«Все слои размокли, все слова истлели». Как прошли спектакли «Маски плюс»
К этой программе всегда особый интерес: фавориты основного конкурса в столицах уже давно видены-перевидены, а «Маска плюс» — надежда на открытие новых тем и имен, на театр плюс эксперимент, творческую дерзость и новые горизонты. Вынуждена признать, что представленные спектакли, скорее, разочаровали: например, никакого намека на вкусы и интересы поколения Z, которое теперь принято называть центениалами, не обнаружилось. Никакой геймификации, о которой столько говорят продвинутые критики, ни смешения высокой и низкой культуры. Напротив, постановки, на которых довелось побывать, блуждали в лабиринте старых тем и бесконечной рефлексии по поводу того, что «все слои размокли, все слова истлели», как поется в песне Егора Летова.
В тупике
Начнем как раз с Летова: герой пьесы белорусского драматурга Константина Стешика «Летели качели» так и остался фанатом русского Боба Дилана и его психоделических опытов, хотя давно уже вошел в зрелый возраст и стал отцом. Спектакль Пермского камерного театра «Новая драма» подробно, в духе театра восьмидесятых, рассказывает о его сложных отношениях с отцом, женой и шестнадцатилетней разочаровавшейся во всем девушке с ником Dark Moon. Из тупика жизни выхода нет, остается только без конца перебирать тексты своего кумира Игоря Федоровича Летова, которые хоть и сюр, но реальнее любой реальности. Театр, щедро цитируя Летова, понимает все слишком уж буквально и серьезно, в сотый раз рисуя мир безвременья и типичного в нем героя, почти Зилова из «Утиной охоты». Мне, например, более оригинальной представляется постановка той же пьесы в московском театре «Практика»: правда, там звучит не Летов, а Бах.
Без Зилова «Маска плюс» тоже не обошлась: вампиловскую «Утиную охоту» показала любимая москвичами питерская «Мастерская» Григория Козлова. Сразу стоит сказать, что актеры его выучены превосходно и по части профессионализма дадут фору почти всем исполнителям прочих спектаклей, помещенных отборщиками в разряд «сверхмалых театров, вышедших из студийных или любительских коллективов».
Мне вообще кажется, что такой тематический принцип отбора: вот бывшие студии, вот классика, вот «сверхмалые города», а вот фем-повестка — сыграл злую шутку. Афиша разнообразна и всеохватна, но соображения подлинного новаторства и художественной ценности как будто отошли на второй план.
Активистская повестка
Особенно уязвим в этом отношении оказался спектакль Социально-художественного театра из Санкт-Петербурга TOPGIRLS по пьесе Керил Черчилл. Он был заявлен как «новая дискуссия на женскую тему и пространство осознанности и аутентичного существования». Упоминалось участие гештальт-терапевта. Постановка претендовала и на принадлежность к активистскому театру, стремящемуся трансформировать общество. Последний с его перформансами и экспириенсами в самых неожиданных точках городского пространства не просто так расцвел на нашей почве: он стремится, и небезуспешно, заполнить вакуум политической жизни. Однако все не так просто. Авторам TOPGIRLS явно помешали два обстоятельства: старомодность пьесы и несовершенство исполнения.
Время так стремительно бежит вперед, что сейчас феминистские рассуждения замечательной английской писательницы Керил Черчилл (она родилась в 1932-м) кажутся едва ли не таким же анахронизмом, как знаменитая работа Мэри Уолстонкрафт «В защиту прав женщин» (1792). А рассуждения о бедных и богатых в эпоху Маргарет Тэтчер вызывают улыбку (пьеса написана в 1982-м). Почему при обилии современных пьес современных авторок (так требуют теперь говорить феминистки) была выбрана именно эта — загадка. Сама драма вполне банальна: две сестры в глухой провинции, одна вырвалась и сделала карьеру, другая уборщица и воспитывает племянницу, выдавая ее за свою дочку. Такой сюжет требует сильной актерской игры, которой нет, и, возможно, понимая это, режиссер (кстати, тогда уж режиссерка) всеми силами расцвечивает постановку, отдавая женские роли мужчинам и предлагая актерам и актеркам безостановочно рычать и рыдать (исключение составляет игра юной Анны Дразнины в роли Энджи). Финал развенчивает успех сестры, сделавшей карьеру, и показывает оборотную сторону эмансипации. По сути к феминизму, вышедшему сегодня далеко за пределы борьбы за женские права и ставшему важной приметой времени, это не имеет никакого отношения. А жаль: тема животрепещущая, особенно учитывая агрессивность феминисток в ненависти не только к белому мужскому миру, но и ко всем, кто находит в этом мире хоть что-то хорошее.
С привкусом «ретро»
Представляющий «сверхмалые города» Буинский театр из Татарстана показал спектакль «Папоротник» по рассказам писателя Ркаила Зайдуллы, милый и трогательный, но с таким режиссерским прочтением, которое легко можно себе вообразить и в восьмидесятые, и в девяностые, и даже в нулевые годы. Ретропривкус, кстати, был силен и в питерской «Утиной охоте»: режиссер не только воспроизвел множество былых мелодий, от «Малиновки заслышав голосок» до «Гудбай, Америка», но и вполне традиционно отрефлексировал на тему «страшных лет России, когда безвременье вливало водку в нас», по словам Высоцкого. Он представил никчемного Зилова и сам же свою концепцию опроверг, показав вначале портреты Ефремова, Трифонова и Довлатова, которые, может, и пили по-черному, но вполне себе состоялись как творческие личности.
«Сиеста в тени сарая»
Приятным исключением из этого путешествия по театру прошедшего времени, да к тому же и чистой театральной радостью стала постановка театра POST «Сосед». Сегодня лучше Дмитрия Волкострелова, кажется, никто не чувствует и не ставит пьесы Павла Пряжко. Недавно в связи с новой «Чайкой» в МХТ я писала, что слово как таковое гордо и не прощаясь уходит со сцены — с драматическими текстами Пряжко оно радостно туда возвращается и занимает положенное ему место. Два соседа по даче — Паша, помоложе, и дядя Коля, постарше — разговаривают как будто ни о чем. Про то, как тетя Люда, Колина жена, захламила сарай, и что она сказала новым соседям в ответ на их просьбу не включать на полную мощность радио «Шансон», и не пора ли выкапывать земляную грушу… Неторопливый разговор точно рисует психологические портреты занудного старика, который мягко вынуждает соседа то подстричь его, то почистить ему картошку, и застенчивого безотказного парня (актерское мастерство семейной пары — отца и сына Ивана и Игоря Николаевых тут выше всех похвал). Но главное в том, что словесная вязь в какой-то момент оборачивается паутиной, из которой человеку уже не вырваться, которая безжалостно оплетает его пошлостью и ничтожностью существования. Где-то на пятнадцатой минуте этого добродушного спокойного разговора ты словно проваливаешься в черную дыру, в сон, где уже не светит солнце и не поют птицы, где неважно, весна или зима, потому что склоки с тетей Людой бесконечны, а главная радость жизни — пережидать «сиесту в тени сарая». Не вырваться оттуда и Паше, со временем он тоже начнет делать рогатку для надоевшего кота и восхищаться ножом-заточкой, изготовленным в тюрьме Людиным братом. Такую концентрацию жизни и смысла в слове достигала когда-то в своих лучших пьесах Людмила Петрушевская, легко переводя действие из бытовой плоскости в экзистенциальную.
«Сосед» — очень чеховская пьеса, потому что она о стыде бессмысленной обывательской жизни, жизни без всякой воли к сопротивлению и переменам. Не случайно в финале спектакля громко поют соловьи и долго звучит виолончель — как напоминание о том прекрасном, что оказалось безвозвратно утраченным. Добавлю еще, что режиссер рассадил зрителей так, что все мы чувствовали себя соседями на одном большом дачном участке, вынужденными безропотно подчиняться дяде Коле. Ощущение духоты и тесноты жизни без всякой надежды на свежий воздух вполне соответствует настроению времени. Именно этого всегда и ждешь от спектаклей «Маски».