Пули над конвейером
Люди, воспитанные русской культурой, склонны совершать три распространенных ошибки: приписывать Лермонтову строки «Сижу за решеткой в темнице сырой...», называть картину Репина, которую никак не залатают реставраторы, «Иван Грозный убивает своего сына» и считать Юрия Быкова человеком, обличающим режим и ковыряющим социальные язвы. Если первые две ошибки вполне безобидны и могут грозить разве что недобором баллов на Едином государственном экзамене, то третья калечит жизнь талантливому режиссеру, который слишком внимательно относится к тому, что о нем говорят и пишут.
Полтора года назад вышла грустная история с сериалом «Спящие», когда затравленный Быков, словно участник троцкистского центра на показательном процессе, каялся в том, что прославлял доблестных чекистов, борющихся с оранжевой революцией. Сериал, в общем, оказался довольно посредственным, однако буллинг, устроенный прекрасными людьми без греха, но с большим количеством камней за пазухой, был страшен и несправедлив. Понятно, конечно, что сценариев, написанных Сергеем Минаевым, лучше вообще не читать и уж тем более не экранизировать, но коллективная истерика по поводу предательства режиссером светлых идеалов выглядела отвратительно.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Не исключено, что многие проблемы нового фильма Быкова связаны как раз с тем скандалом: кажется, будто режиссер, продолжая оправдываться, решил сделать свою историю более острой и публицистической, отчего конструкция слегка перекосилась и фундамент «Завода» поплыл. В сущности, в этом сюжете изначально не намного больше социального, чем в каком-нибудь вестерне, где пастух-фрилансер встает на защиту несчастных крестьян, страдающих под игом шайки бандитов и алчного шерифа. Даже главный герой в «Заводе» вполне традиционный — отставной солдат по прозвищу Седой. Потеряв глаз и часть души на фронтах неведомой войны, он теперь, как искореженный робот Бендер, гнет арматуру в похожем на унылый ад цеху завода железобетонных изделий. Когда местный олигарх Калугин, прибравший к рукам всю область и помыкающий губернатором, объявляет о закрытии производства, Седой уговаривает других работяг похитить бессовестного капиталиста и получить за него выкуп. Все вроде бы идет как по маслу, и даже служба безопасности Калугина привозит бунтовщикам спортивную сумку, набитую деньгами, однако внезапно приехавший СОБР рушит все планы, после чего начинается осада завода — с переговорами, перестрелками и выяснениями отношений между участниками противостояния.
В этой части история выглядит вполне складно — как любят выражаться сами герои фильма, — однако, когда начинаются разговоры о классовом расслоении, у «Завода» появляются серьезные проблемы и становится заметно, что перекрученная арматура торчит во все стороны из крошащегося бетона. Конечно, мечты Седого о восстановлении социальной справедливости — одна из главных движущих сил сюжета, однако загвоздка в том, что судьба угнетенного пролетариата не слишком заботит инвалида с активной жизненной позицией. Ему-то точно должно быть понятно, что для участников заговора ничем хорошим похищение не закончится — как, например, они собираются помогать своим семьям, ради которых все и затеяли, если в ближайшие годы им предстоит прятаться по землянкам, шарахаясь от собственной тени? Играющий Седого Денис Шведов как никогда похож на alter ego самого Быкова: для отвода глаз говорит, будто делает все ради денег, потом признается, что хочет вывести на чистую воду олигарха, а в действительности просто страдает от несовершенства этого мира. В сущности, это никакая не социальная драма, а вполне вечная история, практически по Борхесу: осажденный город, умирающий и воскресающий бог — одноглазый Один, который сам себя пригвоздил к древу Иггдрасиль, причем, судя по количеству отметин на теле Седого, не копьем, а как минимум бороной.
Впрочем, в качестве боевика «Завод» совсем не плох, так что не будет ничего удивительного, если какой-нибудь Netflix захочет сделать его ремейк, как это случилось с быковским «Майором». То есть вопросы, конечно, все равно остаются: отчего, например, шестеро рабочих в ожидании штурма не заварили наглухо все лишние двери и окна или что в наше время (если, конечно, действие не происходит лет пятнадцать назад) мешает им устроить прямой эфир в интернете вместо того, чтобы требовать съемочную группу местного телевидения? Трюк с переводом фокуса с Седого на Тумана, главного охранника Калугина, тоже вышел не очень ловко: предполагается, что ближе к финалу, зарифмованному с начальными кадрами фильма, именно задумавшийся о вечном опричник должен стать главным героем этой истории, однако противостояние героев Шведова и Абашина получилось не слишком четким. Дело то ли в драматургии, то ли во всесокрушающей харизме Смолякова, который играет олигарха, и не случайно на рекламных плакатах картины изображены именно Калугин и Седой, сцепившиеся в клинче.
Но главная проблема «Завода» все-таки не в этом. Из-за того, что режиссер не до конца определился с жанром фильма, остается загадкой, что же это было: боевик, пролетарская драма или новая серия «Метода», где несчастный маньяк мечтает о счастье для всех обиженных и угнетенных. Выход здесь один: перестать держать Быкова в заложниках социальной проблематики. Конечно, в мире, как нам объяснил герой Смолякова, справедливости нет, но все-таки хорошо бы отпустить человека на свободу и дать ему сумку с деньгами: пусть снимает хорошее кино, он умеет.