Уроки забытой войны
Те, кто путешествовал по Европе, наверняка обращали внимание, что почти в каждом городке или деревушке стоит памятник, посвященный тем или иным событиям 1914–1918 годов. Что неудивительно: именно Первая мировая считается в Старом Свете по-настоящему Великой войной. Хотя бы потому, что человеческие потери Англии, Франции, да и большинства европейских стран оказались вдвое выше, чем два с половиной десятилетия спустя, в годы борьбы с гитлеровской Германией. В России же события начала прошлого века были преданы забвению практически до наших дней. Об «империалистической войне» в Советском Союзе предпочитали умалчивать, она оказалась в тени двух революций, Гражданской и Великой Отечественной войн. Не осталось ни братских могил, ни памятных знаков. И даже наши историки всерьез начали изучать Первую мировую только в последние четверть века.
Между тем многое из того, что происходило в ту эпоху, заставляет нас всерьез задуматься о том, почему же история никогда никого ничему не учит. Отдельные ее эпизоды, приводившие к настоящим катастрофам, повторяются в той или иной степени с завидной регулярностью и не менее тяжкими последствиями. Многие из нас знают со школьной скамьи, что в канун 1914 года атмосфера в Европе была наэлектризована настолько, что достаточно было одной искры для начала вселенского пожара. И этой искрой стало убийство в Сараево наследника австрийского престола Франца Фердинанда. Это событие я еще прокомментирую ниже, а пока попробуем разобраться в самой атмосфере. На самом деле все было так и не так. Так, потому что последние перед войной десятилетия шла настоящая гонка вооружений, подстегиваемая техническим прогрессом и новыми открытиями в науке. Так, потому что, как все знают, одна из держав — Германия, была создана незадолго до этого и опоздала к разделу колониального пирога. А не так, потому что о войне в 1914 году не думал почти никто. Общество было убеждено — а убеждали его практически все знаменитые ученые-гуманитарии и влиятельные публицисты — что война в современных условиях попросту невозможна. Просто потому, что капитализм сменил новый миропорядок в лице империализма. А в условиях господства монополистического финансового капитала и раздела мировой экономики картелями войны как способ решения любых проблем попросту потеряли всякий смысл. Ну, не будет же, к примеру, англо-германская корпорация воевать сама с собой? Убаюканные такого рода рассуждениями «экономических пацифистов», европейские обыватели, прожившие без малого столетие без войн масштаба наполеоновских, представляли себе грядущее столкновение держав как некое локальное событие. Что-то наподобие скоротечной франко-прусской войны. Или Крымской — на окраине «цивилизованного мира». Прозрение пришло лишь после того, как вся Европа зарылась в окопы, а число жертв новых видов оружия (танки, самолеты, дальнобойная артиллерия, отравляющие вещества) стало исчисляться сотнями тысяч ежегодно. И в этой связи так и хочется провести параллели с выводами современных стратегов о возможности ограниченной ядерной войны. Да и вообще, рассуждения о невозможности полномасштабных боевых действий при нынешних запасах ядерного оружия, способного многократно уничтожить все человечество, в контексте опыта Первой мировой вовсе не выглядят такими уж бесспорными.
О войне в 1914 году не думал почти никто. Общество было убеждено, что война, в которой в итоге погибло больше 10 миллионов человек, в современных условиях попросту невозможна
Теперь пару слов о сараевском убийстве. Стрелявший в наследника Гаврило Принцип был сербом только по национальности. Как и убитый им эрцгерцог, он был подданным одного и того же государства — Австро-Венгрии. А в результате в убийстве одного австро-венгерского подданного другим виноватой оказалась Сербия. Которой была объявлена война и за которую была вынуждена вступиться Россия. Да, организация, в которой служил террористом несчастный Гаврило, — «Млада Босна» — боролась за воссоединение Боснии с Сербией. Но при этом от Белграда она получала разве что моральную поддержку: у нищей Сербии попросту не было средств на что-то большее. Тем более что в тот конкретный момент Сербии вообще было крайне невыгодно ссориться ни с могущественной Австро-Венгрией, ни с кем бы то ни было. После закончившихся за год до этого двух балканских войн сербская казна была пуста, а в армии не хватало ни оружия, ни боеприпасов для новых противостояний с кем бы то ни было. Но в тот момент никакие доводы не сработали, поскольку их просто никто не хотел слышать. Ситуации, когда целые государства становились ответственными за преступления и проступки своих даже не граждан, а соплеменников, с тех пор стали делом обыденным. Но особенно в последние годы. Достаточно вспомнить конфликт России и Запада из-за событий на Украине и в Сирии. Да и в историях со Скрипалями и вмешательством в американские выборы тоже при желании можно найти отголоски сараевского убийства.
Отдельный урок из событий вековой давности должна извлечь наша страна. В отличие от остальных великих держав той эпохи, у России было меньше всего причин для вступления в войну. На ее территорию никто не посягал, страна не страдала от нехватки ресурсов. Мало того, многие прозорливые сановники пытались убедить Николая II остаться в стороне от схватки Германии с Великобританией и Францией. Или, по крайней мере, выждать еще пару лет. Так, влиятельный министр внутренних дел Петр Дурново за полгода до начала войны предупреждал царя о пагубности войны, означавшей, по его мнению, революцию и гибель династии и императорской России. Дурново был не одинок в своих воззрениях. Против вступления России в войну был даже Григорий Распутин. Однако Николай II предпочел остаться верным обязательствам перед союзниками. Определив тем самым как собственную судьбу, так и судьбу своей страны на многие десятилетия вперед.
Второй урок касается оппозиции. Ненависть к «кровавому режиму» среди самых разных политических сил была столь всеобъемлющей, а желание сменить его в результате революции — столь притягательной идеей, что это привело в конце 1916 года к фактическому объединению некогда непримиримых политических противников. В итоге выяснилось, что за спиной у царя нет ни одной политической силы консервативного толка, способной стать ему опорой. И в момент, когда Россия, казалось, не просто восстановила потерянную в первые годы войны территории, но и собственными силами нарастила мощь армии до уровня, позволявшего практически в одиночку выиграть войну уже в 1917 году, произошла «долгожданная революция». Завершившаяся братоубийственной войной и десятилетиями уже настоящего кровавого правления большевиков. Параллели с сегодняшним днем здесь, конечно, напрашиваются, но это тот случай, когда выводы каждый делает сам.