Как связаны истории The New Times и аэропорта в Омске
В анонимных телеграм-каналах, отвечающих за пропаганду среди продвинутой аудитории, на собранные в пользу The New Times 26 миллионов рублей отреагировали предсказуемо: «Заокеанские читатели прислали». Список жертвователей в таких случаях, как правило, не выставляют на всеобщее обозрение, и подозревать начинают самый широкий круг «заокеанских читателей» — от Михаила Ходорковского и Евгения Чичваркина до National Endowment for Democracy (Национальный фонд демократии, спонсируется Конгрессом США, признан нежелательной организацией в России).
Какую часть собрали «за океаном», неизвестно (подтвержденные деньги — это как раз отправленный миллион Чичваркина да коллеги Евгении Альбац по гарвардской докторантуре), однако история по эту сторону океана, конечно, важнее.
Первая реакция на новость о штрафе самой Евгении Альбац была понятной: «Мы никогда не соберем таких денег». И эту реакцию разделяли, кажется, все: сумма штрафа феноменальная, бумажный журнал прекратил выходить еще летом 2017 года, и главное, сама Евгения Альбац — одна из самых раздражающих российских медиаперсон, олицетворение «либерального журналиста».
С эфира на «Эхе Москвы» она выгоняла гостей. В The New Times у нее в разное время испортились отношения с целым пулом журналистов. Она ругалась, конфликтовала с другими журналистами, причем последний скандал случился уже после сбора денег на штраф.
Роскомнадзору с его рекордным штрафом удалось невероятное: чтобы людей, которых давно раздражают «либералы 90-х», государство стало раздражать больше в разы
Но вот удивительное дело: у многих пишущих журналистов или фотографов рассказ о конфликте завершался сообщением, что автор обязательно переведет деньги The New Times.
И даже издатель «Новой газеты» Дмитрий Муратов, положивший начало массовому сбору («Я сказал Жене, что переведу миллион, пусть еще двадцать человек дадут тебе по миллиону, и ты заплатишь штраф», — рассказывал Муратов автору), сам в максимально непростых отношениях с бывшим колумнистом газеты, а затем главным редактором издания-конкурента.
И наконец, причина рекордного штрафа — Альбац признается, что просто-напросто забыла подать документы, юристу было не до того — сама по себе способна вызвать недоумение.
Однако Роскомнадзору с его рекордным штрафом (ФСБ, стоящей за ним, или администрации президента — где там у нас сидят ответственные за самые идиотские решения?), удалось невероятное: чтобы людей, которых давно раздражают «либералы 90-х», государство стало раздражать больше в разы. Примерно в 26 миллионов раз.
В интернете была популярной картинка растяжки над Кремлем «Да, мы ***. И что?»
Нынешняя ситуация — это как бы ответная растяжка, уже от лица граждан: «Мы видим, что вы ***, и даже платим за это». Над собранным штрафом потешаются — двадцать четыре миллиона уйдет в пользу государства, старайтесь еще, либералы! Однако другое, почему-то не замечаемое следствие: «Мы вам заплатили, а значит, в один прекрасный момент мы потребуем с вас за это».
Почему граждане так отреагировали на штраф, наложенный на издание, можно проследить на примере другой инициативы — так называемой акции «Великие имена России», изобретенной митрополитом Тихоном Шевкуновым (которого называют духовником Путина) и предполагающей переименование аэропортов в паре десятков городов страны.
Голосовать можно на сайте; московские аэропорты предполагается переименовать так: Внуково — в Дмитрия Менделеева, Шереметьево — в Федора Достоевского, Домодедово — в Льва Толстого. Устроители голосования забыли только об одном варианте — сохранить текущие названия. В них, вероятно, слишком мало величия.
Тенденция понятная: национал-популизм, ставший противоядием к унизительным для населения 90-м (начиналось все со «старых песен о главном» и достигло расцвета вместе с «крымским консенсусом»), к 2018-му истощился и продолжает угасать. Оттого нужно все больше имен великих людей, памятников, патриотических мероприятий, парадов, парков — все множится и теряет смысл, как Мона Лиза на картине Уорхола.
Единственной живой инициативой в очередном проекте было предложение назвать омский аэропорт именем Егора Летова, поддержанное не только выросшими поклонниками во всей стране, но и жителями самого Омска. Таинственным образом из финальной тройки имя Летова исчезло. Министр Мединский то ли не помнит, жив Летов или мертв, то ли вообще его не знает. Зато знает, что поклонники Летова — это маргиналы. Как маргинальна любая, видимо, жизнь вообще в символической вселенной министра.
В политике по привычке еще апеллируют к девяностым как символу унижения, не замечая, что насилием стала именно текущая культурная повестка
Впрочем, я бы тоже не хотел бы знать, жив или мертв министр Мединский, а заодно — жив или мертв играющий неизвестную мне роль в государстве митрополит Тихон Шевкунов.
В политике по привычке еще апеллируют к девяностым как символу унижения, не замечая, что насилием стала именно текущая культурная повестка. Начиная с телевизионных ток-шоу, где Украина, Трамп, крик, превосходство, спесь, и до засилья моды на памятники и переименования аэропортов. Нужно помнить, гордиться, восторгаться, отрицание чувств восторгающихся запрещено.
И пока государство присваивает бывшую общей историю и культуру, единственное, что остается гражданину, — сохранение личного пространства, за которое он, как выяснилось, готов платить.
Я отправляю деньги «Медиазоне», потому что мне не нравится судебная статистика, где оправдательных приговоров меньше процента. Я подписался на ежемесячный платеж «Спид.Центр», потому что я не отношусь к заболевшим людям из «групп риска» как к изгоям. Я плачу за программы на «Дожде», потому что я хочу слышать разговор человеческим языком на важные темы, в том числе с людьми, с которыми я не согласен. Я поддерживаю «Новую газету».
И, в конце концов, я отправляю деньги на штраф за The New Times. Подписка делает меня свободным.