Фанни Ардан: жизнь до Хиросимы и после

Мы знакомы давно, и каждый раз она не перестает восхищать меня: ее смех, страстный волнующий голос, который можно слушать как музыку. Ее точные характеристики, мгновенные зарисовки-мемуары, творческая ненасытность, убийственная самоирония. И конечно, любовь к России. Не наигранная, не туристская, абсолютно искренняя. Сегодня вечером Фанни Ардан будет играть в Москве моноспектакль «Хиросима, любовь моя». «Но это будет недолго, — как будто оправдываясь, говорит она. — Всего один час».

Ɔ. Вы помните свое впечатление от фильма Алена Рене «Хиросима, любовь моя» по сценарию Маргерит Дюрас? 

Ну, я тогда была совсем маленькая, лет 10–12. И совсем не знала, кто такая Маргерит Дюрас. Я мало чего тогда поняла. Только когда училась в университете, по-настоящему открыла для себя ее прозу. Мне, наверное, свойствен некий род одержимости. То есть, если меня что-то захватывает по-настоящему, начинаю методично погружаться и изучать предмет. Постепенно я прочла все ее книги. Но на самом деле, чтобы кого-то понимать, не надо знать все. Надо чувствовать суть. Я очень боюсь за русский перевод. Мы вчера провели почти всю ночь, выверяя титры. Прозу Дюрас невероятно сложно переводить. Она вся построена на безошибочном чувстве ритма. Это почти белые стихи. При этом в ней нет ни грамма выспренности, литературной манерности. Она очень конкретная, очень земная.

Ɔ. У вас наверняка был шанс познакомиться с самой Дюрас? 

Да, предполагался один проект в Италии с моим участием по ее новелле. И продюсер попросил меня написать ей и попросить уступить права на экранизацию. Но она мне отказала, причем очень категорично и жестко. По этой новелле был уже снят фильм, написала она мне, снят плохо, и я не собираюсь уступать права больше никому. Точка. Впрочем, когда я сыграла в спектакле по ее пьесе «Музыка», она прислала мне свою книгу. И там на титульном листе были прекрасные слова, посвященные мне. Лично мы не никогда встречались. Но, может быть, это и к лучшему. Я предпочитаю отношения, в которых есть дистанция, тайна, какая-то недоговоренность.

Ɔ. Я читал о Дюрас довольно много. Меня лично больше занимает метаморфоза, которая с ней случилась. В юности она была такая хорошенькая, а после 70 превратилась в абсолютного монстра. Вы согласны с утверждением, что под старость мы получаем то лицо, которое заслуживаем?

У Дюрас есть одна очень важная фраза, которая многое объясняет: «Очень рано для меня все стало слишком поздно». Она некрасиво постарела. Мне о ней много рассказывал мой друг Жерар Депардье, который хорошо ее знал. В его рассказах она предстает очень прагматичной, очень земной женщиной. Когда он пришел к ней в первый раз, она была занята ремонтом в квартире и красила стены. Он был совсем молодой, готовился к встрече с легендой. Кажется, они должны были что-то репетировать, а она сунула ему в руки малярную кисть и коротко приказала: «Ну что стоишь? Давай крась». И в этом жесте была вся Маргерит Дюрас, которая не признавала никаких светских формальностей. И она обожала мужчин. О мужчинах она писала свою «нескончаемую песню любви». Как Эдит Пиаф.

Ɔ. При этом обращалась с ними ужасно. Так же, как и Пиаф, кстати. Я читал мемуары последнего любовника Дюрас — Яна Андреа. Ему можно было только посочувствовать.

Я его знала. Он был гей. И при этом такая любовь к женщине, которая была старше его на 35 лет! Он умер нищим. А жил неподалеку от меня. Время от времени мы встречались. Маргерит ничего ему не оставила, кроме крошечной квартирки на Рю Сен-Мартен.

Ɔ. Правда, что больше, чем мужчин, она обожала свою недвижимость?

О да! Говорят, что под старость она стала невероятно прижимиста. Все деньги вкладывала в разные квартиры, которые бесконечно перепродавала, сдавала. И дома у нее все хранилось под какими-то салфеточками и крышечками, все было распихано по каким-то тайникам. То есть получается, что кроме поэта высшей пробы в ней жила еще и старуха-процентщица. По идее, Ян должен был ее прикончить, как Раскольников, а полюбил великой любовью навсегда. Значит, было за что. И для меня, как для актрисы, это самое интересное. Не парадный фасад, а та борьба, которая идет за ним. Все эти противоречия, которые и делают человека настоящим, подлинным, живым.

Ɔ. Во всех своих произведениях Дюрас пишет о катастрофе, которая рано или поздно может случиться с каждым. Это ее любимая тема. Первый ее рассказ назывался «Разрушить, сказал он». Она буквально проходит с огнеметом по жизни своих героев, испепеляя всех и оставляя после себя пустыню. 

Такова ее природа. Не идти на компромисс, не пытаться приспособиться или обмануть судьбу. Проще все разрушить и даже погибнуть самой, чем влачить скучную, обыденную жизнь без любви, без страсти, без безумия. Мне самой это очень близко.

Ɔ. Теперь я понимаю, почему для своего дебюта в Афинах в качестве оперного режиссера вы выбрали оперу «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Там ведь тоже присутствует тема «Хиросимы» — испепеляющей страсти, которая толкает героиню на преступление.

Грекам, конечно, хотелось сделать со мной что-нибудь французское. Но я сама предложила оперу Шостаковича, которую обожаю. Это настоящий триллер. Родители с детства таскали меня в оперный театр. Но боже, как же я там скучала! Долгое время я предпочитала слушать музыку в наушниках у себя в постели. Невозможно подолгу смотреть на то, как выводят свои рулады и трели все эти певцы и певицы, похожие на неподъемные комоды. Но «Леди Макбет» надо играть, надо проживать страшный сюжет. На самом деле это захватывающая история, когда не знаешь, чем все закончится. Мне нравится, что Шостакович заставляет полюбить свою героиню, которая, на секунду, убийца. Правда, тут он изменил Лескову и самовольно убрал из либретто сцену убийства ребенка, точно просчитав, что тогда его героиня не будет вызывать симпатии у зрителя. У меня была возможность пригласить двух русских певцов на заглавные партии — фантастические голоса и готовность к самоотдаче на сцене. Вообще, я считаю, что если мы хотим услышать идеальное с вокальной точки зрения исполнение, надо слушать CD. Но в театре, прежде всего, необходимо действие. И главная задача режиссера — это постараться вместе с артистами внятно рассказать историю, не обременяя зрителя своими комплексами и вымученными концепциями. 

Ɔ. С оперой у вас особые отношения. Одна из ваших главных героинь — Мария Каллас, которую вы сначала сыграли в спектакле Master Class в постановке Романа Полански, потом — в фильме Франко Дзеффирелли «Каллас навсегда», а недавно вы приняли участие в документальном фильме Тома Вольфа Maria by Callas, где за кадром читаете ее письма и дневниковые записи.

Душераздирающие письма. Правда? Я буквально умирала, когда читала их вслух. На самом деле самый потрясающий подарок, который я когда-либо получала в своей жизни, — пластинка Марии Каллас с записью всей оперы «Кармен».

Ɔ. Но Каллас никогда не пела «Кармен».

Она не пела эту оперу в театре, но записала диск с дирижером Жоржем Претре и Николаем Геддой в роли Хозе. Я была совсем ребенком, когда услышал ее в «Кармен». И чуть не сошла от нее с ума. Бог не дал мне голоса. Но когда мы с Дзеффирелли обсуждали, какую оперу с участием Каллас взять за основу в его фильме, я предложила «Кармен». Какое же это было счастье, что он согласился! Но все, что касается Каллас, — это недосягаемое совершенство, о котором только можно мечтать.

Ɔ. Мы начали наш разговор с Маргерит Дюрас, по сценарию которой снят фильм «Хиросима, любовь моя», послуживший основой вашего спектакля. И вы трижды снимались у режиссера этого фильма, одного из главных классиков французского кино Алена Рене. Что это был за человек? В чем его уникальность?

Он был образцовый интеллектуал. У него всегда все было идеально продумано. На съемочной площадке все говорили шепотом из уважения к нему. При этом он был очень сомневающийся, внутренне неуверенный человек, в котором интеллектуал уживался с бойскаутом. Вставать в 6 утра, все делать по расписанию, отбой не позже 22.00. 

Не любил вина, не ел никогда шоколад. Никаких радостей жизни, кроме тех, что полагаются бойскауту. Он и мне предложил в своем фильме «Любовь до смерти» роль пасторши-протестантки. Я должна была изображать там саму святость, самоотвержение, альтруизм. Можете представить себе что-то более противоположное мне?

Ɔ. Но он увидел в вас все это.

Будем считать, что Рене был очень прозорлив. Что-то он знал про нас такое, о чем мы сами не ведали. А я видела в нем маленького мальчика, который страшно боялся жизни. Мы были большими подругами с его женой Флоранс Мальро, дочерью Андре Мальро. Всегда не переставала удивляться, как можно прожить жизнь с Аленом Рене и при этом дружить со мной, с Франсуазой Саган, с Руди Нуреевым — дичайшими, безумными созданиями, часто путавшими ночь с днем.

Ɔ. Вы говорили с Аленом Рене о фильме «Хиросима, любовь моя»? 

Нет, никогда. Маргерит Дюрас не понравился фильм, а для Рене это было болезненно. В душе он был страшно уязвим.

Ɔ. Вы часто приезжаете в Россию, несмотря на вашу нелюбовь к путешествиям и любым видам туризма. Почему? 

Это какое-то романтическое чувство, которое много лет живет во мне. К людям, к природе, к искусству, к литературе. Я знаю русскую историю и то, как много там трагического, но ничего не могу с собой поделать — меня влечет в Россию. Нигде я не проживаю свою жизнь так интенсивно и страстно. И нигде не чувствую себя такой защищенной, как здесь. Причем я проехала всю страну, от Москвы до Владивостока. Однажды я выступала в Иркутске с Жераром Депардье. Мечтаю побывать в российской провинции, в маленьких городах. В Париже я предпочитаю вести довольно замкнутую жизнь. Редко куда-то выхожу. А если куда-то меня зовут, говорю: «Увы, не смогу прийти, уезжаю в Москву». Все уже знают, что Фанни навсегда потерялась где-то в русских снегах или лесах и ее бесполезно там искать. Впрочем, иногда я выбираюсь в театр. Недавно посмотрела в «Одеоне» «Дядю Ваню» с Евгением Мироновым. Это было потрясающе. Кажется, я знаю эту пьесу наизусть, но тут была так захвачена, что забыла все на свете.

Ɔ. Что думаете о сериалах?

Ничего. Я не досмотрела до конца ни одного. Думаю, что для Netflix я слишком оф-оф Бродвей, а играть какие-то проходные маленькие роли, чтобы только заработать, — это не мое. Все-таки кино остается для меня прежде всего искусством.

Ɔ. Вы не собираетесь взяться за мемуары? 

Нет. Я часто говорю, что мои воспоминания тянут на 1000 лет. Одной книги для них будет маловато.

Ɔ. Так это может быть собрание сочинений. Уверен, все бы прочли с удовольствием.

Перестаньте. Вы же знаете: я такая лгунья, что сама толком не помню, что было правдой, а что — мой вымысел. Поэтому пока я могу выходить на сцену, предпочитаю заниматься тем, что умею.

Московский показ спектакля «Хиросима, любовь моя» организован компанией The Visiteurs du soir и пройдет на сцене Театра Олега Табакова на Сухаревской площади.