Может быть, следующий поумнее будет…

Вероника подняла на мать заплаканные глаза:

— Ты думаешь, так можно всех заменить?

— Может быть, и не всех, но уж твоего-то Мишу — точно можно! — отрезала мать.

И наконец.

Мать девочки с тяжелой инвалидностью:

— А врачи у нас, Екатерина Вадимовна, мне вот что сказали: да не тратьте вы на нее время, финансы и душевные силы. Все равно ведь все безнадежно, такое не лечится и не компенсируется почти. Родите себе другого ребенка, здорового, и вкладывайтесь в него, это будет и разумно, и эмоционально позитивно…

Два разных подхода.

Первый: я горюю по этой собаке (игрушке, любви, человеку), и никакая другая собака сейчас мне ее заменить не может. Сможет ли когда-нибудь потом — бог весть, но думать об этом сейчас кажется мне невозможным, неправильным и даже безнравственным.

Я хочу сохранить (борюсь за) эту дружбу (любовь, ребенка и т. д.), вижу именно их уникальными и не понимаю, как и чем можно было бы их заменить. Да, в жизни потом вполне может быть что-то еще, но оно будет именно другим и не повторит то, что я переживаю сейчас.

Второй: нет ничего (никого) уникального. Кроме того, все проходит, как было написано на кольце царя Соломона. Если случилось несчастье или постигла неудача в отношениях, нет смысла фиксироваться на них, надо идти дальше и искать новые объекты. Жизнь продолжается в любом случае, нужно идти с ней в ногу, а не оставаться плакать на каких-то всеми забытых полустанках.

Мне кажется, что есть люди, для которых более характерен, органичен первый подход, и есть люди, для которых — второй.

Я сама — представительница первого. У меня семь лет жил бурундучок Мяфочка. Я его очень любила и считала идеальным питомцем — милым, красивым, интеллигентным. После его смерти мне и в голову не приходит заменить его каким-нибудь другим бурундучком. Мяфочка уникален. Моя подруга очень любила свою большую собаку. Когда псина трагически погибла, она в день ее гибели позвонила в питомник, попросила подобрать для нее щенка той же линии разведения и сказала, что немедленно за ним выезжает.

Оба этих подхода, на мой взгляд, эволюционно оправданы. Помнить, сохранить или забыть и идти дальше. Обществу, людям в целом нужно и то, и это.

А что это значит для практической психологии?

Неплохо осознавать, представителем какого подхода к реальности являетесь вы сами. И кто по этому показателю ваши дети, друзья, близкие.

Осознавая это, старайтесь не допускать диссонанса.

Человеку первого типа не надо в день смерти его бурундучка или любви предлагать «завести нового».

И наоборот: бессмысленно обвинять человека второго типа — да как ты смел так быстро?.. Что ж ты за человек такой?!

Мы разные, и в этом наша сила как сообщества.