Рождение театра, жизнь и смерть Мейерхольда. Why? Питера Брука на фестивале NET
В постановке заняты три актера: Хейли Кармайкл, Кэтрин Хантер и Марчелло Маньи — на протяжении всего действия они, разыгрывая короткие сценки-этюды, периодически обращаясь к залу и взаимодействуя друг с другом, говорят о природе театрального искусства. Они как будто приглашают зрителя поучаствовать в «репетиционном» процессе, из которого, как по волшебству, рождается спектакль. На сцене — только пара простых офисных стульев, ковер, небольшой экран, установленный по центру. Слева сидит аккомпаниатор, играющий на синтезаторе незамысловатые, но очень лиричные мелодии. Питер Брук в очередной раз подчеркивает, что для его театра ничего особого и не нужно: главное — актеры, а так можно обойтись и без реквизита, и даже без сцены.
Артисты начинают свое «повествование» с выдуманной ветхозаветной притчи: на седьмой день творения ангелы пришли к Богу и попросили его избавить людей от скуки. Так и родился театр. Да будут пьесы и сцена — решил Бог. Услада одиноких. Избавление от скуки. С течением времени люди разделились на актеров, режиссеров, костюмеров, гримеров, драматургов и стали спорить между собой, кто же из них важнее, и неустанно задавать один и тот же вопрос: Why?
После притчи о рождении театра актеры пускаются в разговоры о нем, то рассказывая, как сложно бывает добиться роли, то буквально на пальцах объясняя, как рождаются эмоции, как можно при помощи нехитрых манипуляций выдавить из себя слезу. Даже устраивают короткий интерактив со зрителями, вытягивая на сцену двух добровольцев, которые тоже ненадолго становятся актерами их театра. Условная первая часть спектакля — легкая и непринужденная. Марчелло Маньи изумительно играет пьяного, который никак не может попасть ключом в замочную скважину, демонстрируя систему Станиславского, так же изящно все трое пытаются вжиться в образ слуги, у которого всего одна реплика в спектакле. Еще актеры упоминают великих театральных реформаторов, мельком пробегаются по истории театра, преимущественно конца XIX — начала XX века: Гордон Крэг, Шарль Дюллен, Антонен Арто, Константин Станиславский.
Вторая же часть спектакля больше напоминает документальный театр: она посвящена жизни и творчеству Всеволода Мейерхольда, расстрелянного в 1940 году. По сути дела, вся постановка, задуманная Бруком довольно давно, — это оммаж русскому режиссеру, оказавшему на британца огромное влияние. Начинается этот рассказ о его жизни и творчестве с короткой зарисовки, к главному герою спектакля не имеющей особого отношения, но очень символичной. Актеры разыгрывают встречу в Париже художника-авангардиста Юрия Анненкова и Владимира Маяковского: первый говорит второму, что в СССР никогда уже не вернется, так как хочет остаться художником, на что Маяковский ему отвечает, что «перестал быть поэтом», поэтому ему как раз открыта дорога домой.
Именно в этом эпизоде и происходит переход от отвлеченных разговоров о магии сцены к конкретной судьбе, «перемолотой» страшными жерновами сталинских репрессий, к рассказу о творческом методе Мейерхольда, его знаменитой биомеханике. Зрителю, не знакомому с этой техникой, Питер Брук все наглядно объясняет: в чем, собственно, разница между системой Станиславского, основанной на проживании (переживании) актером своей роли, и биомеханикой, где во главу угла ставятся рефлексы тела.
Актеры разыгрывают эпизод из спектакля Мейерхольда по пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца», но слегка переиначивают текст: Брук позволяет Подсекальникову, задумавшему наложить на себя руки, дозвониться до товарища Сталина и нести в трубку всякую околесицу. К слову сказать, спектакль Мейерхольду так и не удалось поставить, две попытки не увенчались успехом: в 1928 году пьесу запретил Главрепертком, а в 1932 году после закрытого просмотра партийная комиссия сняла ее с репертуара.
Жизнь Мейерхольда в советской России, история его театра, жестокое убийство любимой жены, примы его труппы Зинаиды Райх, рассказывается актерами, с одной стороны, довольно фрагментарно и непоследовательно, а с другой — предельно трепетно и уважительно к фигуре режиссера. В спектакле четко проступает контраст между игровым, веселым и задорным началом и таким разрушительным, обескураживающим финалом.
Верный коммунистическим принципам, любимец публики, успешно гастролирующий по Европе, Мейерхольд вдруг оказывается у разбитого корыта. У него отнимают любимое дело, лишают работы, а потом сажают в тюрьму, пытают, заставляют писать признательные показания и в конце концов приговаривают к расстрелу.
У Брука получается передать ощущение бессилия, в котором жили люди в 30–40-е годы XX века. Страшными финальными аккордами звучат из уст Кэтрин Хантер два письма Мейерхольда: одно — жене, незадолго до ареста, поэтическое, нежное, любовное, и второе — из тюрьмы Молотову (в спектакле — прокурору), с отказом от признательных показаний, страшное, отчаянное письмо. Блеклым белым светом на экране высвечивается одно единственное слово — Why?
Кажется, что спектакль сделан очень просто, без каких-либо изысков. Ни сложных, зашифрованных метафор, никакой особой сценографии, костюмов, игры света и тени: «бедный» театр, повествующий обо всем многообразии театральных средств — от простых актерских техник до более сложных, — зиждется только на мастерстве трех артистов, на их умении моментально перевоплощаться и окутывать зрителя незримой, магической аурой, на которую в XXI веке способен, наверное, только Питер Брук.
Фестиваль NET в этом году проходит сразу и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Некоторые спектакли можно увидеть в обоих городах: музыкальная постановка Кэти Митчелл Zauberland и разыгрываемый на столе спектакль Давида Эспиносы «Всемирная история». Тогда как постановка швейцарца Мило Рау, недавно потрясшего Москву своими «Пятью легкими пьесами» на фестивале «Территория», будет показана только в Петербурге: «Репетиция. История (и) Театра (I)» считается его самым выдающимся спектаклем. Всю программу фестиваля и билеты можно посмотреть на сайте www.netfest.ru