Борис Эйфман: Пигмалион на все времена
У Пигмалиона в спектакле Эйфмана осталась только одна половина имени — Лион. Он сам не способен любить, зато путем безжалостной муштры сумеет из трущобной девицы Галы (опять же сокращенное имя Галатеи) сделать чемпионку в бальных танцах. Собственно, как это происходило и что из этого вышло — главный сюжет нового балета «Эффект Пигмалиона».
Борис Эйфман лихо расправился с мифом и его многочисленными интерпретациями, где на первый план обычно выходила влюбленность автора в свое произведение. В его спектакле никто никого не любит, зато все зациклены на идеальной синхронности движений, доведенных до компьютерной выверенности и нечеловеческой точности. Из диковатого, но живого создания непонятного пола в мешковатых штанах в итоге получается кукла-автомат с застывшим красивым фарфоровым лицом, способная на самые невероятные кульбиты и па. По замыслу Эйфмана, эта бездушная механистичность легко может привести к успеху, но способна ли она кому-то гарантировать счастье? И вообще, что такое счастье на танцполе, где вальсируют герои под музыку Иоганна Штрауса-сына?
Балет задуман сложнее, чем можно было бы предположить. Он завораживает беспрерывным потоком танца, яркими всплесками эмоций, чаплиновской иронией. А в качестве обязательной уступки любителям хеппи-энда — некая прекрасная иллюзия в финале. То ли сон, то ли мечта, где главные герои, преодолев все сословные различия и психологические разногласия, соединяются в нежном объятии. Впрочем, обманываться на счет перспектив союза Лиона и Галы не стоит. У Эйфмана каждый побеждает или гибнет в одиночку. Таков закон жизни, таков закон его театра: танец неистовым вихрем сметает все на своем пути. Главное — ритм, деятельный и безумный ритм, который подчиняет себе и не дает расслабиться ни на мгновение. Ни артистам, ни зрителям. Наверное, в этом и заключается главный «Эффект Пигмалиона» и тайный замысел Борис Эйфмана.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
— Путь к замыслу был не таким уж тернистым, — признается Борис Яковлевич. — Мировая культура знает множество интерпретаций античного мифа, который стал сюжетной основой нашей премьеры. Им вдохновлялись художники, скульпторы, поэты, писатели, кинематографисты. Мне было интересно создать свою оригинальную трактовку, демонстрирующую новые возможности балетного театра. Действие «Эффекта Пигмалиона» перенесено в мир бальных танцев, а преображение главной героини, стремящейся стать артисткой, происходит на пластическом уровне. Понятие метаморфозы — ключевое для нового балета. Для меня очень важно, что выбранная для спектакля тема позволяет показать героев в развитии, избежав заданных статичных образов. Это многократно усиливает динамизм постановки, делает ее внутреннюю драматургию по-настоящему яркой. В нашем репертуаре и ранее были «балеты о балете». Сюда можно отнести и «Красную Жизель», и «Мусагета», и «Чайку» (в ней классические чеховские герои превращены в танцовщиков). «Эффект Пигмалиона» в какой-то степени продолжает подобную смысловую линию. Наш новый спектакль — об уникальной силе искусства танца, которое может помочь человеку кардинально измениться и реализовать свой внутренний потенциал.
— Как часто в своей жизни вы чувствовали себя Пигмалионом?
— Труд хореографа, создающего из артистов — как правило, мало что умеющих поначалу — блестящих танцовщиков, можно сравнить с работой ваятеля. В такой параллели не будет никакой натяжки. К нам в театр приходят выпускники балетных училищ, зачастую владеющие лишь азами танца. У нас они осваивают совершенно новый пластический язык и обнаруживают в себе те способности, о которых прежде даже не догадывались. И наградой за тяжелый труд в зале и на сцене становятся слава, признание, многочисленные регалии. Да, наши артисты в немалой степени являются моими «творениями». Однако я также могу назвать их своими сотворцами.
— В какой мере на выбор темы повлиял знаменитый телебалет Дмитрия Брянцева с Екатериной Максимовой и Марисом Лиепой?
— Я, конечно же, хорошо знаю этот фильм-балет. Но говорить, что он каким-либо образом повлиял на мой выбор, — явное преувеличение. Точно так же, создавая спектакль «Роден, ее вечный идол», я не ориентировался на хореографические миниатюры Леонида Якобсона. При этом искренне считаю его своим учителем и великим мастером. Понимаете, я всегда стремлюсь открывать новое, находить те творческие решения, которые были неведомы моим предшественникам. И даже если речь идет о канонических сюжетах и источниках, будь то сюжет о Пигмалионе или роман «Анна Каренина», я выбираю метод чтения между строк, поиска неизвестного в известном. Такой путь — невероятно трудный и интересный одновременно. Если же говорить о фильмах, реально повлиявших на меня при работе над «Эффектом Пигмалиона», то следует вспомнить фильмы Чаплина. Я специально пересматривал его комедии и в очередной раз убеждался: талантливо рассмешить зрителя намного сложнее, чем заставить рыдать.
— В мае и июне новый спектакль впервые увидели зрители США. Как приняли этот балет американцы?
— «Эффект Пигмалиона» — спектакль, буквально фонтанирующий юмором. Подлинное балетное зрелище XXI века. Привезти такую продукцию на Манхэттен — шаг ответственный. Мы рискнули и не проиграли. После каждого представления публика аплодировала стоя. Безусловно, местная аудитория пресыщена и бродвейскими шоу, и разнообразными балетными постановками. Но мы даем зрителям то, чего они не получат нигде, кроме наших спектаклей, — мощнейший эмоциональный импульс. Он энергетически заряжает публику, помогает ей преодолевать те многочисленные проблемы, которые преследуют современного человека. И зрители отвечают нам любовью. Хотя, казалось бы, сегодня заставить людей оторваться от смартфонов, купить билет на балетный спектакль и прийти в театр — задача не из легких. Кстати, на заключительном выступлении труппы в Нью-Йорке присутствовал актер, танцовщик и певец Бен Верин — суперзвезда Бродвея. Он был потрясен «Эффектом Пигмалиона» и признался мне, что, если бы наш балет увидел легендарный хореограф и режиссер Боб Фосс (создатель мюзикла «Чикаго», а также культовых фильмов «Кабаре» и «Весь этот джаз»), он пришел бы в полнейший восторг.
— Как правило, одним исполнительницам роли Элизы лучше удается «вульгарная» первая часть, другим, наоборот, аристократическая. У вас в балете главную героиню зовут Галой и она — девушка из трущоб, мечтающая о звездной карьере танцовщицы. В чем заключалась основная сложность в освоении новой партии для ваших танцовщиц?
— В убедительном изображении пластической метаморфозы. В первой части спектакля зритель видит на сцене угловатую и неуклюжую девицу с окраины. Ее движения — резкие, грубые, нелепые. Во втором акте Гала превращается в искусную артистку, побеждающую на турнире по бальным танцам. И эта линия преображения должна быть представлена в балете с максимальной достоверностью. Вообще, вся труппа проделала при подготовке к премьере колоссальную работу. Артистам предстояло освоить элементы утрированной, комичной пластики, а также технику бальных танцев (а она, к слову, идет вразрез практически со всем, чему годами учат студентов в хореографических училищах). Я очень доволен конечным результатом. Не зря в одной из американских рецензий на «Эффект Пигмалиона» было написано: этот спектакль «разбивает стереотипы о самой сущности балета».
— Есть ли в новом спектакле прямая перекличка с «Роденом» и другими вашими балетами?
— Каждый мой новый спектакль, с одной стороны, является продолжением тех традиций психологического балетного театра, развитию которых посвящены десятилетия творческого труда. С другой стороны, я стремлюсь избегать повторов и предсказуемости. Это жизненно важно, если не хочешь надоесть зрителю. Одна-единственная неудача может стоить театру репутации и востребованности, заработанных за долгие годы. Так что приходится умело лавировать между двумя полюсами. Иными словами, меняться, оставаясь собой. Я думаю, это и есть настоящая творческая эволюция, без которой ты как художник умираешь. Статика и косность всегда губительны.
— Если позволите, отвлечемся от «Эффекта Пигмалиона» и поговорим на темы более прозаические, но имеющие к вам самое непосредственное отношение. В Петербурге завершилось строительство Детского театра танца при вашей Академии танца. Когда состоится открытие этой площадки и каким образом будет строиться ее творческая жизнь?
— Открытие Детского театра танца пройдет 15 ноября в рамках VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума. В честь этого события состоится гала-концерт, на котором воспитанники Академии танца исполнят мой балет «Мусагет» — посвящение Джорджу Баланчину. На новой сценической площадке смогут выступать не только наши ученики, но и детские хореографические коллективы из разных стран — как профессиональные, так и любительские. Кроме того, там будут проводиться фестивали и конкурсы танца. Фактически сейчас в Санкт-Петербурге создается уникальный балетный кампус — творческое и учебное пространство, направленное на раскрытие способностей одаренных юных россиян.
— Не могу не спросить про судьбу проекта Дворца танца. Тем более в апреле в СМИ прогремела новость о том, что вместо ранее запланированного судебного квартала, частью которого должен был стать Дворец, в Петербурге появится Арт-парк.
— История с Дворцом танца продолжается уже целых 24 года. За прошедшее время были полностью разработаны четыре архитектурные концепции. Сейчас, как понимаю, появится пятая. В то же время именно сегодня я достаточно оптимистично смотрю на ситуацию и не сомневаюсь, что дворец будет построен. Вопрос лишь в сроках. Хочется войти в новые стены активно творящим хореографом, а не просто «живым символом». Более того, я должен наладить всю систему функционирования Дворца, превратить его в действующий международный центр хореографического искусства. Что касается Арт-парка, который расположится вокруг нашего театра, то я не могу не приветствовать появление такого проекта. Он создаст беспрецедентные возможности для приобщения горожан и гостей Санкт-Петербурга к ценностям высокого искусства.
— Гастроли вашего театра в Москве проходят при поддержке фестиваля «Черешневый лес». Что для вас значит многолетнее сотрудничество с этим фестивалем?
— В текущем году сотрудничеству нашего театра с «Черешневым лесом» исполняется семь лет. Срок достаточно серьезный. И он сам по себе служит свидетельством творческой продуктивности этого партнерства. Благодаря дружбе с фестивалем мы можем ежегодно знакомить любимую нами столичную публику со своими премьерами. Пользуясь случаем, хочу выразить искреннюю признательность организаторам «Черешневого леса» Михаилу и Эдит Куснирович — профессионалам своего дела, влюбленным в театральное искусство.