«Мы нашли труп вашей дочери». Репортаж из Сафоново, где покончила с жизнью школьница, написавшая письмо Путину
Шнур
Даша* повесилась в подъезде трехэтажного кирпичного дома — в нескольких сотнях метров от девятиэтажки, где она жила. Это произошло в воскресенье, между половиной пятого и половиной шестого вечера. «Иногда я видел ее в нашем дворе по утрам, видимо, прогуливающей уроки», — говорит жилец трехэтажки, отвечая на вопрос, почему Даша решила свести счеты с жизнью именно здесь, на улице Революционной. «Это самое крупное событие в истории нашего подъезда», — добавляет его сосед. На бетонных стенах через каждые полметра висят пазлы с сюжетами диснеевских сказок, собранные детьми, живущими в одной из квартир, — последнее, что могла видеть Даша перед смертью.
Теперь тут еще кусок удавки, привязанный к перилам, замызганный шнур диаметром чуть меньше сантиметра — он висит уже четыре дня. Другой кусок, снятый с горла, находится у следователей. Жилец квартиры номер №13, кухонным ножом разрезавший этот шнур над головой Даши в надежде спасти ее от петли, говорит, что положил девочку на бетонный пол подъезда и пытался откачать. Когда он понял, что она мертва, вызвал скорую. Пока он ждал врачей, смотрел в бетонную стену. «Я знаю эту девочку и маму ее знаю. Но я не буду ей звонить. Пусть полиция звонит», — сказала фельдшер после констатации смерти Даши. Полиция приехала спустя несколько минут.
Путаница
«Я только хотела сама набрать Даше, и тут телефон звонит — она. Я беру трубку и начинаю говорить: “Дочь, ну где ты, давай домой!”», — говорит мать Даши, Елена Холоденкова*. Ей ответил мужской голос. Мужчина представился сотрудником полиции, его имя и звание она не расслышала.
«Что случилось?» — спросила Холоденкова.
«Мы нашли труп вашей дочери». Елене показалось: «Ваша дочь нашла труп».
«Куда ехать?» — спросила она. Голос ответил, что нужно ехать в полицейский участок. Только там Елена узнала о том, что ее дочь повесилась.
Как она чувствовала себя после этого, Холоденкова не помнит.
Порезы
Елена не плачет, когда говорит о дочери. Она растерянно разглядывает рисунок обоев, который знает наизусть. Обои приклеены к этим стенам уже так давно, что стали частью биографии. Обои были здесь, когда Елену, беременную второй дочерью — Машей (имя изменено), еще не бросил муж, были и когда он ушел, и даже когда разбился насмерть на машине. Вчера похоронили Дашу, а обои — те же, хоть и отошли в некоторых местах.
Предсмертную записку Даши забрал следователь. Елена цитирует ее по памяти: «Мама, прости меня. Я не хочу быть тебе обузой. Выполни мою просьбу — в шкафу висят вещи, похорони меня в них».
«Я не знаю, почему она сделала это, — говорит Елена. — Мы небогато живем, но не хуже других, здесь все живут так». Она почти хвастается: «Я и по 25 рублей давала, иногда и по 35 на конфеты, мороженое». Она настойчиво возвращается к этой теме, словно продолжает говорить с органами опеки, которые приехали к ней за пару часов до того, как в ее квартиру привезли гроб с дочерью, — проверить, в каких условиях жила семья.
Органы опеки увидели примерно такую картину. Зеркало завешено простыней, на комоде — в спешке установленные фотографии Даши, там же — кирпич ржаного хлеба и пустой стакан, который обычно в таких случаях наполняют водкой. Непонятно, что в него наливать, когда умер подросток, который только и делал, что сидел за компьютером, слушал музыку и смотрел аниме. «В первый раз такая петрушка у нас, мы, конечно, растерялись», — после долгой паузы выдавливает из себя Елена. Рядом так же неловко молчит ее старшая дочь, 16-летняя Маша. Они сидят на продавленном диване. Той-терьер по кличке Орбит лежит между ними.
— Она все-таки очень переживала из-за денег, — говорит дочь.
— Но не была обузой, — продолжает мать.
— Мы часто ссорились. Дрались. Не разговаривали, — вспоминает дочь.
— Но всегда быстро мирились. Ну, как в семье обычно бывает, — говорит мать.
— А в классе ее звали жирной уродиной. И потом она стала делать себе эти порезы на руках. Мы же тоже с подружками прошли через это, я показывала ей шрамы и говорила: «Даша, это некрасиво, не надо». А Даша врала маме, что упала или ее поцарапали. И бесконечные статусы в соцсетях, что хочет умереть, — говорит Маша.
— Я этого не видела. Я даже не знаю, как ноутбук включить.
Они не спорят. Они просто говорят это, не замечая друг друга.
Новости
«У нас не так давно задохнулись в дерьме два совсем молодых парня. Прямо в центре города. Они спустились вниз чинить канализацию и утонули. Власти повесили на них все, что только можно, лишь бы самим не отвечать. Вы думаете, самоубийство Даши — первый случай, когда власти пытаются замолчать проблему?» — спрашивает главный редактор местного независимого телеканала СНТ Людмила Шершнева.
Шершнева говорит тихо, но с напором. Уже два года Людмила судится с местными властями, которые пытаются выселить ее телеканал из подвала на улице Советской. Сегодня она объявила голодовку. «Завтра в шесть утра ко мне домой придут судебные приставы и арестуют меня за то, что я не исполняю судебное решение», — говорит она.
Телеканал давно не окупается, главный редактор не получает зарплату, но продолжает бороться за подвал вместе с тремя оставшимися сотрудниками. Снять с крыши огромные антенны, настроенные на прием телеканала РЕН-ТВ, который отдает Шершневой полчаса местного эфира в день, невозможно технически, как и покидать помещение без них — это уже из идейных соображений.
СНТ первый узнал о том, что Даша покончила с собой. «Мне в тот день прямо с девяти утра шли звонки, что повесился ребенок. Я все ждала, ничего не сообщала. По крупицам собирала информацию. Второй, третий, четвертый звонок. И потом — пятый: мне мои информаторы из больницы говорят, что девочка повесилась не просто так, а из-за письма Путину», — почти торжествующе говорит Шершнева.
Больница
Елена Холоденкова работает уборщицей в детской больнице. За эту работу она получает 10 тысяч рублей в месяц. Кроме того, она почетный донор, сдает не меньше двух литров крови каждый год. Это прибавляет к семейному бюджету еще пару тысяч рублей и позволяет брать отгулы — например, в день после похорон.
2 ноября этого года Даша написала письмо президенту, в котором (текст письма был пересказан «Снобу» Еленой Холоденковой. — Прим. ред.) упрекнула его в том, что «он, несмотря на свои обещания в телеэфирах, не повышает зарплату ее маме — медицинскому работнику, и пожаловалась на то, что семья живет очень бедно». Елена узнала об этом только 17 ноября. В день очередного дежурства ей рассказали, что из Администрации президента в больницу переадресовано обращение от имени ее дочери. По словам Елены, на работе за письмо ее не ругали. Источники главного редактора СНТ Шершневой сообщают об обратном: главврач Кристалинский кричал на общебольничной летучке, что такие письма недопустимы, затем его заместитель вызвал Елену в свой кабинет, где пригрозил ей увольнением. Шершнева убеждена, что Елена просто запугана.
Елена рассказывает, что в тот день она звонила Даше несколько раз и просила ее подтвердить, что это она отправила письмо. Даша отказывалась от авторства и созналась только вечером, уже дома. «Она немного всплакнула из-за этой ситуации, но потом все снова было нормально», — вспоминает Елена. Около четырех часов следующего дня Даша вышла из дома, сказав, что идет прогуляться, прошла 700 метров и повесилась во втором подъезде дома №5, указав в предсмертной записке, что не хочет быть матери обузой. «Я мечтаю о том, чтобы все-таки то, о чем писала моя дочь президенту, сбылось, — говорит Елена. — Мне теперь еще 15 лет работать из-за повышения пенсионного возраста».
Черный двор
На середине этого пути — между местом жительства и местом смерти Даши — стоит школа, в которой она училась с первого класса. На следующий день после похорон сюда приехал Вячеслав Балалаев — местный мэр, руководящий городом уже 22 года. Он выступил с речью перед учениками восьмого класса, в котором училась Даша. После встречи мэр объяснил мне, что решил самостоятельно разобраться в ситуации, отметив, что это не из-за опасений, что его снимут с должности. Дети показались мэру вполне обычными. «Нормальный класс — догонялки, перегонялки, никак девочка не была обижена, — сказал Балалаев, имея в виду Дашу. — К тому же она не шла на контакт. Соседи, которые хотели общения с девочкой, его не получили. Есть такой характер — характер тишины». Также Балалаев отметил, что Даша могла быть использована «потусторонними силами», имея в виду соцсети, и не исключил того, что письмо Путину за Дашу написали некие «злопыхатели», не указав конкретных имен. После этого мэр несколько минут перечислял свои достижения в области градостроительства.
Мне не удалось встретиться с одноклассниками Даши, чтобы убедиться в их безобидности. 11-летний Боря*, которого я повстречал в «черном дворе», как здесь называют пустырь у Центрального рынка, где собираются подростки, считает, что Даша погибла, потому что что-то мучило ее изнутри. Он и сам сталкивался с чем-то подобным: «Зимой мне было грустно и я решил попробовать “Синий кит”». Прошел два задания: «порезать руку» и «перебежать дорогу перед машиной», а потом бросил это из-за страха боли. Боря считает, что нужно жить здоровой и трезвой жизнью: «Я курю, но не пью. То есть я за полу-ЗОЖ. А года через два планирую бросить курить».
Мне удалось связаться с несколькими людьми, которые писали оскорбительные комментарии Даше в соцсетях, в том числе уже после ее самоубийства (скриншоты и переписки есть в распоряжении редакции). Собеседники представились одноклассниками Даши. Проверить это, впрочем, не удалось.
«Мэр рассказал какую-то *** (ерунду) и какой он классный. Еще говорил, что мы добрые дети и хорошие люди. Сделал он это потому, что об этой ситуации стало известно в прессе, а ему был нужен пиар», — считает собеседник «Сноба», писавший оскорбительные комментарии в адрес Даши уже после того, как она покончила жизнь самоубийством. «Я не виноват в ее смерти, — говорит он, — она с первого класса на всех стучала. Я любил ей волосы поливать маслом, а она кричала: “Не доведешь”. Я в ответ говорил: “Иди умри, сука”».
Кладбище
«Кладбище №11» называется так в честь неоткрытой шахты за тем же номером в окрестностях города: когда-то на этом месте нашли уголь, но вместо добычи ископаемых стали рыть могилы. В отличие от главного городского кладбища, Бабаханского, «Одиннадцатое» — кладбище старое, и сейчас здесь не хоронят — кроме тех, кого «подхоранивают» к уже лежащим здесь родственникам. Оно растянуто вдоль двухполосного шоссе примерно на километр.
Дашу похоронили именно здесь. Похороны полностью оплатили из городского бюджета. «Это для нас святое дело и даже не обсуждается», — пояснил свою позицию мэр Балалаев.
Елена внезапно решила не показывать мне место захоронения своей дочери — после беседы в Следственном комитете она отказалась от комментариев, хотя за несколько часов до этого охотно давала интервью. Она вообще отказалась говорить и лишь махала руками.
Найти могилу Даши в темноте не удалось.
* Имена героев изменены в связи с требованием Роскомнадзора в части описания преступлений в отношении несовершеннолетних.