Последние дни турецкого города Хасанкейф
В Хасанкейф мы впервые приехали зимой, в январе, почти сразу после Нового года. Мы путешествовали по Турции, все время находились в дороге и решили остановиться где-нибудь хотя бы на сутки. Так мы оказались в Хасанкейфе — городе с населением в три тысячи человек и многовековой историей. Первое впечатление от Хасанкейфа — как будто бы мы попали в древний миф: разрушенный римский мост, цветущая долина, пещеры, которыми «изъедена» возвышающаяся над городом скала, а внизу под ней — жилые дома, в основном одноэтажные, и много зелени. Что нас сразу удивило, так это атмосфера города: местные жители пребывали в каком-то растерянном, депрессивном состоянии.
Вскоре мы выяснили причину: город доживает последние дни, его собираются затопить.
Хасанкейф расположен на берегу Тигра. Из Турции эта река течет по территории Сирии и Ирака, поэтому контроль над ней превращается в серьезный инструмент влияния на соседей. С помощью плотин Турция может обезводить регионы, расположенные ниже по течению. Однако в этом случае уровень воды на территории Турции поднимется, что приведет к затоплению поселений, находящихся на берегах Тигра, в том числе и Хасанкейфа.
Разговоры о том, что городу суждено затонуть, начались еще в 50-х годах прошлого века: уже тогда турецкое правительство, осознав, какой геополитический рычаг оно может заполучить в свои руки, начало строить первые плотины и ГЭС. Над Хасанкейфом нависла угроза затопления. В конце 90-х местным жителям удалось привлечь к судьбе города внимание СМИ, правозащитников, экологов. На несколько лет даже возникла иллюзия, что Хасанкейф спасен.
Но в 2006 году турецкие власти начали строительство очередной дамбы. Проект плотины Илису стоимостью в 2,2 миллиарда евро превосходил по масштабу все предыдущие. К его реализации были привлечены три крупных иностранных банка: Société Générale, UniCredit и DekaBank. Когда стало известно, что дамбу все-таки будут строить, жители начали бить в колокола. В 2008 году один активист из Стамбула подал иск в Европейский суд по правам человека, но суд так и не вынес решения. Жители города стремились добиться того, чтобы Хасанкейф включили в список культурного наследия ЮНЕСКО, — безуспешно. По правилам эта процедура невозможна без согласия национального правительства.
Однако протесты не прошли бесследно: три банка-инвестора в ультимативной форме потребовали от Турции внести 153 поправки в проект плотины, нарушающий все мыслимые культурные и экологические нормы. За 180 отведенных им дней турки не внесли ни одного изменения, после чего все три банка отказались от участия в проекте. Лишившись источника финансирования, Турция не отказалась от идеи постройки плотины. Напротив, Эрдоган превратил ее в инструмент пропаганды, символ турецкого могущества, заявив, что строительство дамбы собственными силами теперь для страны — «дело чести».
Жителям Хасанкейфа пообещали, что для них построят новый город на другой стороне реки, а на месте старого будет не просто вода, а туристический остров, на который перенесут все достопримечательности старого Хасанкейфа. Пока власти держат слово: в апреле состоялось вручение первых ключей от новых домов — однотипных «эрдоганок», вытянувшихся вдоль улиц Нового Хасанкейфа.
Из старого города сюда по кирпичикам перенесли минарет, а 1500-тонный хаммам XIII века перевезли, даже не разбирая, водрузив на цементную платформу с колесами. Местные жители рассказывают, что из Хасанкейфа ее медленно-медленно вывозили под грустную музыку. Сейчас в старом Хасанкейфе уже нет древних построек, часть древних пещер (а всего их тут около 40 тысяч) залита бетоном — их так «консервируют», — зато повсюду экскаваторы, цемент и горы белого камня высотой с пятиэтажный дом. А между ними пастухи по привычке продолжают пасти своих овец, словно не замечают, что происходит вокруг. Или делают вид, что не замечают.
Не все хасанкейфцы одинаково относятся к перспективе переезда. Большинство принимает перемены со смиренной тоской, но есть и те, кто старается не впадать в отчаяние — например, пекарь Али Гюзель. «Гюзель» по-турецки означает «красиво», «хорошо». Мы познакомились с ним как-то раз ранним утром, когда шли снимать скалы. Наш гид проспал, погода на улице была отвратительная — проливной дождь. Мы плелись по городу в растерянности, пытаясь найти какое-нибудь укрытие. И тут из хлебной лавки, похоже, единственного открытого в этот ранний час заведения во всем Хасанкейфе, высунулся человек, помахал нам и пригласил внутрь. Он достал для нас из печи хлеб, разломил его и налил нам чаю. Так мы с ним и подружились.
Дом, который дали Али в Новом Хасанкейфе, меньше его нынешнего жилища, а его окна выходят на стену соседней «эрдоганки». Но пекарь говорит, что он справится: надстроит еще один этаж. Пекарня, которую предлагают ему вместо старой, тоже меньше, туда даже не получится поставить печь, которой он пользуется сейчас. «Ничего, — говорит Али, — что-то придумаю». Никакого нытья, ни тени жалости к себе.
Лишь однажды он на секунду показал свое внутреннее отчаяние. Мы выезжали из нового города, Али был за рулем. Он ставил музыку, которая ему нравится, постоянно шутил. Вдруг дорога уткнулась в ров: ее не достроили и бросили. Тогда Али схватился за голову, потом схватил за руку нашего оператора Антона и под музыку начал странно ею двигать, растерянно оглядываясь вокруг. И вдруг, словно по щелчку, вышел из оцепенения, опять рассмеялся, развернулся и поехал обратно. Эта обрывающаяся дорога — как его судьба: выруливай как сможешь.
Когда мы в первый раз очутились в Хасанкейфе, мы не собирались снимать никакое кино. И даже не планировали там надолго останавливаться: у нас был насыщенный план дальнейшей поездки. Но город захватил нас, мы остались отдыхать, снимали что-то для себя, осматривали окрестности. В один из дней захотели посмотреть заброшенную сирийскую деревню, расположенную неподалеку. Мы взяли машину у местных и гида-водителя по имени Четин. Он всю дорогу пел песни и очень быстро ехал. Мы захотели его поснимать, включили камеру. Спустя пару минут съемки раздался удар, машина взлетела в воздух, перевернулась и упала. Оказалось, что мы на полной скорости врезались в вышедшего на дорогу коня. Все остались живы — отделались царапинами и переломами.
Через несколько дней после аварии мы вернулись в Москву. От этой поездки остались странные ощущения: нельзя сказать, что нам очень хотелось вернуться, но в то же время оставалось какое-то чувство незавершенности. Взвесив все за и против, в марте мы все-таки решили вернуться и продолжить съемки, на этот раз целенаправленно. Поехали небольшой группой: мы и наш друг, оператор Антон Петров. Наша личная история настолько переплелась с этим местом, что мы приняли это решение, руководствуясь, скорее, чувствами, а не разумом. Кроме того, было совершенно неясно, как скоро Хасанкейф уйдет под воду. Одни говорили, что это дело нескольких недель, другие — что все может затянуться больше чем на год.
Поначалу мы очень боялись снимать: у нас не было никаких разрешений, получать их было бы слишком долго, а город могли затопить со дня на день. Полиция подходила к нам с расспросами еще во время первой поездки: «Кто вы такие? Что снимаете? Зачем?» Потом тоже было несколько неприятных ситуаций, но в основном нам везло. И везло не только с полицией. Например, как-то раз мы хотели снять птиц на фоне заката — и буквально через час прилетела огромная стая.
Наш проект пока не закончен. Трудно сказать, каким он получится в итоге. Главная мысль, которую мы хотим донести до зрителей, — насколько легко можно оказаться сметенным, и не важно — силой власти, силой природы, силой войны или случая. Сейчас в Хасанкейфе это ощущается невероятно остро. Там словно каждую секунду заново осознаешь, что никто и ничто не вечно.
Записала Ксения Праведная