Проклятый старый Дон
Тоби, носатый и усатый режиссер, который некогда подавал большие надежды, а теперь занимается рекламой, снимает в Испании очередной ролик — по мотивам «Дон Кихота». Все в этой экспедиции идет не так: ветер не дует, мельницы не крутятся, продюсер едва не застает жену в постели с режиссером, — поэтому Тоби однажды просто сбегает со съемочной площадки. Посетив городок, где он десять лет назад снимал свой студенческий фильм — тоже, разумеется, про Рыцаря Печального Образа, — герой Адама Драйвера надеется вспомнить, что такое настоящее кино и как его делают. Тогда он обошелся без профессиональных актеров, пригласив на главные роли обычных жителей города, и теперь был бы не прочь повидать старых знакомых. Но это оказывается непросто: Санчо спился и умер, дочь местного кабатчика, которой Тоби предрекал карьеру кинозвезды, уехала и стала проституткой, а сапожник Хавьер (Джонатан Прайс) настолько вошел в образ, что тронулся умом и стал считать себя настоящим Дон Кихотом. Теперь неприятная старуха с электрохлыстом держит его в цирковом вагончике, показывая за деньги любопытным туристам, но рыцарь — не без помощи режиссера, которого он принимает за Санчо Пансу, — оказывается на свободе и начинает таскать несчастного Тоби по красочным мирам своего безумия.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
«Человек, который убил Дон Кихота» мог бы стать обычным фильмом Терри Гиллиама — про сумасшедших романтиков и размытые границы между реальностью и фантазией, — но жизнь внесла свои коррективы, и теперь саму картину практически невозможно отделить от истории ее создания. Гиллиам уже в начальных титрах сообщает, что фильм «делался и разделывался» больше двадцати пять лет, но, по-хорошему, чтобы оценить весь масштаб этого эпоса, стоило бы предварительно показывать зрителям документальную картину «Затерянные в Ла-Манче» — хронику многочисленных катастроф, сопровождавших фильм. Там были стихийные бедствия, натовские бомбардировщики, судебные процессы, травмы и смерти — в общем, все, что может случиться с невезучей съемочной группой. За это время несколько раз поменялись сценарий, бюджет и актерский состав (в первой версии играли Жан Рошфор и Джонни Депп), но, самое главное, фильм незаметно превратился в историю об убийственной силе искусства.
Искусство несет разрушения и смерть — именно это случилось со студенческим проектом главного героя, из-за съемок в котором жизнь актеров пошла под откос, именно это можно увидеть в финале, когда русский олигарх ставит свою версию приключений странствующего рыцаря, и именно это происходило с самой картиной Гиллиама: умерли Жан Рошфор и Джон Херт, которые в разное время должны были играть Дон Кихота, да и сам режиссер едва дожил до премьеры — его хватил удар, пока в суде решалась судьба уже готового для показа в Каннах фильма. Впрочем, ничего нового в этом нет: Терри Гиллиам в свое время остался без исполнителя главной роли на съемках «Воображариума доктора Парнаса», когда покончил с собой Хит Леджер, а у экранизаций Сервантеса вообще непростая судьба — достаточно вспомнить, как долго мучился с таким же проектом Орсон Уэллс, в отличие от Гиллиама так и не смонтировавший своего «Дон Кихота».
При этом сам фильм — по контрасту с этим мрачным посылом — кажется удивительно жизнерадостным и вызывающе простоватым. Временами, особенно в монологах Прайса-Дон Кихота, еще слышны монтипайтоновские интонации (его «ми-ми-ми» прекрасно рифмуется с «ни!» рыцарей из «Священного Грааля»), но остальной юмор — уровня деревенщины Санчо: с консервными банками, привязанными к мотоциклу, мужьями, внезапно возвращющимися из командировки, и стаккато звонких пощечин. С декорациями — по причинам не то материальным, не то концептуальным — ситуация обстоит похожим образом: все сделано изо льна и палок, а компьютерная графика появляется всего пару раз: кажется, будто она просто осталась от предыдущих инкарнаций картины.
Вообще количество инсценировок «Дон Кихота» в фильме поражает воображение: даже если отвлечься от истории создания самой картины, в кадре все только и делают, что ставят эту историю: взрослый Тоби, снимающий рекламу, молодой Тоби, бегающий вокруг своих героев с ручной камерой, старуха, в чьем вагончике Хавьер играет моноспектакль, друзья сапожника, устраивающие рыцарский поединок, и русский бизнесмен по фамилии то ли Мишкин, то ли Мышкин, отправляющий Дон Кихота на Луну. Каждый раз это заканчивается каким-нибудь бедствием, но странным образом никак не отражается на самом рыцаре: он остается собой, что с ним ни делай — выставляй на посмешище или выдавай за трагическую фигуру. У этого персонажа, впрочем, такая судьба с самого начала: Сервантес писал пародию, пока Дон Кихот, отчасти неожиданно, не превратился в архетип рыцаря и мечтателя. В общем, с одной стороны, искусство убивает, а с другой — как ты ни ставь такие сюжеты, ничего в них все равно не изменишь. И это, конечно, немного странные выводы из фильма, на который 77-летний режиссер потратил больше трети своей жизни.