Все хулиганы при кастетах. «Лето» Кирилла Серебренникова

После смерти Цоя журнал «Юность» напечатал письмо, где некто, называвший себя Избранником по имени Акриаро, 147, предлагал свою версию гибели солиста «Кино». Якобы Виктор Робертович Цой принадлежал к темным силам и пал смертью храбрых в параллельном пространстве, спасая товарищей от коварных воинов света. Было в этой истории что-то от лукьяненковских «Дозоров», тогда еще не написанных, и мне всегда хотелось узнать, что стало с автором, человеком явно небесталанным, но дело даже не в этом конкретном фанфике. Просто русский рок вообще и Цой в частности почему-то вызывали у всех подозрение, будто за ними скрывается нечто большее, чем мы видим на поверхности.

Всегда было понятно, что все эти песни, весь этот бунт, все эти героические позы должны были откуда-то браться. Что там, за сценой, должна была кипеть какая-то таинственная жизнь — вроде той, что показывали в «Игле», с наркотиками, мафиози и уходящей вдаль заснеженной аллеей. Поэтому чуть ли не треть фильма «Лето» составляют фантазии режиссера Серебренникова — о драках музыкантов в электричке (фанат Брюса Ли, Цой, разумеется, бьет врага пяткой в нос) или прогулках по крыше троллейбуса. На то, что показанные сцены далеки от реальности, прозрачно намекают пассажиры общественного транспорта, которые поют на дурном английском, словно актеры провинциального мюзикла, однако Серебренников на всякий случай каждый раз ставит перед камерой персонажа по прозвищу Скептик, который держит в руках табличку «Этого не было». Скептика при этом играет Александр Кузнецов — Куница из «Скифа», — из-за чего кажется, что табличку ему вручил еще Рустам Мосафир, режиссер той исторической фантазии. Одну из ключевых сцен фильма Серебренников и вовсе вырезает, предлагая зрителям самим представить себе весь этот секс и рок-н-ролл. То, что происходило с героями на самом деле, режиссер покажет почти в самом конце: разумеется, в действительности все было трогательно и невинно.

Вообще, если убрать из картины весь этот мюзик-холл, «Лето» окажется трогательным детским фильмом в духе раннего Соловьева — кажется, не случайно в электричке произносит свой очередной истерический монолог Баширов, а в рок-клубе Цой, утомленный нотациями, порывается встать и уйти, словно в финале «Ассы». Андрей Зайцев («14+») несколько лет назад снял на основе ранних песен Цоя трогательный, но, кажется, мало кем замеченный фильм «Бездельники», где Шагин, Шибаршин и Тюфтей разыграли незамысловатую историю о юношеской любви и предательстве. Реалистичная часть «Лета» чем-то напоминает эту картину: у Серебренникова тоже появляется любовный треугольник, состоящий из Майка Науменко (Роман Билык из группы «Звери»), его жены Наташи (Ирина Старшенбаум) и совсем юного Цоя (Тео Ю). И хотя герои курят «Беломор» и пьют портвейн, похожи они на старшеклассников из какого-нибудь «Розыгрыша», то и дело вспоминающих в разговорах своих мам — Майк даже предлагает вставить слово «мама» в рефрен песни «Бездельник». Правда, у Майка с Наташей уже есть ребенок, однако и они не кажутся слишком взрослыми, особенно сам лидер «Зоопарка», старательно переписывающий в специальные тетрадки тексты иностранных песен.

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

«Лето» начинается с того, что Витя и его друг Леня (символизирующий Алексея Рыбина, одного из соучредителей группы «Кино») оказываются в прозрачном лесу на берегу Финского залива и, благополучно избежав столкновения с миром взрослых, куда их пытаются забрать чудесные толстые женщины, знакомятся с Майком и его компанией. Майку нравятся песни Цоя, Наташе нравится сам мальчик Витя, а Вите нравятся и Майк, и Наташа, так что он становится едва ли не членом семьи, днюя и ночуя в их коммуналке. Майк прекрасно видит, что происходит между его женой и его учеником (тем более что Наташа честно просит разрешить ей поцеловать Цоя), но благородно отходит в сторону: днем он помогает группе «Кино» начинать свою профессиональную деятельность, а ночью рыдает и пьет портвейн в телефонной будке.

В полной мере наслаждаться происходящим несколько мешает оборонительная позиция Серебренникова. Тот, словно заранее решив, что его начнут нещадно критиковать, начинает иронизировать сам над собой с помощью все того же персонажа Кузнецова, который сразу говорит зрителям, что Цой «не похож», а потом начинает агрессивно нападать на Майка (а похоже, на самого режиссера), обвиняя того в отсутствии гражданской позиции. Желание перехватить инициативу, оставив критиков не у дел, вполне понятно, но толку от всего этого мало. Тео Ю действительно не похож на солиста группы «Кино» — удивительно, как вообще можно было найти корейца, так мало напоминающего Цоя и к тому же не знающего русский язык (говорит он голосом Дениса Клявера, а песни за него поет Петр Погодаев, уже давно копирующий Цоя на ютьюбе). Но оправдываться тут совершенно не стоило: никто и не требовал от Серебренникова портретного сходства — не хватало нам еще маски, как в «Высоцком» (хотя, если подумать, в случае с каменным лицом Цоя это могло быть неплохой идеей). В «Лете» вообще мало кто похож на своих прототипов — разве что Никита Ефремов довольно неожиданно оказывается чуть ли не копией молодого Гребенщикова. Ну, а про гражданскую позицию в случае Серебренникова говорить просто неловко. В результате ближе к концу фильма очень хочется попросить режиссера вернуть на место четвертую стену и не мешать людям смотреть кино.

К тому же все эти утомительные эффекты никак не помогают разрешить главную загадку — откуда взялся русский рок-н-ролл и куда он, собственно, делся. Ответ предлагает разве что Майк, вполуха слушающий телевизор, где идут «Приключения Шерлока Холмса», и рассуждающий о том, что актеры, которые изображают в выборгских болотах британцев, создают какую-то третью реальность, не напоминающую ни Англию, ни Советский Союз, но в целом вполне симпатичную. Точно так же советские дети, взяв в руки гитары, чтобы рассказать о своей первой невинной любви и заодно почувствовать себя Марком Боланом или Дэвидом Боуи, выдумали свою параллельную вселенную, не похожую ни на что вокруг. И наверное, в конце концов ушли туда, как персонаж Александра Горчилина, нежнейшего из серебренниковских актеров: его Панк — пожалуй, единственный из героев, кто отказался взрослеть, — не ломится в четвертую стену, а сбегает через заднюю дверь. Повернувшись к зрителям спиной, он снимает трусы и бежит к морю на киноэкране, чтобы прыгнуть туда и навсегда остаться в этом лете, — даже Скептик на этот раз не поднимает свою табличку. Все так и было, чего уж тут спорить?