35 лет спустя: горит ли Чернобыль? Данила Козловский — о новом фильме

Видеоверсия интервью:

Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.

У него есть привычка — взять и исчезнуть со всех радаров. Никаких интервью, никаких фото в инстаграме. Минимум контактов. Знаю, что все это время он исправно продолжал играть «Гамлета» и «Вишневый сад» в МДТ — Театр Европы. Четыре-пять спектаклей в месяц, как и обещал Льву Абрамовичу Додину. Но там вышел на поклоны, собрал цветочки, а потом, надвинув поглубже бейсболку или худи, прямиком на выход. Только его и видели. Зона отчуждения. К знакомому маршруту Москва — Санкт-Петербург — Нью-Йорк добавились регулярные поездки в закрытый город Курчатов, где проходили натурные съемки его нового фильма. Две недели назад там состоялась премьера «Чернобыля».

Это второй фильм Козловского-режиссера. В киноведении существует даже термин the second film. Он редко у кого получается, этот второй фильм. Слишком много сил, как правило, вложено в первый. На второй не хватает. И тогда возникает что-то вроде маниакального синдрома, когда надо доказать всем, и прежде всего самому себе, что ты можешь, что первый успех не был игрой случая, что у тебя есть право и на этот заоблачный бюджет, и на необъятный экран.

На первом фильме Данилы Козловского «Тренер» лежал отблеск амбиций звезды, рвущейся стать режиссером. Там в каждом кадре полыхал огонь честолюбия, доводивший буквально до кипения все эмоции и придававший сюжету о провинциальной футбольной команде, вырывающейся в мировую лигу, некий эпический масштаб. Тогда все красиво сошлось: и режиссерский дебют, и давняя страсть Данилы к футболу, и собственная биография, фактически начавшаяся с фильма «Гарпастум», где он впервые появился в образе патлатого романтика Серебряного века, гоняющего мяч по петербургской грязи вместо холеного футбольного газона. И даже его красивый роман с моделью и актрисой Ольгой Зуевой, сыгравшей главную женскую роль, окрасил фильм в свежие романтические тона. Ну и, конечно, чемпионат мира по футболу, в который Козловский со своим «Тренером» успел влететь, как в вагон уходящего «Сапсана». «Тренер» — история небывалого успеха, на который на самом деле никто особо не рассчитывал, как, впрочем, и на нашу сборную по футболу. Но успех был, и все мы стали его радостными свидетелями.

Чернобыль — это история большой лжи и большого позора. Именно так она воспринималась долгое время. А еще и как грозный предвестник грядущего развала Советского Союза. Полыхающий атомный реактор как символ государственного устройства, где все неправильно устроено и которое вот-вот рухнет, погребая под своими ядерными обломками и «союз нерушимый», и ближайших ни в чем не повинных соседей, и врагов за бугром. Да, в общем, всех!

В апреле 1986 года мы, конечно, об этом не знали. Можно было только догадаться по какому-то закулисному смятению, царившему в государственных СМИ (а других тогда не было), что произошло нечто ужасное. Слишком торжественный голос диктора Игоря Кириллова, которым он зачитывал официальные сводки в программе «Время», заставлял внутренне сжиматься и готовиться к худшему. Долгое время это была главная новость, затмившая все скромные достижения начавшейся перестройки и ставшая тяжелым испытанием для политики гласности, которую успел провозгласить Михаил Горбачев. Всей правды о Чернобыле мы так и не узнали. Но навсегда запомнили название «Припять» и еще слово «могильник» — огромный бетонный саркофаг, который возвели над четвертым реактором АЭС. Последний памятник советской эры, продолжающий и сегодня отравлять все живое. 

Фильмография чернобыльской трагедии впечатляет. Тут много документальных фильмов, есть и художественные. Только в 2019 году с успехом прошел американский мини-сериал «Чернобыль», снятый для HBO. Так что сравнения с новым фильмом Козловского наверняка будут неизбежны. Сейчас поздно задаваться вопросом, стоило ли ему вставать в длинную очередь чернобыльских летописцев. Дело сделано. Фильм снят. Сценарий не был его выбором. Но и чисто продюсерским кино «Чернобыль» не назовешь. Тут какая-то особая история, имеющая в своем анамнезе не только фильмы-катастрофы, но и советскую киноклассику. Здесь не только разные постановочные ужасы, знакомые по голливудской продукции, но и честное кино про людей, от которого мы успели отвыкнуть.

Козловский снимает зрелищный фильм-катастрофу, но при этом, как Антей за землю, держится за точные подробности и детали, которых сам помнить, конечно, не может. Но пришли они к нему не только по подсказке консультантов и художников, а со дна нашей коллективной памяти. Да, была вот когда-то такая у нас жизнь. В чем-то очень простодушная, скромная, по нынешним меркам, наверное, даже бедная. С тихими радостями и неизбежными печалями. С этой скромной малогабаритной жилплощадью и вечным дефицитом всего, о чем сейчас скучно вспоминать. 

Это кино о счастливых людях, пытающихся строить свои домики и семьи у подножья вулкана, который вот-вот обрушится им на головы со всей трагической неодолимостью. Но они ничего об этом не знают и продолжают разрезать свой «Киевский торт», не подозревая, что каждый его кусок может стать последним.

Главную женскую роль в «Чернобыле» играет Оксана Акиньшина. Я бы с удовольствием посмотрел фильм только про ее героиню. Как она жила в советском городе Припяти в 80-е годы прошлого века. Как ходила на работу в свою парикмахерскую — стрижки, укладки, чужие волосы. А вечерами сидела на своей чистенькой кухне, уставившись в окно на такие же одинаковые панельные дома. Воспитывала сына, хорошего, умного и не по годам серьезного мальчика. Оправдание жизни. В том, как существует Оксана Акиньшина на экране, есть актерская правда высшей пробы. Да, именно такие женщины тогда и были. Так выглядели, так одевались, так распускали волосы по плечам, когда шли на свидание. Так смотрели на мужчин с тайным вызовом и надеждой. Но при этом и с какой-то грустной покорностью. «Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. Не отрекаются, любя!» Пугачевский рефрен, никак не озвученный и не подхваченный в фильме, легко угадать в запутанном сюжете отношений главных героев. И недаром Алексей Карпушин, которого играет Козловский, мечтает достать билеты на концерт любимой певицы, когда она приедет на гастроли в Киев. Понятно, что ни до какой Припяти она сроду не доберется. Но… никогда не говори «никогда». В конце фильма промелькнут черно-белые кадры, где Алла Борисовна поет для спасателей Чернобыля. Круг замкнулся. Говорят, что после этого исторического концерта, транслировавшегося на всю страну, у нее начались серьезные проблемы с голосом и здоровьем. Впрочем, это другой сюжет.

А пока история двоих, переживших и любовь, и разрыв, и новую встречу спустя годы. И эти его метания и муки при виде собственного сына, о существовании которого он все эти годы не думал и даже не догадывался. А она гордо молчала. Ее сын, ее дом, ее жизнь. Ничего им от него не надо. И он тоже поначалу надеялся, что сможет уйти, сбежать, что он спасется. И от этой женщины, и от чувства вины, и от Чернобыля, притаившегося своими дымящими трубами и реакторами у него за спиной. Так что же его остановило? Зачем вернулся? 

Для меня самое интересное в «Чернобыле» — это как раз сцены, где герой Козловского мечется, не зная, как поступить. Инстинкт самосохранения твердит одно, долг — другое. Но есть и что-то третье, что дано будет испытать ему на себе в полной мере. Сила судьбы. Он, может, потому и рванул так на раздолбанном «жигуленке» к месту катастрофы, что услышал ее зов. И дело не в природном бесстрашии или в бездумном лихачестве, а в том, что есть страшная сила, которая вдруг швыряет тебя в самое пекло, не оставляя времени на раздумья или сомнения. Она ведет тебя, не оставляя другого выбора. 

И вот еще одно наблюдение: хотя все герои «Чернобыля» — жертвы и страдальцы, после фильма нет ощущения беспросветной печали. Даже не знаю, за счет чего это удалось Даниле. Природный оптимизм? Детская вера то, что «тьма не может быть вечной» (его слова!)? А может, что-то еще, чего я не знаю, несмотря на наше давнее знакомство и дружбу.

…Мы сидим в конференц-зале StandArt отеля на Пушкинской. За окном голубеет и звенит московская весна. Скоро премьера, совпавшая в этом году с круглым юбилеем, который, конечно, никто не будет отмечать, но о котором невозможно забыть. 35 лет со дня катастрофы в Чернобыле. 

Ɔ. Тебе было меньше года, когда случилась чернобыльская трагедия, так что никаких особо личных воспоминаний у тебя быть не может. Тем не менее из всех событий в нашей ближней и дальней истории ты выбираешь Чернобыль. Почему? 

Если быть до конца честным, то в мои творческие планы никак не входило снимать это кино. Я был в Ирландии, в Дублине, на съемках сериала «Викинги». После выхода «Тренера» были планы заняться другими проектами. Но ровно до того момента, как мне написал Александр Роднянский и попросил взглянуть на один сценарий. Я даже не могу назвать синопсисом то, что я получил от него. Там была одна сцена, которая меня совершенно потрясла. Я почувствовал, как могу снять этот фильм, в какой интонации рассказать эту историю. Дальше я попросил прислать мне сценарий целиком. Несмотря на то что там было над чем еще работать, было понятно, что это безумно талантливая проза. Ее авторами были Алексей Казаков и Лена Иванова. Я встретился с Роднянским, мы обсудили условия и договорились, что фильм будет. 

Ɔ. Пока шли съемки твоего фильма, на экранах появляется американский сериал «Чернобыль», сделанный для HBO. Когда вы запускались, ты уже знал, что этот фильм существует? 

Да, конечно. Еще на съемках в Ирландии у меня состоялся разговор с моим агентом. Он спросил меня: над какими проектами я собираюсь работать дальше? Я рассказал про «Чернобыль», что есть такая история, которая меня волнует. Он тут же достал мобильный телефон и выдал всю информацию о новом сериале для HBO. Кто играет, кто там режиссер, продюсер… А я про себя подумал: ну что же, круто! Я уже тогда понимал, что это будут совсем разные произведения. У американцев сериал, а у нас полнометражный художественный фильм. У них скорее публицистика, попытка рассказать, что такое Чернобыль, а у нас — очень личная история на фоне мировой катастрофы, про очень конкретных людей. Сегодня мы живем совсем в другой стране. И не очень-то в курсе, что у нас происходит за МКАДом, а тут какая-то Припять! Где это? Зачем? В лучшем случае известна какая-то мифология, благодаря разным ужастикам. Наверняка в своем жанре существуют вполне достойные произведения, разные триллеры про странных людей с пятью головами или про какие-то гигантские помидоры размером с дом. Большинство зрителей знают про Чернобыль именно по этим легендам. Сужу по себе. Я сам не так далеко ушел от них в своих первоначальных знаниях о чернобыльской катастрофе. Но когда я стал эту тему изучать, то понял, насколько эта трагедия была личностной. Сколько там невероятно сплетено эмоций, драм, судеб.

Ɔ. Почему для съемок был выбран город Курчатов? 

Потому что Припять во многом и есть Курчатов. Там находится действующая атомная электростанция. И там же на недостроенном энергоблоке мы снимали сцены с пожаром и ликвидацией его последствий.  

Ɔ. Как вас туда пустили?

Это были сложнейшие переговоры с корпорацией «Росатом», длившиеся почти полгода. Поначалу они были настроены, скажем так, не слишком приветливо. Их можно понять: приходит какой-то молодой человек и говорит, что хочет снимать фильм про Чернобыльскую катастрофу. Почему они должны были тут же распахнуть свои объятия и проникнуться ко мне доверием? А где гарантия, что я не буду спекулировать, использовать эту тему в каких-то своих не самых праведных целях. Но сейчас я очень благодарен «Росатому» и тем людям, кто помог, кто нам поверил, потому что с их стороны это был смелый жест. 

Ɔ. Что ты для себя лично открыл, когда погрузился в эту историю? Какие детали сделали ее особенно зримой?

Мы привыкли воспринимать Чернобыль как некое громадное чудище, как раненого дракона, отравляющего все вокруг своей смертоносной энергией. А я вдруг понял, что с этим драконом вступили в битву живые люди. Что это история их невероятного, героического самопожертвования. Причем их героизм проявлялся во всем. Слава Богу, многие из них живы. И это, конечно, удивительные люди. И медсестры, и врачи, и физики-ядерщики, пожарные и военные в том числе. Я не спрашивал, какой они национальности. Мне это было неважно. Я общался с людьми. 

Ɔ. Ты обычно выбираешь для себя роли очень ярких персонажей. Они переживают взлеты, падения, но все равно побеждают. В «Чернобыле» твой герой — сама ординарность. Ничего особо героического. Ты сознательно пошел на такое снижение? 

Я воспринимаю это не как снижение, а как некое драматургическое усложнение. Если можно так сказать, тренд современной драматургии — это сложные герои. Это отнюдь не бронзовые памятники. Их терзают сомнения. Они не всегда поступают правильно. И я совсем не склонен был своего героя идеализировать. Даже когда случилась катастрофа, его первая реакция: нет, спасибо, я туда не полезу. А если и пойду, то за что-то. А дальше с ним происходят разные события, в том числе в личной жизни. И эта женщина, и его ребенок… События затягивают его в такую круговерть. И вот уже вопреки каким-то собственным прагматичным установкам он начинает действовать совсем не так, как собирался. Почему? Понять это мне сегодня гораздо интереснее, чем сыграть еще одну «историю успеха».  

Ɔ. Ты первый раз сотрудничаешь с Александром Роднянским. Если я тебя попрошу охарактеризовать его в двух словах, в чем его сила?

По-моему, он обладает очень важным качеством для продюсера: он готов и умеет рисковать. Для начала он никогда не задается вопросом: как это сделать и сколько это будет стоить? То есть для него это вопросы второго ряда. Для него определяющим является авторская идея, сам контент. Кино — очень дорогое производство. И часто продюсеры предпочитают ходить проторенными дорогами, гарантирующими успех. А еще Роднянский умеет доверять. Помню наш первый разговор. Я сказал ему тогда: «Давайте я назову вам три условия, на которые вы точно не пойдете. И мы мирно разойдемся». На что он сказал: «Интересно послушать ваши условия». Не буду повторять, что тогда сказал. Все-таки это была приватная встреча. Но в ответ я услышал: «Согласен. Давайте работать, но при этом мы делаем эту картину вместе». 

Ɔ. То есть ты выступил и в роли продюсера тоже? 

Да, конечно. Он сразу предложил каждому определить зоны ответственности, начать общую работу и совместно сделать фильм.  

Ɔ. В американской версии «Чернобыля» звучал очень важный мотив тотальной лжи. Никто не говорит правду. Ты так глубоко погрузился в эту тему. Как считаешь, остались ли какие-то тайны, которые мы никогда не узнаем? 

Думаю, что мы пока про Чернобыль вообще ничего не знаем. Нам открыта лишь небольшая верхушка айсберга. Но и это зрелище ошеломляет. Может, когда будут окончательно рассекречены архивы, мы и узнаем правду. Но не факт, что это произойдет при нашей жизни. И наверняка что-то и до архивов не дошло. 

Ɔ. Давай поговорим об актерах. У тебя в фильме замечательный состав. Филипп Авдеев — когда и как ты его для себя открыл? 

О Филиппе Авдееве могу говорить много и долго, как, наверное, о любом актере из нашего фильма. Удивительный артист, содержательный, глубокий человек. Чувствуется школа Кирилла Семеновича Серебренникова.

Ɔ. А ты знаешь, что он был в составе труппы «Норд-Ост» и чудом спасся, когда случился теракт на Дубровке?

Ничего случайного не бывает. Память об этой трагедии наверняка присутствует в его жизни. Он и человек прекрасный. У нас на съемках был такой эпизод. Для глубоководных сцен специально в Венгрии были построены трехэтажные декорации, которые потом затопили водой. Были наняты опытные каскадеры. Но меня не до конца устраивало, как они двигаются в кадре. Как-то все приблизительно. Много времени уходило на перевод, а любые промедления сказываются на сроках производства. И тогда ко мне подходит Филипп: «А давай все сами сделаем». Я, естественно, берегу его и всех и лишний раз даю отдохнуть. Но тут было не до отдыха. «Ну, давай, погнали». И все кадры, вошедшие в фильм, были сделаны нами. Замечательные ребята каскадеры, все прекрасно, но просто когда ты в кадре, все получается в два раза быстрее. И даже когда у Филиппа был двухсторонний отит (а у нас из-за съемок под водой все маялись проблемами с ушами), так он, скрипя зубами, с потемневшими от боли глазами прыгал в воду, потому что так надо… А там под водой его ждали каскадеры. Нас страховали, если вдруг кому-то станет плохо. Но, как только Филипп начинал играть сцену смерти, они бросались к нему наперегонки. Он их, разумеется, как мог, выпихивал из кадра, но дубль был безнадежно испорчен. Филипп выныривал, кричал мне: «Объясни им, что я не умираю, я играю!» Я объяснял, каскадеры хмуро кивали. Филипп погружался под воду. И все повторялось опять. Они потом извинялись, говоря, что не могут стоять в стороне и смотреть, когда актеру плохо под водой.  

Ɔ. Понятно, от Филиппа требовалось умирать менее правдоподобно. Кстати, я был рад увидеть в небольшом эпизоде твоего партнера по МДТ — Театр Европы замечательного актера Игоря Черневича. По-моему, он очень точно нашел тип начальника 80-х годов. И эта ваша сцена, когда твой герой просит показать удостоверение, великолепно сыграна. Вообще если вникать в эту историю, то невольно задаешься классическим вопросом: кто виноват? У тебя есть ответ?

Человек. Не хочу тыкать в кого-то конкретно пальцем или навешивать ярлыки. Во-первых, потому что не могу брать на себя такую ответственность или кого-либо обвинять. А во-вторых, мне не хочется впадать в крайность, повторяя банальности про государственную машину лжи. Об этом и до нас много говорили. Я не пытаюсь обелить советскую власть. Но мне неинтересно выяснять, чья это была вина. Говорят, у каждой ошибки есть фамилия. Но какая разница? Сейчас уже тем более. Человек виноват в строительстве реактора, где было допущено множество ошибок. Человек виноват, когда бездумно старался претворить все партийные лозунги в жизнь. До сих пор можно прочитать на советских мозаиках при въезде в любой российский город что-то типа «Даешь такой-то завод раньше срока!», «Пятилетку в четыре года». Люди пытались получить Ленинскую или любую другую премию за счет обмана, подлога, нарушения норм качества и безопасности. К чему это привело, мы знаем на примере Чернобыля. А дальше, как это принято, начинается героическая эпопея. Вначале человек сам кует свое «счастье», а потом с невероятным самопожертвованием и бесстрашием бросается ликвидировать его последствия. И так каждый раз!  

Ɔ. Оксана Акиньшина в роли Ольги. Главная героиня, на которой держится вся лирическая линия фильма. Вы впервые снимаетесь вместе. Расскажи, какая она в жизни и на съемочной площадке? 

Актриса-воин. Совершенно невероятная. В первый день она приехала на съемки, забросила свои вещи и телефон в гримерку. И больше к ним не притронулась за все время съемок. Абсолютная погруженность в роль. Казалось, что для нее ничего больше не существует. Только ее роль, только фильм. При этом она очень тонкая и слышащая. Не нравится так, давай попробуем по-другому? Третий, четвертый, пятый вариант. Легкая, быстрая, мгновенно реагирующая на любые идеи и предложения. Оксана — тот редкий случай, когда ты четко знаешь, что никто лучше нее эту роль не сыграет. Получилась выдающаяся, на мой взгляд, работа. 

Ɔ. Вообще меня поразило, как точно передана в фильме атмосфера 80-х годов. Это заслуга экспертов, консультантов или ты сам что-то из той жизни помнишь? 

Конечно, я что-то, может, и помню, но ничтожно мало, чтобы создавать целый мир 80-х годов на экране. И тут мне невероятно помогла наша команда художников-профессионалов. «Чернобыль» — дебют художника-постановщика Тимура Шагиахмедова. Помню, наш телефонный разговор. Я говорю: «Подумай хорошо, ты сможешь создать большую картину про Чернобыльскую катастрофу?» И Тимур даже на секунду не запнулся, сразу сказал: «Я готов». И уже на следующий день был в Москве с папкой эскизов. Когда он успел все их нарисовать? Я понял, что наш фильм в надежных руках. Для декораций больницы и квартиры он искал подлинные вещи на барахолках. Вплоть до керамических плиток и врезных замков для входной двери образца 80-х годов. А еще у нас была чудесная директор по костюмам Варя Авдюшко. Она участвовала во многих голливудских проектах, мы с ней успели поработать на «Тренере». Я приходил на примерку, и она мне говорила: «Даня, я тебя хочу кое с кем познакомить». Подводила к вешалке с рубашкой. «Вот, знакомьтесь. Даня, это рубашка восемьдесят четвертого года. Рубашка, это Даня. Если обидишь мою рубашку, я тебя убью!» Та же церемония знакомства состоялась у меня с кроссовками. Они были восемьдесят третьего года, джинсы восемьдесят шестого. Я приходил к себе в офис, а там у нас длинный коридор. Для меня раскладывали рядами модели часов, пепельницы, очки, портсигары, зажигалки… Целый пласт ушедшей натуры. Я ходил и выбирал. Меня вывезли в поле, где стояли разные «уазики», «жигули», машины скорой помощи — весь транспортный парк тех лет. А Катя Шихваростова, наш художник по гриму, с Левой Ивченко, художником по пластическому гриму, собрали подробнейшую книгу, посвященную лучевой болезни. Там были зафиксированы все стадии, которые проходит человек, как меняется его облик. Их книга тянула на целое научное исследование. Так что, конечно, одних моих знаний на такую подготовительную работу никогда бы не хватило. Тут нужна была именно команда. И она у нас была. 

Ɔ. Свой фильм ты уже показал в Курчатове. Там были первые зрители, хорошо знающие предмет. Какая реакция? 

Мы показывали еще картину в Екатеринбурге, Казани, Самаре, Москве и других городах. Но я счастлив, что удалось сдержать обещание, данное мною два года назад, что сотрудники и персонал АЭС в Курчатове, а также ветераны и ликвидаторы, увидят нашу картину первыми. Реакция была очень эмоциональная. В одном городе люди даже встали со своих мест и провожали нас аплодисментами, когда мы уходили. Были люди, которые признались, что шли на «Чернобыль» с большим скепсисом. Не ожидали ничего достойного увидеть. А потом признавались, что ошиблись, а дальше говорили так, что мне как-то неловко пересказывать. 

Ɔ. Одновременно с работой над «Чернобылем» ты продолжал играть главную роль мирового репертуара — принца Гамлета в спектакле Льва Додина. Как известно, эту роль можно играть всю жизнь и находить в ней какие-то новые смыслы. Тот Гамлет, которого я видел летом на премьере 2017 года, и тот, которого ты играешь сейчас, прожив трагедию Чернобыля, отличаются? 

Это совершенно разные спектакли, тот, который видел ты, и который сейчас идет в МДТ. Я не знаю, в какие инстанции писать, чтобы запретить критикам приходить на премьерные спектакли. Потому что премьера — это, как правило, пустой бассейн, который постепенно шаг за шагом, спектакль за спектаклем наполняется жизнью. Тогда в 2017 году я мало чего понимал. Мне было дико сложно, у меня были самые примитивные представления о Гамлете. Некий гуманист, который при этом полцарства уложил. Ходит по сцене и наизусть шпарит монологи. Лев Абрамович Додин со свойственной ему гениальной прозорливостью придумал очень злую и очень не комфортную для актерского существования историю. Но это именно тот Гамлет, который должен быть сегодня. Он ошеломительно созвучен с тем, что происходит вокруг. Мне это очень интересно играть, и сейчас, наконец, Гамлет случился. Но для этого должно было пройти три года. Поэтому советую прийти на нашего «Гамлета» еще раз. 

Ɔ. Спасибо, ловлю на слове. Обязательно приду. Помню, что на всех героях додинского спектакля были надеты майки с разными слоганами My Prince, My King, I’m Your King. Дело близится к лету, надеюсь, что уже скоро мы облачимся во что-то более легкое. Если бы ты выбирал слоган для своей майки в этом сезоне, как бы он звучал?

Don't pretend, be yourself. Не притворяйся, будь собой. Но мне кажется, этот девиз актуален всегда и не зависит от времени года.

«Сноб»-блиц

Ɔ. Многие люди, которые меня знают, считают, что я... 

Способный. 

Ɔ. Те, кто совсем меня не знает, думают, что я... 

Дурак. 

Ɔ. И только я про себя знаю, что я... 

Способный. 

Ɔ. Фильм, который я готов пересматривать множество раз... 

Первое, что сейчас приходит в голову. «Однажды в Америке», «Крестный отец», «Бешеный бык», «Римские каникулы», «Сабрина», «Поющие под дождем». 

Ɔ. Я каждый день начинаю с того, что... 

Лезу в телефон. Банально, но это так. 

Ɔ. У меня лучше всего получается... 

Играть с детьми и собаками. 

Ɔ. У меня хуже всего получается... 

Я знаю ответ, но не скажу. 

Ɔ. Больше всего я бы хотел прочитать в соцсетях, что я... 

Больше всего я хочу, чтобы соцсетей не существовало. 

Ɔ. Больше всего я люблю запах... 

С рождением дочери я понял, что это самый главный и любимый мой запах.  

Ɔ. Настоящий актер никогда не должен... 

Если говорить вообще, настоящий актер не должен ничего бояться или стесняться. А конкретно по профессии он никогда не должен приходить с невыученным текстом и в нетрезвом виде. 

Ɔ. Моя нынешняя жизнь похожа... 

Ну, конечно, на сказку!

Вам может быть интересно:

• Геи и лесбиянки в императорской России. Была ли свободной любовь при Николае II
• Второй круг Михалкова. «Сибирский цирюльник» как точка отсчета для новой России
• Богомолов, Минаев, Супер. Что пишут о фильме Ксении Собчак про «скопинского маньяка»

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Общество». Присоединяйтесь