Бесконечное прощание. «Три сестры» Сергея Женовача
В «Трех сестрах» Сергея Женовача весь длинный первый акт (а он включает целых три действия чеховской пьесы) происходит на авансцене среди белых березовых стволов. Прозоровский дом, кроны деревьев, именинное застолье и пожар — все это где-то там, за сценой, там же идут строевые учения и звучат звуки марша, жесткого, отрывистого, в такт чеканному солдатскому шагу. Мы же видим сквозь березы только груду чемоданов и саквояжей: вот они, стоят наготове, ведь если не весной, то в июне уж точно в Москву. Не здесь же жить в самом деле. Жизнь — она где-то там, далеко, где все имеет смысл и чувства похожи на нежные цветы. А здесь того и гляди сам превратишься в грубое шершавое животное, и климат ужасный, и вокруг ни одного художника или философа, которому хотелось бы подражать. С этими мыслями сквозь березовый частокол выбегают на свет божий все: и нарядная именинница Ирина, и грубая красавица Маша, и откровенный хам Соленый, и похожий поначалу на опереточного персонажа, не умолкающий ни на минуту Вершинин… Все они, обращаясь непосредственно к зрителям, будут говорить, говорить, и только прозрачные стволы берез солнце бережно окрасит сначала в рассветные, а потом в сумеречные цвета… Художники Александр Боровский и Дамир Исмагилов — это всегда тайна, красота на сцене, и они одни отвечают в этом спектакле за нежность и трепетность жизни. Вернее, отвечают за это придуманные ими живые деревья без листьев.
Как избежать при этом жанра «театр у микрофона», как не выглядеть безнадежно старомодным? Женовач доказывает, что для этого необязательно все на сцене переворачивать с ног на голову и пускаться в гендерные и прочие затеи. Достаточно, как ни странно кому-то покажется, одухотворенной режиссуры и осмысленной актерской игры. Все исполнители в спектакле (кроме Сергея Качанова — трагического Чебутыкина) откровенно молоды, и они неизбежно привносят в канонический текст интонации и манеры своих сверстников. Это уже четвертый выпуск Женовача, и исключительно удачный, на мой взгляд. В них есть и стиль, и ансамбль, но нет, по счастью, того театрального чистописания отличников, которое даже под руководством хороших учителей делает спектакли неживыми и скучными.
Чехов, хотя был великим гуманистом, не терпел, как известно, фальши, лжи и лицемерия. Представляю, как его тошнило бы от виденных-перевиденных инсценировок «Трех сестер» с изрекающими умные мысли благообразными героями и всей этой ностальгией по ушедшей жизни, разворачивающейся среди ваз, скатертей и цветов, как будто посаженных Наташей. У Женовача не то: герои его люди самые обыкновенные и слабые. Маша (эффектная Дарья Муреева) выглядит глупой, когда рассуждает о преимуществах военных над штатскими, и не стыдится ужимок кокотки, когда заигрывает с Вершининым. Ирина (Елизавета Кондакова) и барон (Никита Исаченков) не пародируют свои монологи о необходимости работать (уже только ленивый не издевался над этими репликами), а искренне заблуждаются. Очень по-русски: мы уедем из этого города (страны), мы начнем новую жизнь, все самое прекрасное где-то там, в будущем и далеко, а сейчас — так, временная остановка, надо переждать и перетерпеть. Когда-нибудь мы обретем свободу, хотя бы от «гуся с капустой». Об этом неумении быть просто «счастливыми обывателями» напишет позже Бунин в своих «Окаянных днях», пытаясь реабилитировать это понятие для русской действительности, но нет, не случилось: у нас и сейчас либо диссиденты и борцы, либо «вата», среднего не дано. Вершининское «счастье — его нет, оно для потомков» и сегодня главная тема дня. Чехов над этой катастрофической неспособностью жить сегодняшним днем и быть счастливым смеялся, и довольно зло, безжалостно, что режиссер услышал точно.
Герои прекрасны, когда они естественны. Вот влюбилась Маша в резонера-подполковника, рядом с которым даже ее муж выглядит человеком надежным и ответственным, — и стала неотразимой в своей жажде жизни и счастья. Знаменитые пушкинские строки про «лукоморье» превратились в их код, особый пароль двух неудержимо тянущихся друг к другу людей, ведь иные слова им запрещены, и перелетают теперь из одного угла сцены в другой как призыв, как надежда на то, что никогда не случится. Ольга (Мария Корытова) привлекательна как раз тем, что не борец, что не может ни победить жизнь, не принять ее, и в этом очень похожа на брата Андрея (Даниил Обухов). И даже Ирина в своей откровенной нелюбви к барону не выглядит виновницей, хотя бы и косвенной, его убийства на дуэли — она сама подстреленная птица, и уговоры Ольги и Тузенбаха только подталкивают ее к гибели.
Одна из лучших сцен спектакля: четверо мужчин — Вершинин, барон, Соленый и Андрей — вцепившись в березы, чтобы не упасть от выпитого, тихо-тихо, чуть слышно, поют. Тишина, заходит солнце, вечно чего-то требующие женщины ушли в дом, и им одним здесь, на воле, сейчас хорошо. Пойманное мгновение счастья, которое прямо на наших глазах растворится в сумерках и уйдет навсегда.
Весь спектакль я гадала: что же произойдет с березами в финале? Они сгорят, упадут или, наоборот, вознесутся к колосникам? Не могут же они стоять как ни в чем не бывало, нужен мощный заключительный аккорд. Женовач и здесь остался верен себе: он доверил этот аккорд актерам. Финальный акт — сыгранный филигранно, подробно — самый сильный. В какой-то момент постановщик просто убирает деревья и оставляет абсолютно пустую сцену с двумя окнами и стоящими в углу чемоданами. На них — как перед дальней дорогой — и присядут сестры. До этого будут долго искать Машу, и зал замрет, потому что Вершинина уже зовут, ему надо уходить, а ее все нет, и это длится бесконечно долго, пока она наконец звериной хваткой не вцепится в него, и он сам испугается этих объятий больше всех остальных, а Кулыгин и Ольга станут отдирать ее от него, и гладить, и утешать, понимая, что утешения нет и никогда не будет. И Ирина метнется куда-то прочь, услышав о гибели барона, а потом замрет. Наташа медленно откроет окна настежь, в комнату ворвется солнце, и застынут три силуэта в черном, не в силах оторвать глаз от того, что там, за окном, происходит. А там, конечно, звучит музыка, и команды, и чеканный строевой шаг — «они уходят». И это вечное расставание снова окажется очень личным, интимным, касающимся только вас, и никого другого, и вы переживете его как в первый и последний раз. Именно для такого переживания и была задумана эта постановка. Студия театрального искусства Сергея Женовача, июнь 2018 года — со времени написания пьесы прошло сто восемнадцать лет, но, кажется, ничего не изменилось. Бесконечное прощание и надежда на потомков.