Девушка стала следователем, чтобы добиться задержания убийц своего отца. Через 23 года после преступления у нее это получилось
В 1990-х Великий Новгород по уровню преступности мало чем отличался от других российских городов. Здесь, например, орудовала известная новгородская ОПГ во главе с Колей Бесом, известным не только убийствами конкурентов, но и попаданием в энциклопедию «Лучшие люди России». «Кастовое деление» в Новгороде тоже не выделялось на фоне всей страны: были свои предприниматели с «крышами», коррумпированные местные власти, бандиты и «мажоры» — мальчики на побегушках у более авторитетных преступников. С тех пор в Следственном комитете по Новгородской области осталось много «висяков». Одним из таких было убийство бизнесмена Александра Садриева 14 марта 1997 года. Его дело не открывали 23 года, пока однажды в кабинет Николая Супруна, нового руководителя регионального СК, не постучалась следователь Анастасия Садриева — дочь убитого бизнесмена. Она просила вернуться к делу отца каждого нового начальника, и ей удалось добиться своего в прошлом году — в октябре СК установил имена двух убийц, но расследование еще не закончено
Ɔ. В 1997-м я еще даже не появился на свет. О том, что тогда происходило в стране, я знаю только по рассказам других людей и книгам. Каким вы помните Великий Новгород того времени?
Мне тогда было 16 лет, и о том, что происходило в городе, я знала только по слухам. Я не очень интересовалась городскими новостями, пока не убили моего отца. Понятное дело, что все, в том числе и дети, знали, что в городе орудуют преступные группировки. Среди молодых парней часто встречались «мажоры». Тогда подростки думали, что это круто — быть приближенным к таким людям. Все они часто ошивались на «Стопе» — месте в центре города, где останавливались туристы. В числе «мажоров» был и мой тогдашний знакомый Володя, которого сейчас обвиняют в убийстве моего отца.
Ɔ. Когда вы с ним познакомились, он уже был «мажором»?
Нет, тогда он был обычным пацаном, занимался боксом, любил кататься на велосипеде. Я даже помню, как мы ехали с подружкой на автобусе, а Володя на велике ехал за нами. Он тогда ухаживал за моей подругой. Но потом его втянули в криминал. У него был сосед, он и вовлек Володю в бандитские круги. Я стала замечать изменения в его поведении через девять месяцев после нашего знакомства. Никаким спортом он уже не занимался, вел себя странно. Мы в компании друзей понимали, что он сидит на наркотиках.
Ɔ. Значит, многие мальчики хотели стать криминальными авторитетами. Вы, насколько я знаю, мечтали о карьере переводчика.
Да, это была такая детская мечта. Я, как и все, училась в школе, гуляла с друзьями, а в остальное время занималась с репетиторами английским языком. Думала, что точно поступлю на иняз, но планы изменились после того, что случилось с отцом.
Ɔ. Как бы вы его описали?
Он был бизнесменом средней руки. Работал в разных сферах. У него, например, были оптовые склады для продуктов питания, но самым крупным его бизнесом был «Зенит-Новсад» — первый магазин в нашем регионе, где продавали фото- и видеотехнику, печатали фотографии Kodak, Fuji.
Ɔ. По официальной версии, его убили именно из-за бизнеса. Вы помните, что происходило в день убийства?
Это был вечер, я уже легла спать, зазвонил домашний телефон. Мать взяла трубку, а потом стала кричать: «Не верю! Не может этого быть!» Она сказала мне в панике, что папу убили, и тут же собралась, побежала в морг — не верила, что это он, думала, это какая-то ошибка. Я осталась дома, сначала просто была в шоке, потом начала плакать. Как потом выяснилось, отца расстреляли, когда он выходил из лифта, за то, что он отказался платить за «крышу», сказав, что он сам себе «крыша».
На следующий день после убийства я гуляла с другом и по пути мы встретили Володю. Мы остановились. Володя явно был под наркотиками, смотрел на меня стеклянными глазами. И вдруг говорит: «У тебя папу убили?» Я отвечаю: «Да». Тут он пробурчал: «Это мы сделали». Я естественно разревелась, сказала, что неудачная шутка вообще, абсолютно не в тему. Он больше ничего не сказал.
Ɔ. Вы сообщили об этом милиции, маме?
Я тогда была в шоковом состоянии и думала, что Володя просто бредит под наркотическим опьянением. Но через полгода случилась еще одна трагедия, после которой я вспомнила его слова. Я вернулась из школы домой, а у нас там полная квартира милиционеров. Они снимали отпечатки пальцев. Оказалось, что нас обокрали — унесли все вплоть до чайника. Когда милиция уехала, я пошла выгуливать собаку и опять встретила Володю. Он нес наш музыкальный центр. Как потом выяснилось, он вместе со своей компашкой нас и обокрал.
Ɔ. Вы сказали, что были в шоковом состоянии после гибели отца. Сейчас, спустя много лет, вы говорите об этом достаточно спокойно. Как вы пережили травму?
Как я могла ее не пережить? Я быстро поняла, что мы остались одни нашим маленьким женским коллективом — я, мама и бабушка. Мне надо было закончить школу, поступить в университет и работать, чтобы поддерживать семью. Мама после смерти папы устроилась в магазин, который раньше принадлежал ему. Ей пришлось умолять, потому что ее сначала даже не хотели брать. Я же решила, что буду поступать не на переводчика, а на юридический факультет. Я хотела, чтобы виновные в убийстве папы понесли наказание, но я понимала, что в те времена это было невозможно. От юношеского максимализма я не страдала, но все равно решила, что пойду на юрфак.
Ɔ. Мне кажется, получить работу следователя без знакомых в органах в те годы было нелегко. Кто помог вам?
Никто, я сама. После 11-го класса я поступила в Новгородский государственный университет. На втором курсе попала на практику в полицию, а через месяц в прокуратуру общественным помощником. Следственного комитета тогда еще не было. Я со второго курса прилипла к следователю в прокуратуре: выезжала с ним на места происшествий, помогала составлять документы, ходила в морг на вскрытия. Приходилось прогуливать институт, но так я стажировалась со второго по пятый курс. Когда началась официальная преддипломная практика, нас всех собрал зампрокурора города. Он увидел меня и сказал: «Я тебя уже знаю, ты тут постоянно у нас. Ты же общественный помощник?» Я кивнула. «Ну будешь старшим группы». Так началась официальная практика.
В какой-то из дней, пока я была в университете, мне на пейджер пришло сообщение от следователя: «Тебя ищет зампрокурора». Я собралась, приехала, зашла к нему. Он спросил: «Ты дочка Садриева?» Я говорю: «Да». А он: «Ты хочешь работать в прокуратуре?» Для меня это предложение было чем-то невероятным. Я понимала, что я никто, за мной нет никого, кроме мамы, которая осталась ни с чем. А тогда действительно казалось, что попасть в прокуратуру без блата невозможно. Мне предложили поехать в город Холм в Новгородской области на должность помощника прокурора. Я, конечно, согласилась и уже через три дня уехала на новое место. На тот момент мне только исполнилось 22 года, я была домашним ребенком, которому мама варила кашу по утрам. Но, когда мне предложили работу, я была готова уехать куда угодно и жить одна.
В Холме меня ждала служебная квартира. Когда мне сказали, что мне предоставят жилье, я обрадовалась, но потом увидела свой новый дом и поняла, что не все так радужно. Это была квартира с печным отоплением, ободранными стенами, непонятным запахом, туалетом на улице. Но это все ладно. Самое страшное произошло, когда я впервые попыталась затопить печку. По квартире пошел черный дым, вызвали пожарных. Оказалось, я забыла открыть трубу. Так в Холме я проработала пять лет: сначала помощником прокурора, потом зампрокурора района. К тому времени уже создали Следственный комитет, и из прокуратуры я перевелась туда. В СК занимала разные должности, с 2014 года я старший помощник руководителя регионального СК.
Ɔ. И все это время дело вашего отца просто лежало на полке. Что вы делали, чтобы его возобновили?
Я не шла работать следователем только ради того, чтобы добиться наказания виновных в убийстве папы. Но в голове сидела мысль, что я это дело не оставлю. Я обращалась к каждому новому руководителю новгородского СК. Когда Следкома еще не было, я обращалась к прокурору области. Но каждый раз я слышала только «Да, рассмотрим», и на этом все заканчивалось. Я лично собирала информацию от разных людей, которые могли знать подробности убийства отца. У меня уже была сформирована какая-то картина. Вообще эту работу должны были выполнять оперуполномоченные сотрудники уголовного розыска, но они начали работать только спустя 23 года, и то после того, как мой нынешний руководитель всех собрал на совещание и дал соответствующие указания.
Ɔ. Сколько руководителей новгородского СК при вас сменилось, пока вы не добились начала расследования по делу вашего отца?
Шестеро. Когда их ставили на должность, я сразу же подходила к ним и говорила: «Я такая-то такая-то, есть такое-то дело, мне непонятно, почему оно лежит на полке». Я знала, что в деле есть признательные показания, зацепки, но ничего не двигалось. При этом я, как заинтересованное лицо, не могла проводить расследование и проходила по делу как потерпевшая. «Я прошу вас дать объективную оценку и, если есть возможность, поднять и довести дело до суда», — с этими словами я подходила к каждому руководителю, в том числе к своему нынешнему начальнику Николаю Супруну. Он мне ответил: «Хорошо, я тебя услышал». Я сначала подумала: ну, понятно, как все. Но потом я к нему пришла подписывать какие-то документы и увидела, что у него на столе лежит мое дело — я же знаю, как оно выглядит, и номер дела знаю. Он сидел, читал его несколько дней. Он тоже удивился тому, что такое дело лежит без движения. В августе прошлого года дело возобновили. 8 октября, в первый день после отпуска мне сказали, что задержан главный киллер по делу — тот самый, с которым Володя связался в 1997-м. Сам Володя на тот момент отбывал наказание по делу о торговле наркотиками. Заказчика, как предполагает следствие, уже нет в живых. Расследование еще продолжается.
Ɔ. Что вы почувствовали, когда узнали, что убийц вашего отца задержали?
Меня трясло, я три дня ходила как не в себе. Я не верила вообще, что это случилось.
Ɔ. Но все-таки это произошло только спустя 23 года. Как вы сами себе объясняете, почему до этого дело не двигалось?
Мне трудно судить. Думаю, все руководители, к которым я обращалась, просто поручали это сотрудникам, а не лично изучали дело. А подчиненные, наверное, не хотели заниматься старьем. Но это мое мнение, люди ведь все разные.
Ɔ. Вы встретились с киллерами после их ареста?
Со старым мы не встречались, с Володей тоже — он всю жизнь провел в тюрьмах за наркотики. На самом деле к Володе у меня нет какой-то особой злости. Я понимаю, что он был зависим, его специально подсадили на героин. У наших следователей была очная ставка с убийцами. Когда Володя начал подтверждать все показания, старый киллер сказал: «Володенька, зачем ты меня оговариваешь?» Тот ответил: «Ты мне всю жизнь испортил». Его просто использовали как молодого. Это его не оправдывает, но моей основной целью было доказать виновность взрослого киллера. И спустя 23 года я этого добилась.
Беседовал Асхад Бзегежев
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь