Язык как зеркало сексуальной революции, которой не случилось
В нашем великом и могучем нет даже приличного слова, обозначающего процесс создания себе подобных. Чтобы понять всю абсурдность отсутствия такого слова, достаточно спуститься в метро в часы пик и проехаться на эскалаторе. Все люди, которых мощным потоком подает встречный эскалатор, родились от мужчины и женщины, решивших однажды заняться сексом. Словосочетания «заниматься сексом» или «заниматься любовью» тоже относительно новые, но все-таки прижились. Однако для разговора о сложностях сексуальных отношений, проблемах, возникающих между партнерами, то есть более глубокого и интимного, слов нет. Проблемы есть, а слов нет.
Сам факт отсутствия лексики свидетельствует о том, что до сих пор никакой сексуальной революции на наших просторах так и не произошло. Как был секс темой закрытой, стыдной, нечистой, так и остался. Рожать детей почетно, делать детей — стыдно. И между этими двумя взаимосвязанными процессами стоит самое банальное ханжество, доставшееся нам в наследство от былых времен как греховное и недостойное занятие. А отсюда и неуважение к телу, к его сигналам и потаенной жизни. Духовная жизнь — это важно, а плотская существует как будто на нелегальном положении. Если вдуматься, то мы легко допускаем, что голова от тела отсоединена.
Для обозначения жизни тела в его главном проявлении — инстинкте продолжения жизни — родной язык предлагает нам либо медицинскую терминологию, либо вульгарность вперемежку с матом.
С медицинской терминологией все ясно, все в русле традиции. За ней легко спрятать идею получения удовольствия. Получение удовольствия от секса и в православной, и в светской традиции считалось либо предосудительным, либо и вовсе греховным, было табуированным.
В какой-то степени нам еще повезло, на наши критерии нравственности почти не повлиял Викторианский период в Европе. Для этого у нас были свои исторические причины конца ХIХ — начала ХХ веков. Этот период в истории Англии и Европы был самым диким в отношении морали и правил поведения. Если замужняя дама в кругу самых близких подруг признавалась в нежных чувствах к мужу, ее изгоняли и устраивали ей обструкцию. Женщина должна была страдать от сексуальных притязаний мужа и терпеть. И главное — молчать. Однажды мне довелось увидеть ночную сорочку итальянки начала ХХ века: до пят, с плотным воротником-стойкой, с рукавами до запястий и с большим «окном» чуть ниже талии на завязках. На «окне» вышитая надпись: «Я делаю это не ради удовольствия, а ради Христа».
Психологические и соматические последствия такой морали стали основным материалом для исследований З. Фрейда и доктора Ж. М. Шарко. Сейчас кажется невероятным, но на променаде в Баден-Бадене можно было наблюдать женщин, впадающих в истерику без всяких причин и встающих в «истерический мостик». Запрет на сексуальное удовольствие и чувство смертного греха, если таковое случилось, а также невозможность рассказать о своих чувствах и переживаниях привели к массовой истерии. Кстати, матка по-гречески — ὑστέρα — истерия.
Обличение в словесную форму переживаний, в том числе и сексуальных, в значительной степени снимает напряжение, которое болезненным образом сказывается на психологическом и физиологическом здоровье человека, если самый важный инстинкт не имеет никакой реализации.
Может быть, благодаря общей культурной традиции, нам до сих пор значительно легче произносить слова «коитус» или «половой акт», чем изобрести чувственный словарь. Поскольку медицинские термины, обозначающие детородные органы, и сам процесс «делания детей» не несут в себе никакой эмоциональной окраски, они также нейтральны, как описание акта пищеварения или тахикардии. В них даже легкого намека на удовольствие нет.
Сексуальные эмоции и чувства очень сильны и заряжены огромной энергией. Они требуют выхода, требуют слова. И выход, как всегда, под рукой. Если само действие осуждаемо, то ему как нельзя лучше подходит энергичный нецензурный язык. Словом, грубый жаргон или мат.
Пришло время для рождения общего сексуального языка. Хотя бы для того, чтобы разговаривать со своими детьми
Как утверждают исследователи, в языческой древности люди знали, что эти слова обладают магической силой, и тоже употребляли их, в одних случаях для произнесения языческих проклятий и заклинаний, а в других — для возбуждения половой чувственности во время проведения ритуалов поклонения древним богам любви и плодородия. Чтобы эта лексика не теряла своей сакральной силы и значимости, в старину ее не разрешалось употреблять просто так, всуе, кому попало и где попало. Преимущественным правом на употребление этих слов пользовались языческий жрец и глава рода, которые показывали членам общины, когда и что можно было затевать и произносить. А так как жрецом, главой рода или семьи и их защитниками были мужчины, то со временем стало считаться, что сексуальная лексика — это «мужские слова». Впрочем, не долетели бы эти слова до наших дней, не приобрети они силу запрещенных и социально неодобряемых. Все запретное приобретает огромную силу.
Эротические фантазии пары бывают безграничны, выходят далеко за пределы, необходимые для зачатия детей. И в сознании это откладывается как маленькая тайна и переживание экстаза выхода за границы дозволенного. Такое же воздействие оказывает и грубый жаргон или мат. То же самое — прорыв в недозволенное.
Теперь представьте, как «работают» слова, изобретаемые парой в нежном порыве: все эти «зайчики», «котики», «герои», «пещерки» — продолжить можете сами.
Безусловно, каждая пара придумывает свой интимный язык. Для кого-то совершенно неприемлемо использование в сексе ненормативной лексики, кого-то она возбуждает. Здесь нет правил. Но это только в самой интимной части нашей жизни.
На мой взгляд, пришло время для рождения общего сексуального языка. Он так же необходим, как употребление всех новых слов, вошедших в нашу жизнь за последние десятилетия. Уж если мы научились произносить слово «оргазм» и при этом не заливаться краской, то можно продвинуться и дальше. Хотя бы для того, чтобы разговаривать со своими детьми. Почему бы нам это не сделать всем вместе?