Катерина Мурашова

22 марта 2021 г., 10:40

Все обо всем. Зачем дети требуют понимания от взрослых

Иллюстрация: Veronchikchik

Женщина с усталым лицом и очень светлыми глазами сдула со лба длинную пушистую челку.

— Садитесь, — сказала я.

— Не, не буду. Я дочку привезла.

Ох, подумала я, неужели еще одно «поговорите хоть вы с моим ребенком, объясните ей…»? Подобные визиты всегда бывают очень утомительны и никогда не конструктивны. Подросток, которого родители притащили к психологу, чувствует себя неловко и либо полностью закрывается, либо ведет себя агрессивно, либо начинает нести случайную, не имеющую никакого отношения к его реальной жизни чушь. Иногда в течение визита проделывает все вышесказанное последовательно, одно за другим. Потом, когда я его наконец отпускаю, он вздыхает с облегчением, но следом в кабинете появляется мама с вопросом: «Так, ну что он вам тут наговорил и что вы мне скажете?»

К счастью, в последние годы общая психологическая грамотность населения существенно повысилась и подобных визитов стало намного меньше, чем в первые годы моей психологической практики.

— Не, — словно отвечая на мой не заданный вслух вопрос, женщина мотнула головой, и челка снова закрыла ей один глаз. — Она сама попросилась: своди меня к психологу. А у меня подруга ваши лекции слушает. Она мне и подсказала…

— Хорошо, — сказала я. — Мы будем говорить все втроем?

Из предбанника немедленно послышался голос:

— Нет, одна хотела, без нее.

— Отлично. Тогда, может быть, ты пройдешь сюда и сядешь?

— Я в коридоре посижу, — сообщила мне мать и вышла, бесшумно прикрыв дверь. С дочерью они, по всей видимости, ни словом не обменялись.

Девушка была очень похожа на мать. Даже челка такая же. Только глаза чуть темнее материнских, необычного сине-зеленого цвета. Имя — Таня, Татьяна.

— Таня, я слушаю тебя.

— А вы не будете вопросы задавать?

Я задала несколько вопросов. Узнала, что Тане скоро будет 15 лет, что ее мать с отцом давно в разводе, у него другая семья, в которой нет общих детей, он платит небольшие алименты и видится со своими детьми приблизительно раз в два месяца. У Тани есть младший брат Коля восьми лет, у которого какие-то серьезные проблемы с почками и даже была одна операция, сейчас все вроде более-менее ничего, но раз в год мальчик ложится на месяц в больницу на обследование. Мама Тани работает бухгалтером в двух фирмах и еще какую-то работу берет на дом.

— Ну вот и вы тоже, — сказала в конце концов Таня, обиженно надув губы.

— Я тоже — что? — слегка наигранно удивилась я.

— Спрашиваете про Колю, про маму, про папу, а про меня — нет.

— Я полагала, что про себя ты в конце концов расскажешь мне сама. Причем именно то, что сочтешь важным, — серьезно сказала я. — А вот про Колю могла бы и не рассказать, если бы я не спросила. А это тоже важно для общей картины.

— А разве психолог не должен сам про меня спрашивать?

— Нет, не должен.

— А я была еще у другого психолога, даже у двух, и вот они сами спрашивали.

— Психологи бывают разные, как и все остальные люди.

Таня немного подумала над моими словами, потом сказала:

— Моя мама меня не понимает.

Я кивнула:

— Скорее всего, так и есть. И это совершенно неудивительно.

— Почему — неудивительно?

— Взрослой женщине, которая, работая на трех работах, в одиночку поднимает двоих детей, один из которых серьезно болен, довольно трудно понять современную девушку-школьницу, которая… какие у тебя, помимо школы, занятия и обязанности?

— Ну… я к репетитору по английскому хожу. И по математике еще — но он сам к нам домой приходил, и заодно с Колей занимается, когда тот школу пропускает. Когда в шестом классе училась, я на фотокружок ходила. Да, в бассейн еще, в прошлом году. И немного в тренажерный зал, за компанию с подругой, но это мне не понравилось, там пахнет и меня потом тошнило.

— А по дому?

— Ну… я посуду иногда мою. У себя в комнате убираюсь. В магазин хожу, если мама скажет. Только она обычно все сама, потому что думает, что я не то куплю и деньги потрачу. И с Колей…

— Играешь с ним? Занимаешься уроками? Он подвижный мальчик?

— Нет, он вообще-то тихий, сидит у себя и лего собирает. Или мультики смотрит. Ко мне не лезет. А уроками — это мама с ним вечером или репетитор, я же говорила уже. Но мама, когда уходит, всегда просит меня за Колей присмотреть. Я присматриваю, конечно.

— Понятно.

— А почему вы все время про Колю спрашиваете? У него-то все нормально сейчас. А у меня проблемы.

— Какие?

— Может быть, у меня депрессия. А может быть, я социофоб.

— Да? А в чем же это конкретно выражается?

— Мне трудно с незнакомыми или с малознакомыми людьми заговорить. Или войти куда-то в незнакомое место.

— А было ли хоть раз, что ты так и не вошла, хотя тебе туда было очень нужно войти? Что-то узнать или, наоборот, что-то кому-то сообщить. Реально нужно, не пустяки. А ты развернулась и пошла назад? Если да, то опиши этот случай.

Таня задумалась.

— Нет, такого, пожалуй, не было. Я себя заставляю.

— Тогда это абсолютно нормально. Большинство людей испытывают именно эти чувства в описанных тобою обстоятельствах и в конце концов это преодолевают и заставляют себя. Что-то еще?

— Иногда мне кажется, что я никому не нужна и никому не интересна. Друзьям. И даже маме. Она спрашивает только про уроки. Или — поела ли я.

— А что она могла бы спросить, если бы проявила именно тот интерес, который тебе нужен? Придумай два-три конкретных вопроса.

Теперь девушка думала очень долго. Я ждала.

— Ну, я не знаю. Могла бы не вопрос, а просто сказать, что она меня любит, что ли…

— Просто так, на ровном месте? Тебе это не показалось бы странным?

— Нет! Вот в фильмах… Хотя да, про фильмы это получается глупо, конечно.

— Давай попробуем зайти с другой стороны. Как ты сама проявляешь интерес к другим людям? К маме? К Коле? К своим друзьям?

— Да у меня, наверное, и нет настоящих друзей, — нахмурилась Таня. — Только знакомые, приятели. Была вот одна подруга, я ей доверяла, но она тоже все только о себе, да о себе. А потом вообще меня предала и все про меня другой однокласснице разболтала. Никто не интересуется моим внутренним миром! — вдруг выпалила девушка.

Я усилием воли сдержала расползающиеся в ухмылке губы.

— Таня, давай представим себе, что я им интересуюсь, — предложила я. — Интересуюсь здесь и сейчас. И никогда и никому не разболтаю твоих секретов, за это ты можешь быть абсолютно спокойна, здесь их охраняет профессиональная этика психологической корпорации. Так что же тебе хотелось бы рассказать человеку, интересующемуся твоим внутренним миром?

Следующее молчание продлилось еще дольше предыдущих. Девушка смотрела в окно. Я разглядывала ее удивительно красивые глаза.

— Я сейчас представляю, и как-то оно тоже все глупо выходит, — наконец призналась Таня. — Но ведь надо же все о своих чувствах говорить и рассказывать? Это же правильно?

— С чего ты это взяла?

— Все так говорят. И в интернете так пишут. Все всё рассказывают и получают поддержку. А я в интернете стесняюсь.

— Может быть, ты права?

— Я права? Но почему?

— Видишь ли, есть такой феномен: каким бы ни был в реальности человек, если он преимущественно молчит, демонстрируя при этом хорошие манеры, то он всегда кажется классом выше тех, кто говорит «все обо всем».

Таня обдумала сказанное, а потом предположила:

— Английская королева?

Я кивнула.

— А что же лучше выбрать?

— То, что тебе самой больше нравится. И там, и там есть свои плюсы и минусы. Но только помни: если выбрать «все обо всем» и поддержку, то это же «все» нужно все время откуда-то брать, или уж придумывать, и искать, кто все это будет читать или слушать. Ну и привычка, конечно, образуется…

— Ходить к психологу?

— Не ко мне, — усмехнулась я.

— Я ходила, — сказала Таня. — Сначала было очень здорово, а потом мне стало скучно. И ей, кажется, тоже. Но с мамой я тогда некоторое время меньше ругалась.

— Конечно. Психолог слушал твое «все обо всем» за мамины деньги. А ты, судя по всему, очень неглупая и наблюдательная девочка, раз не только отрефлексировала свою скуку, но и заметила скуку психолога.

— Что ж это получается: люди сами по себе друг другу вообще неинтересны?

— Ерунда. Люди — самое интересное, что вообще есть. Если ты об этом все время помнишь и сама окружающими тебя людьми действенно интересуешься, то никаких проблем по этой части у тебя не будет никогда. Вот твоя мама, судя по всему, сильный и интересный человек. И тихий Коля. И среди одноклассников наверняка есть интересные люди.

— Я поняла, — помедлив, сказала Таня. — Или мне так кажется. Я, наверное, попробую.

В коридоре она сразу оживленно заговорила с матерью. Мать ответила. Есть хороший шанс, что у них получится, подумала я. Ведь, в конце концов, они очень похожи.

***

В последние годы у меня появилось предположение, что современных детей и подростков как будто бы растят в уверенности, что они кому-то интересны сами по себе, просто так, без всяких усилий с их стороны. И что окружающий мир почему-то должен стремиться их «понимать». А они, в свою очередь, должны стремиться рассказать миру о своих тонких и уникальных переживаниях во всех подробностях.

Не встречая за пределами семьи, а часто и в ее пределах, запрашиваемого отклика (интереса и понимания), подростки и молодые люди часто сильно это переживают и недоумевают: почему же так происходит? Иногда именно эти переживания приводят к реальным депрессивным эпизодам, тревогам родителей, снижению успеваемости, социальной изоляции, апатии, аутоагрессии, обвинениям в адрес окружающих и т. д.

Мне иногда кажется, что дело здесь в не очень корректных предпосылках, изложенных выше.

А что думаете по этому поводу вы, уважаемые читатели? Я вполне готова допустить, что я в чем-то здесь ошибаюсь и чего-то не понимаю. Но понять бы хотелось, потому что запрос «они должны мной интересоваться и меня понимать, но не интересуются и не понимают» в последние годы поступает от детей и подростков довольно часто.

Уважаемые читатели! Если вам есть что сказать по теме этого поста, но вы не являетесь подписчиком и членом клуба, пишите мне по адресу katgift12@gmail.com. Не забывайте, пожалуйста, указывать, откуда вы: «пишет Елена из Петербурга», «пишет Анна из Германии» и т. п.

Все обо всем. Зачем дети требуют понимания от взрослых

Вам может быть интересно: