Люди и кролики сопротивляются. Как прошел юбилейный фестиваль NET

Где предел человеческого терпения? Этот ключевой для сегодняшней Европы вопрос сделал самый скромный спектакль NETа самым знаковым. Постановка «Всю жизнь я делал то, что делать не умел» — всего-то часовой монолог от лица человека, на которого напали в баре. Да, он гомосексуал, но просто сидел за стойкой и пил пиво, когда появился некто, уже с порога изрыгающий ругательства и самые унизительные оскорбления, готовый ударить или даже выстрелить. И неконфликтный, скорее, трусливый по природе человек на наших глазах проходит все стадии жертвы — от животного страха, неуверенных попыток войти в контакт с обидчиком, чувства обреченности, как у пассажира падающего самолета, от даже невесть откуда взявшейся способности шутить над своим безвыходным положением — до неожиданной для обеих сторон развязки, когда жертва просто вонзает разбитый бокал пива в горло мучителя.

Именно после этого за героем гонятся разъяренные люди и, судя по всему, его убивают. Пьесу французского драматурга Реми де Воса (запомните это имя!) играет французская актриса Жюльет Плюмекок-Меш… лежа. Она только в финале встанет с пола, на котором мелом нарисован контур тела, как бывает, когда полиция оцепляет место преступления. Одна немолодая актриса атлетического сложения в тяжелых мужских ботинках (гендер размыт), один белый экран и несколько музыкальных аккордов. Волнующий грудной голос, произносящий текст в неподражаемой манере актеров «Комеди Франсез» (притом что спектакль Театра дю Нор — Национального драматического центра Лилля). Но здесь не просто рассказана история одного парня, от которой зал лихорадит, — здесь предъявлено целое расследование на тему европейской толерантности: что, как и доколе. Похоже, час уже пробил для всех.

По волнам мертвого моря

Меньше всего я ожидала от юбилейного фестиваля такого накала политической дискуссии. Политикой мы и у себя сыты по горло, и от NETа традиционно ждешь эстетических откровений и прорывов в неведомые еще отечественным творцам культурные реалии. Но показанные спектакли как будто давали свой ответ на подлинные события этих же дней: страшные теракты в Израиле, когда убит был даже ребенок во чреве матери, расстрел на рождественской ярмарке в Страсбурге и революцию желтых жилетов в Париже. За динамиками и прожекторами в пространстве малых сцен замаячил апокалипсис.

А началось все с неторопливого, притчевого и, как казалось поначалу, медитативного спектакля театра из Израиля «Соль земли». Звучал иврит — резкий, гортанный, похожий на трагическую музыку, несколько актеров рассыпали перед зрителями соль из десятков ведер. Бесконечные солевые поляны, холмы и горы — камера и экран превращали их в фантастический безжизненный пейзаж, на котором игрушечные дома, машины и вертолеты смотрелись странно. Разве здесь можно жить? Человек — матерчатая кукла без лица — убегал от войны. Роуд-муви, интерактивный перформанс, театр марионеток — NET давно приучил своего зрителя к смешению разных жанров и приемов — перетекал в трагическую исповедь, одинокий голос человека нового столетия. За основу спектакля взят роман-антиутопия Амоса Кейнана: режиссер Цви Саар сам и читает — на фоне мощного саундтрека из хлопков выстрелов и воя сирены — текст о поисках героем некоего кибуца Эйн-Харод. На самом деле его, конечно, не существует, Эйн-Харод — это утраченное время, земля обетованная, о которой можно мечтать, но которую невозможно найти. Люди, словно песчинки, — а рядом с героем оказываются и арабы, которые так же страдают от войны, — разбросаны по пустыне и готовы в любой момент убить и быть убитыми. Они куда-то стремятся из последних сил, но каждый раз оказываются беззащитными перед лицом рока, как тряпичная кукла перед армейскими ботинками стоящего в полный рост солдата. Исчезает даже культура: «Моя душа и память мертвы, жив только я сам». Но жив посреди пустыни и мертвого моря из соли: актеры так филигранно работают с камерой и предметами, что даже береговая линия похожа здесь на оборонительную. Израильский театр редко приезжает в Россию — тем важнее было узнать, что он великолепно владеет самыми современными технологиями и способен на высказывания большой трагической силы. И может быть более чем критичен в осознании своей национальной идентичности.

Еще одну вивисекцию патриотизма произвел Польский театр из Познани. «Гимн любви» Марты Гурницкой — это завершающая часть ее международного триптиха в стиле Брехта: «Хор для римлян» по диалогам обитателей римских гетто и «Мамаша Кураж не будет молчать. Хор для военного времени», в котором участвовали арабские и еврейские матери и их дети. На этот раз речь идет о Польше. И глядя на милую улыбчивую женщину, весь спектакль дирижировавшую своим Хором, стоя среди зрителей, из четвертого ряда, никогда не догадаешься, что она способна на столь жесткое и нелицеприятное высказывание. Поляков любят упрекать в зацикленности на своей трагической истории, но здесь они продемонстрировали такую свободу в осмыслении прошлого, которая многим сегодня и не снилась.

Хор Гурницкой — это 25 артистов и неартистов всех возрастов, среди которых есть и ребенок, и девушка с особенностями развития. Они складно поют и двигаются в такт тому, что произносят, а это фрагменты гимна Польши, патриотических и народных песен и даже высказывания печально известного экстремиста и убийцы Андерса Брейвика. Словом, тексты откровенно неполиткорректные: «мы не может себе позволить принять беженцев», «надо усовершенствовать антисемитские лозунги» и «всем лишним народам мы скажем пока». В какие-то моменты хор превращается в страшную биомассу, готовую уничтожить все и всех на своем пути. В момент исполнения церковных песнопений в них просыпается что-то живое, но тут же исчезает. Напротив, аргумент Брейвика «настоящий террор — это несправедливость» в свете недавних событий уже не кажется экстремистским. И хотя спектакль называется «Гимн любви» и на экране рядом горят католический крест и звезда Давида, его разоблачающее начало гораздо сильнее попыток примирения. И не можешь не думать о том, как же не хватает подобного брехтовского «хора» на русской сцене.

Политика влезла даже в забавный перформанс «Белый кролик, Красный кролик», где зрители участвуют в представлении наряду с актером: эту пьесу написал иранский драматург Нассима Солейманпур, находившийся под домашним арестом (знакомое слуху отечественного театрала слово) за отказ от военной службы. Каждый раз ее разыгрывают разные исполнители, незнакомые с текстом — это непременное условие. Мне выпало представление с актером Алексеем Юдниковым. Он подготовился: в какой-то момент стал решительно снимать брюки («А что? Вы же пришли смотреть новый театр».) и дальше работал в обтягивающем красном трико. Отечественная исполнительская школа в конце концов победила несуразности драматургии: зал хохотал и сочувствовал кроликам, убегающим от медведя. Хотя, кажется, им это так и не удалось. Нечто похожее на формат этого спектакля уже ищут сегодня участники лаборатории «Практика постдраматурга», созданной театром «Практика» и фестивалем «Любимовка»: NET продолжает активно менять наш театральный ландшафт.

Время Цифрозоя

Хедлайнером фестиваля был спектакль патриарха европейской сцены Кристофа Марталера «Мы берем это на себя». Фантастическая история о том, как бороздящие космические просторы современные грешники пытаются искупить свои грехи. Безжалостная пародия на современную Европу, которая погрязла во лжи и коррупции и уверенно движется к эпохе Цифрозоя, когда выживут только странные существа, похожие на кальмаров: один такой и поднимается из люка сцены в финале.

Еще одна серия представления — «Убей европейца». Не буду говорить о достоинствах постановки — сеть взорвалась восторгами пользователей после показа, да и неподражаемый музыкальный способ мышления Марталера давно уже стал классикой. Швейцария вообще теперь одна из главных точек на мировой театральной карте: прошлый NET открыл нам режиссеров Тома Луца и Бориса Никитина. И удовольствие от представления — а его разделили в том числе все те, кто смотрел онлайн-трансляцию на сайте яндексовского проекта «Я в театре», — очевидно. Как очевидна для меня и разница настроения спектакля Марталера и других постановок. Мэтр откровенно устал и не видит в будущем ничего, кроме мерзкого кальмара — ему все равно милее героиня неподражаемой Николы Вайссе, дама в розовом, владелица кондитерской на три столика в стиле рококо, которая против своей воли стала участницей аферы. Молодой театр разоблачает действительность еще более категорично, но в самой его энергии отрицания заложены некая витальность и сила, позволяющие на что-то надеяться.

Эра Цифрозоя их не пугает — куда от нее денешься? В конце концов, благодаря цифре стало возможным многое из того, о чем вчера еще нельзя было помыслить. И NET два десятилетия как раз и интегрировал самые разные технологии в структуру современного театра, изменив его до неузнаваемости. Именно театр оказался сегодня наиболее — из всех других видов искусства — открыт новым веяниям, в том числе contemporary art. Именно он наиболее активно вмешивается в жизнь, как продемонстрировали это спектакли Жерома Беля, показанные на прошлом фестивале. Он вообще сегодня едва ли не самая свободная институция в мире: об этом невольно думаешь на спектакле эстонского театра №099 «№043 Грязь».

Спектакль сыграли на фестивале в последний раз, отметив тем самым закрытие театра, основанного в 2005 году режиссером Тийту Оясоо (год назад он стал лауреатом престижной премии «Европа — театру»). Но ничего трагического не ощущалось: жизнь продолжается, и авторы постановки — наряду с Оясоо это еще Эне-Лийс Семпер — показали такой уровень театрального мышления, что точно не пропадут. Для меня увиденный спектакль абсолютно скорреспондировался с открытиями Яна Фабра: та же безумной красоты и напора ткань театрального повествования и тот же восторг на уровне подсознания.

Девять актеров — три женщины и шесть мужчин — месят грязь, отделенные от зала пластиковой перегородкой, чтобы не запачкать зрителей первых рядов. Они не просто вступают в сложные отношения друг с другом, но проигрывают все состояния человеческого бытия: от зверского насилия до прощения и любви. Но основное — это, конечно, распад и разложение человека как такового, превращение его в существо «злонамеренное, несчастное и жестокое», в ком «никогда не найти ни любви, ни возможности ее, ни каких-либо идеалов», как сказано в «Возможности острова» Уэльбека, в числе прочих текстов вдохновившего создателей спектакля. Острота их взгляда восхищает: чего стоят две сцены, безумная дискотека с грязью (подобие «пенной» вечеринки) и коллективная механистическая молитва, которые оказываются похожи друг на друга, как близнецы. Там еще много можно разглядеть: всеобщую вражду, заразную, как эпидемия, сладострастие унижения женщины, мгновенно вспыхивающие мужские драки, которые невозможно остановить. Но объяснять этот спектакль — самое скучное занятие: на нем ты попадаешь в своего рода коллайдер, из которого уже не можешь выбраться, и все твои переживания и ассоциации имеют отношение прежде всего к бессознательному. И еще он потрясающе, невозможно красив: мизансценами, мокрыми и черными от грязи человеческими телами, как на картинах старых мастеров. От эстонцев такой раблезианской телесности, плотскости уж точно не ожидаешь — и вот она, перед тобой. В финале людское стадо превращается в группу слонов — и как же они осмысленны, как прекрасны в своем горе и оплакивании умершего сородича, как спокойны и величавы.

Этот абсолютно магический финал вызвал настоящую зрительскую овацию: за два десятилетия NET воспитал умного, тонкого зрителя, во многом благодаря которому мы и имеем сегодня молодую режиссуру, признанную в мире. Чем сложнее и даже хуже жизнь, тем лучше театр: этот неновый постулат опять работает. Хорошо бы не пройти точку невозврата, а так — сопротивление продолжается.