Елена Ржевская: Записки военного переводчика

Измена

25 апреля кольцо окружения сомкнулось вокруг Берлина. В тот же день на Эльбе советские и американские пехотинцы приветствовали друг друга.

За стенами имперской канцелярии гибли люди, обманутые Гитлером. А в подземелье, уповая на чудо, на гороскоп, на интуицию фюрера, жили в атмосфере интриг, переживаний и потрясений, пищи для которых было предостаточно.

Одно лишь известие об измене Геринга, покинувшего Берлин и вступившего в переговоры с англичанами и американцами о заключении сепаратного мира, затмило для обитателей подземелья все, что происходило сейчас на земле. 25 апреля Геринг направил Гитлеру послание: согласно декрету фюрера от 20 июля 1941 года, назначавшему Геринга его преемником, и полагая, что Гитлер, находясь в окружении в Берлине, лишен средств связи и не в состоянии что-либо предпринять, он берет на себя полноту власти, чтобы действовать «в интересах страны и народа». Письмо заканчивалось уверениями в безусловной преданности.

Присутствовавший при этой сцене Раттенхубер вспоминает:

...(У Гитлера) все лицо перекосилось. Он был смертельно удручен и, только лишь овладев собой, буквально выкрикнул: «Герман Геринг изменил мне и родине!.. Вопреки моему указанию он сбежал в Берхтесгаден и установил связь с врагом, предъявив мне наглый ультиматум, что если я до 9 час. 30 мин. не телеграфирую ему ответ, он будет считать мое решение положительным».

Обвинения Гитлера подхватил Геббельс:

Геринг в душе всегда был предателем, ни в чем не разбирался, вечно делал глупости и погубил Германию.

Гитлер приказал Борману распорядиться об аресте изменника. Приказ был передан по радио начальнику личной охраны Геринга и выполнен им.

Свой личный архив, оставшийся в Мюнхене и Берхтесгадене, Гитлер приказал адъютанту Шаубу сжечь. Шауб успел подняться с аэродрома Гатов на предпоследнем самолете.

Борман записал в дневнике:

Среда 25 апреля

Геринг исключен из партии! Первое массированное наступление на Оберзальцберг. Берлин окружен!

Что представлял собой Геринг, «второй человек» в империи и единственный за всю историю Германии рейхсмаршал, было известно. Раттенхубер, совмещавший должность начальника личной охраны Гитлера с должностью начальника SD, знал о гитлеровских соратниках явное и тайное. «Мне нечего больше добиваться от жизни, моя семья обеспечена» — эту фразу, сказанную Герингом осенью 1944 года, приводит Раттенхубер. Он пишет о том, как жадно обогащался Геринг, используя свою власть для прямого грабежа — сначала в самой Германии и в Италии, потом в оккупированных странах.

Под его руководством миллионы людей были насильственно угнаны с оккупированных территорий в Германию на рабский труд.

Дни войны Геринг, «экономический диктатор великой Германии», нередко проводил в своих дворцах в Каринхалле, в Берхтесгадене, среди награбленных, свезенных отовсюду ценностей, и принимал посетителей в розовом шелковом халате, украшенном золотыми пряжками. И к антуражу— его жена с львенком на руках.

Как ни в чем не бывало он по-прежнему выезжал на охоту. О том, какая это была охота, рассказал мне в июне 1945 года старший егерь в охотничьем замке Геринга.

В лесном парке, где высаженные рядами деревья образовывали прямые аллеи, насквозь просматриваемые, в конце одной из таких аллей устраивалась кормушка для оленя, которого приучали являться сюда в определенное время. Приезжавший охотиться наманикюренный Геринг, в красной куртке и зеленых сапогах, усаживался в открытую машину и двигался по аллее, в конце которой его уже поджидала мишень — прирученный олень. И в качестве охотничьего трофея он увозил рога своей жертвы.

Геббельс, до последнего часа одержимый ревностью к своим соперникам в фашистской иерархии, с особой неусыпностью следит за преемником фюрера:

Увешанные орденами дураки и тщеславные надушенные франты не должны быть в военном руководстве. Они либо должны переделать себя, либо их надо списать. Я не успокоюсь и не буду знать отдыха, пока фюрер не наведет порядок. Он должен Геринга преобразовать внутренне и внешне или выставить его за дверь. Например, это же грубое нарушение стиля, когда первый офицер империи в нынешней ситуации войны снует в серебристо-сером мундире (парадном). Что за бабье поведение вопреки событиям! Надо надеяться, что фюреру удастся теперь снова сделать из Геринга мужчину, — записано в дневнике 28 февраля 1945 года, за два месяца до окончательного поражения.

Геббельс тщетно прилагает усилия, чтобы склонить фюрера сместить Геринга:

22 марта

Опять Геринг уехал сейчас на двух специальных поездах в Оберзальцберг навестить свою жену.

Но прошел еще месяц, и теперь вот Геринг погорел.

Оказавшись под арестом, Геринг отступился от своих притязаний. В отправленной ему Гитлером радиограмме говорилось, что ему будет дарована жизнь, если он откажется от всех своих чинов и должностей. И в Берлин, в убежище имперской канцелярии, пришла радиограмма, извещавшая, что Геринг из-за «сердечного заболевания» просит принять отставку.

Рейхсмаршал Герман Геринг, в течение долгого времени страдающий хронической болезнью сердца, вступившей сейчас в острую стадию, заболел, — сообщалось населению и армии в «Берлинском фронтовом листке». — Поэтому он сам просил о том, чтобы в настоящее время, требующее максимального напряжения, он был бы освобожден от бремени руководства воздушными силами и ото всех связанных с этим обязанностей. Фюрер удовлетворил эту просьбу.

Новым главнокомандующим воздушными силами фюрер назначил генерал-полковника Риттера фон Грейма при одновременном присвоении ему звания генерал-фельдмаршала.

Фюрер принял вчера в своей Главной квартире в Берлине нового главнокомандующего воздушными силами и обстоятельно обсудил с ним вопрос о введении в бой авиачастей и зенитной артиллерии, — сообщает тот же «Берлинский фронтовой листок» 27 апреля.

Приказ о назначении Грейма мог быть передан радиограммой. Но Гитлер, привыкший к спектаклям и парадам, не знавший никаких преград и ограничений, тем более когда дело касалось его престижа, не считаясь с реальным положением дел и целесообразностью, обрекая на гибель немецких летчиков, приказывает Грейму явиться к нему в окруженный Берлин, в бункер, лишь для того, чтобы объявить о назначении.

Под прикрытием сорока истребителей Грейм, вылетев из Рехлина, кое-как дотянул до аэродрома Гатов, теряя один за другим истребители, когда на счету были каждый самолет и каждый летчик. Поднявшись на другом самолете, он ушел с аэродрома, но через несколько минут над Бранденбургскими воротами снаряд оторвал дно машины. Грейм был ранен в ногу. До той минуты он сам находился за штурвалом, но теперь его сменила Ганна Райч, личный пилот генерала, и посадила самолет на магистрали Восток — Запад.

О том, что предстало их глазам в бункере Гитлера, Райч дала подробные показания американским военным властям спустя несколько месяцев (8 октября 1945 года). Ее показания содержат уникальные подробности о последних днях в фюрербункере. Этот рассказ во многом совпадает с воспоминаниями Раттенхубера, подтверждая таким образом его точность.

Сразу же по прибытии Грейма и Райч фюрер, с телеграммой Геринга в руках, поведал им о его измене. «Он предъявил мне ультиматум!»

В глазах фюрера слезы: голова опустилась, лицо стало смертельно бледным, руки тряслись... Это была типичная сцена «И ты, Брут!», полная упреков и жалости к самому себе, — рассказывала Ганна Райч.

Затем он объявил Грейму, что снял Геринга с поста главнокомандующего воздушными силами и назначает на его место фон Грейма.

Но оказавшийся по прихоти фюрера тут, в подземелье, раненый Грейм лишился возможности командовать остатками авиации, во главе которой был теперь поставлен.

Оставаясь у постели раненого Грейма в убежище, Райч три дня наблюдала за поведением руководителей империи. Она описывает, как Гитлер шагал по бункеру, «размахивая дорожной картой, которая уже почти расползалась от пота его рук, и строя планы кампании Венка перед всяким, кто его случайно слушал. Поведение и физическое состояние его опускалось все ниже».

Комната, где находилась Райч, была смежной с кабинетом Геббельса, по которому он нервно ковылял, проклиная Геринга, обвиняя «эту свинью» во всех их теперешних бедах, произнося наедине с собой многословные тирады. Ганне Райч, вынужденной все это наблюдать и слушать, так как дверь его кабинета оставалась открытой, казалось:

Как всегда, он ведет себя так, будто говорит перед легионом историков, жадно ловящих и записывающих каждое его слово.

Существовавшее у нее и прежде «мнение о манерности Геббельса, его поверхностности и заученных ораторских приемах вполне подтверждалось этими трюками».

«И это те, кто правил нашей страной?» — с отчаянием задавали себе они с Греймом вопрос.

В первый же вечер Гитлер вызвал Райч. «У каждого из нас есть такая ампула с ядом», — сказал он, вручая ей две ампулы — для нее и для Грейма — на тот случай, если опасность приблизится. При этом он добавил, что «каждый отвечает за то, чтобы уничтожить свое тело так, чтобы не осталось ничего для опознания».

Находившимся тут в бункере детям Геббельса внушалось, что они — в романтической «пещере» с «дядей фюрером», и потому им ничто не грозит, они защищены от бомб и всякого зла.

Магда Геббельс, с которой общалась Райч, «большей частью владела собой, иногда горько плакала», «часто благодарила Бога за то, что жива и может убить своих детей». Она говорила летчице:

Они принадлежат Третьей империи и фюреру, и если их обоих не станет, то и для детей больше нет места. Но вы должны помочь мне. Я больше всего боюсь, что в последний момент у меня не хватит сил.

Из замечаний Ганны Райч можно с уверенностью сделать вывод, — записал американский следователь, — что фрау Геббельс была просто одним из наиболее убежденных слушателей «высоконаучных» речей ее собственного мужа и самым резко выраженным примером влияния нацистов на немецкую женщину.

Гитлер на глазах у обитателей бункера вручил Магде Геббельс свой золотой значок — в признание того, что она «воплощает собой истинно немецкую женщину» по нацистской доктрине.

В ночь на 27 апреля рейхсканцелярия находилась под сильным артиллерийским обстрелом.

Разрывы тяжелых снарядов и треск падающих зданий прямо над бомбоубежищем вызвали такое нервное напряжение у каждого, что кое-где через двери слышны были рыдания.

27-го исчез из убежища приятель Бормана, обергруппенфюрер СС Фегелейн, представитель Гиммлера в ставке Гитлера, женатый на сестре Евы Браун. Гитлер приказал найти и задержать Фегелейна. Он был схвачен в своей берлинской квартире, переодетый в гражданское, готовящийся бежать. Он просил свояченицу вступиться за него, но ничего не помогло. По распоряжению Гитлера он был расстрелян эсэсовцами в саду рейхсканцелярии вечером 28 апреля, за несколько часов до свадьбы Гитлера.

В ночь на 28 апреля обстрел имперской канцелярии продолжался с еще большей интенсивностью.

Точность попадания была поразительной для находящихся внизу, — говорила Райч. — Казалось, что каждый снаряд ложится в то же место, что и предыдущий... В любой момент могут войти русские, и фюрером был собран второй самоубийственный совет.

Клятвы в верности, речи, заверения, что покончат жизнь самоубийством. В заключение, рассказывала Райч, «говорилось, что СС будет поручено обеспечить, чтобы не осталось никаких следов».

28 апреля в убежище стало известно из иностранных радиотелеграмм, что Гиммлер, присвоив себе верховные полномочия, обратился через Швецию к английским и американским властям, заявив о готовности Германии капитулировать перед западными союзниками.

Гиммлер, фюрер СС, протектор рейха, «верный Генрих», «железный Генрих» — изменник.

Все мужчины и женщины плакали и кричали от бешенства, страха и отчаяния, — рассказывала Райч, — все смешалось в безумной судороге.

Злобная истерика охватила тех, кто был обречен тут Гитлером на неминуемую гибель.

Гитлер, по свидетельству Райч, «бесновался как сумасшедший. Лицо его было красным и неузнаваемым. Потом он впал в отупение».

Вскоре после этого в убежище пришло известие, что советские войска продвигаются к Потсдамерплац, готовят позиции для штурма имперской канцелярии.

Гитлер приказал раненому Грейму и Райч вернуться в Рехлин и немедленно отправит все оставшиеся самолеты сюда, на Берлин, чтобы разбить позиции русских. «С помощью авиации Венк подойдет», — опять твердил он о Венке.

Второе задание Грейму заключалось в следующем: найти и арестовать Гиммлера. Не допустить, чтобы он остался жив и наследовал фюреру.

Мстительное чувство еще способно было как-то всколыхнуть Гитлера.

Как ни обрисовывали Грейм и Райч безнадежность этого задания, Гитлер стоял на своем.

У Бранденбургских ворот был спрятан в укрытии последний самолет «Арадо» (учебный). На нем они проделали тяжелый путь лишь для того, чтобы удостовериться воочию в полном крахе германских вооруженных сил.

О том, как это было, записал со слов Ганны Райч американский следователь несколько месяцев спустя:

Широкая улица, идущая от Бранденбургских ворот, должна была послужить стартовой площадкой. Имелось 400 м мостовой без воронок. Старт под градом огня. И когда самолет поднялся до уровня крыш, его поймало множество прожекторов и посыпались снаряды. Разрывами самолет бросало как перо, но попало всего несколько осколков. Райч поднялась кругами на высоту 20 000 футов, с которой Берлин казался морем огня под ними. Объем разрушения Берлина был громадным и фантастическим. Через 50 минут прилетели в Рехлин, где посадка прошла опять сквозь огонь русских истребителей.

Грейм отдал приказ направить все имеющиеся самолеты на помощь Берлину.

Выполнив таким образом первую часть задания, Грейм должен был осуществить вторую: найти и арестовать Гиммлера.

С этой целью он и Райч вылетели в Плоен, где находился в это время Дениц, чтобы у него узнать о местонахождении Гиммлера. Но Дениц не имел сведений. Тогда они метнулись к Кейтелю и от него узнали, что Берлин не может рассчитывать на Венка — его армия окружена советскими войсками — и что сообщение об этом Кейтель направил Гитлеру.

Вскоре их настигло известие о смерти Гитлера, о назначении им своим преемником Деница. Тогда они снова вернулись в Плоен на созываемое новым главой правительства заседание.

Назначенный фюрером главнокомандующий военно-воздушными силами Грейм находился на заседании, когда в вестибюле, где сидела Райч, появился Гиммлер. «Он имел почти игривый вид». Она остановила его, назвала его государственным изменником. Состоялся диалог:

— Вы изменили своему фюреру и народу в самый тяжелый момент!..

— Гитлер хотел продолжать борьбу! Он все еще хотел лить немецкую кровь, когда уже и крови не оставалось.

— ...Вы теперь заговорили о немецкой крови, господин рейхсфюрер! Вы должны были думать о ней заблаговременно, до того как вы сами отождествились с бесполезным проливанием ее.

Внезапный воздушный налет прервал разговор.

Этой словесной перепалкой все и ограничилось. Уже действовал новый рейхспрезидент, с которым на первых порах Гиммлер надеялся найти общий язык, предложив свое сотрудничество.

На заседании у Деница все единодушно согласились с тем, что еще несколько дней — и сопротивление станет невозможным. Однако Грейм полетел к фельдмаршалу Шернеру, командовавшему войсками в Силезии и Чехословакии, — призвать его продолжать держаться, если и последует приказ о капитуляции, чтобы население могло уйти на запад.

9 мая утром Грейм и Райч сдались американским властям. Спустя две недели Грейм принял яд, которым снабдил его Гитлер.

Газета «Правда»:

Лондон, 27 мая (ТАСС)

Лондонское радио сообщает, что в больнице в Зальцбурге покончил самоубийством генерал Риттер фон Грейм, который был после Геринга командующим германскими воздушными силами. Фон Грейм был захвачен союзниками несколько дней тому назад. Он отравился цианистым калием.