Поход за котлетами

Пришел румяный молодой человек на вид около тридцати лет. Светлые волосы, голубые глаза, белозубая улыбка, внешность типичного Ивана-дурака из русских народных сказок. На руках принес годовалого приблизительно младенца — девочку. Матери с ними не было. Наверное, приучает молодого папашу самостоятельно взаимодействовать с ребенком, подумала я и мысленно же одобрила: и правильно делает! Впрочем, может, дома еще один, только что родившийся младенец и мама осталась с ним? Наверняка пришли за какой-то справкой, или просто дисциплинированная семья: в год положен осмотр специалистов, некоторые при этом забредают и к психологу. Мужчина обращался с девочкой спокойно и сноровисто — оглядел кабинет, спросил разрешения, снял сапожки и штанишки-комбинезончик, спустил на пол. Причем девочка оказалась весьма самостоятельной — не опустилась сначала на четвереньки на ковер, как обычно делают годовасики, оставшись без поддержки родительских рук, а сразу уверенно потопала к полкам с игрушками. Уже оттуда обернулась, посмотрела сначала на отца, потом на меня и с отчетливо вопросительной интонацией сказала:

— Мя?

Это явно означало: «Можно?» Я умилилась нечастому на нынешний момент хорошему воспитанию и конечно же разрешила. 

Попутно записывала в журнал данные:

Имя девочки? — Марина.

Фамилия. Адрес. 

— Как вас зовут?

Предсказуемо — Иван.

— Вы — папа Марины?

— Нет, дедушка.

Я сдержанно улыбнулась глуповатой, вполне в стиле Ивана-дурака, шутке и начала записывать «па…»

— Вот все так реагируют, — слегка обиженно констатировал мужчина.

Я оторвала взгляд от журнала и изумленно округлила глаза:

— Вы что же, хотите сказать, что вы действительно…?

В голове сразу мелькнуло единственное, что показалось возможным: несколько лет назад Иван женился на женщине существенно старше себя, у нее — дочь-подросток, в воспитании которой он принял активное участие, и вот теперь она вышла замуж, родила ребенка и… и почему с этим ребенком в поликлинику прислали его?

— Да, я действительно дедушка Марины.

— Родной дедушка? — уточнила я. — По крови?

— Абсолютно родной, — вздохнул Иван. — Марина — дочь моей дочери.

— Сколько же вам лет? (Ну бывают же всякие случаи, когда люди по разным причинам выглядят намного моложе, в некотором смятении подумала я.)

— Через неделю будет тридцать четыре.

— Знаете, кажется, вам придется мне что-то обо всем этом рассказать.

— Так я для того и пришел, — простодушно улыбнулся Иван. — Чтобы разобраться. Всем вокруг, да и мне самому, давно кажется, что со мной что-то не так, а вот что именно — я никак понять не могу.

— Тогда рассказывайте. 

***

Татьяна считалась самой красивой девочкой в параллели. И с седьмого класса стояла на учете в детской комнате милиции — за кражи в супермаркетах. Семья у нее считалась неблагополучной, но, собственно, и семьи-то как таковой не было, она жила то у одной бабушки, то у другой, а иногда и вовсе у каких-то двоюродных. Родители ее оба были живы, не спившиеся и не наркоманы, и даже время от времени на короткий период сходились друг с другом на той или другой территории, но времени на воспитание дочери у них все как-то не выпадало.

— А я уже сама воспиталась! — белозубо хохотала Татьяна, запрокидывая назад голову с копной каштановых, с золотыми искрами кудрей.

— Если нравится девочка из другого класса, то что сделать? — спросил восьмиклассник Ваня у матери.

— Пригласить в кино, — немедленно ответила женщина и сразу дала денег на билеты. В младших классах Ваня был очень застенчив и боялся отвечать у доски, хорошо, что теперь, кажется, все налаживается.

— Ты хороший, — сказала Татьяна после двух месяцев киносеансов и чинных прогулок. — Не лапаешь, не материшься и вообще. Только скучно с тобой.

— А что нужно, чтоб весело? — спросил Ваня. — Давай ты скажешь, а я все сделаю.

— Ну хорошо, — ухмыльнулась Татьяна. — Давай я тебе всякое веселое покажу. Это интересно, тебе понравится.

***

— Я тебя отцом ребенка не назову, чтоб тебя в тюрьму не посадили за совращение несовершеннолетней, а я этого не хочу, потому что ты со мной хорошо, и вообще мне нравишься, — решила Татьяна. — Скажу, что меня изнасиловали, и я не знаю, кто это был.

— Да я сам всем скажу, — улыбнулся Ваня. — Ребенок — это же классно.

Мать Ивана взяла на раздумья два дня. Потом сказала:

— Она, конечно, шалава и, скорее всего, тебя, дурака, просто использует. Но сейчас ты ее не бросай — это для ребенка вредно. Когда он родится, мы сделаем тест. Если ребенок действительно твой, возьмем их в семью и будем воспитывать. 

***

Девочку назвали Ольгой. Иван и Татьяна поженились по специальному разрешению, когда Ване исполнилось 16 лет (Татьяна была на год старше). Ваня после девятого класса поступил в училище на маляра-штукатура и сразу стал подрабатывать в отделочной бригаде, которой руководил родственник матери. Татьяна с Олей иногда смеялась-играла-щекотала, а иногда к ребенку и вовсе не подходила. С Ваней была скорее ласкова, со свекровью на ножах, потому что та все старалась приучить ее хоть к какому-то порядку. Семьей из четырех человек прожили почти четыре года. К концу Татьяна плакала по ночам и говорила: «Вань, мне скучно и душно! Иногда я прямо умираю!» Иван, вернувшийся после тяжелой рабочей смены, не спал, обнимал, утешал, спрашивал: что ж мне сделать?

— Понимаешь, ты мне слишком много свободы даешь, — всхлипывала Татьяна. — А такую, как я, в строгости держать надо. Если б ты меня бил, я б тебя, наверное, любила.

— Но я не могу никого бить! Тем более тебя, — горевал и даже, пожалуй, гневался Иван.

На том и засыпали.

Потом Татьяна сбежала с каким-то военным в Забайкалье. Оставила длинное письмо. Там в числе прочего было: «Не подумай, Ваня, что я его больше, чем тебя, полюбила. Я, верно, любить и вовсе не умею. Ты — самый лучший. Но я так жить уже не могу и специально так далеко уезжаю, чтоб не тянуло и вас всех больше не тревожить. Прощай и спасибо».

Ваня хотел все бросить и ехать вслед — найти, вернуть. Мать отговорила: не вернешь, по своей воле наша шалава уехала, да и вспомни — ребенок у тебя. Матери он не нужен, тебе, получается, тоже? Иван устыдился, остался.

За истекшие годы Татьяна возникала на горизонте семьи два раза — один раз всего на два дня, вся какая-то истерзанная и больная, свалилась из ниоткуда, вымылась в ванне, поела и сразу фактически исчезла, ничего не рассказав и не объяснив. Второй раз сказала: давай все-таки попробуем, мы ж до сих пор женаты. И ребенок. Ольга матери дичилась, жалась к бабушке (которую все эти годы называла мамой. Отца звала Ваней). Мать Ивана кипела. Все длилось почти два месяца. Перед расставанием Татьяна плакала всю ночь: ну почему же я не могу как все жить?! Ваня говорил все как всегда: скажи, что я могу сделать? Она в ответ больно укусила его за руку, и он потом еще неделю засучивал рукав и смотрел, как постепенно тает, сходит на нет синяк, и понимал: Татьяна ждала от него каких-то других слов. Но каких? Он не знал.

***

В жизни Ивана было еще несколько попыток устроить личную жизнь. Все — короткие и почему-то неудачные. Сам Иван ни с кем не конфликтовал, женщины как-то пытались наладить отношения с его матерью и дочерью, а потом однажды уходили, и все. Если сказать честно, он даже толком и не пытался что-то прояснить, а потом и вовсе перестал пробовать, довольствовался совсем уж случайными связями, вообще душу не затрагивавшими.

Ольга выросла такой же диковато красивой, как мать. Прекрасно рисовала, но художественную школу бросила из-за дисциплины. Уже в 12 лет через интернет послала кому-то свои «голые» фотки. Бабушка флаконами пила корвалол, всплескивала руками и сетовала: гнилая кровь, что ж тут поделаешь! Иван пытался разговаривать с дочерью. Ольга ослепительно улыбалась, залезала на колени и гладила его по голове:

— Ваня, ты за меня не волнуйся, я понимаю, где действительно опасно.

Имени отца Марины Ольга не назвала с тем же самым, памятным Ивану аргументом: не хочу, чтоб его посадили.

Длинного письма тоже не было, всего лишь короткая записка по электронной почте: 

«Уезжаю к людям, которые меня понимают и принимают как есть. В полицию не обращайтесь, все равно не вернете. Документы на Марину все в ящике. У меня все хорошо. Я рисую, хочу тут жить, но с ребенком здесь никак. Не поминайте лихом. Ваша Ольга».

***

— Вот теперь — Марина. Мне страшно. С ней так же будет? Но почему? Что со мной не так? Мой брат двоюродный, у которого я в бригаде работаю, говорит: все дело в том, что ты, Ваня, по природе своей — конь. И этого изменить нельзя.

— В каком смысле — конь?

— Ну в смысле — все на тебе все возят, а ты позволяешь. Он, наверное, прав. У нас четыре бригады, работаем иногда на шести объектах сразу. И я уже лет десять по сути работаю как бригадир: и руковожу объектом, и сам делаю. А числится все равно он. И заработок соответствующий. Но я же не ухожу? Получается, меня все устраивает.

— Иван, а чего хотели бы вы сами?

— Я? Ну вот, понятное дело, в первую очередь Марину вырастить. Потом еще надо в кухне у нас ремонт полный сделать, краны текут и потолок, мать давно жалуется — сапожник без сапог, потом машину надо бы поменять…

— Иван! Я спрашиваю совершенно не про то! Вы! Вы сами. Чего. Хотите. Я спрашиваю о ваших мечтах — так понятно?

— О мечтах? — Лицо Ивана стало растерянным и каким-то совершенно детским, вероятно, именно таким, каким оно было, когда он впервые пригласил Татьяну в кино. — Я… Я бы, наверное, хотел жить с женщиной, в доме с садиком. Дом я бы сам спроектировал и построил (дальше я приблизительно десять минут слушаю детали явно давно продуманного архитектурного и дизайнерского проекта и понимаю, что Иван, видимо, весьма талантлив в этой области. Задаю несколько точечных вопросов и понимаю, что так и есть — с ним уже давно не только по деталям, а именно по проектам в целом советуются заказчики и этот самый двоюродный брат-предприниматель). И еще другие у меня задумки есть — для других домов. И вот я прихожу в этот дом с работы, а там — жена, дети, кошка, букет на столе и котлеты такие со сковородки, шкворчат еще… Глупость, правда?

— Никакая не глупость! — решительно сказала я и быстро (Иван внушаем!) набросала план «похода за котлетами»:

• от матери съезжать как можно быстрее, ипотека, размен, все что угодно, это не про «рвать отношения», это просто сепарация, нормальный процесс, всем будет легче;
• обучение в каком-нибудь заочном институте, архитектура, проекты, что-то художественное или близко, можно на дистанте или как угодно — Иван уже специалист, но нужен диплом хотя бы приблизительно по профилю;
• женитьба на женщине, которая сама хочет приблизительно того же — общность целей. Важно на предварительном этапе, чтобы она нашла общий язык с Мариной.

Ваня слушал меня внимательно, цепко и с явным удовольствием. Удивительно, что именно на этом этапе от разбрасывания игрушек отвлеклась и Марина — подошла к деду, залезла на колени, засунула палец в рот и внимательно смотрела, как шевелятся мои губы, как будто понимала.

— Но я тогда должен искать женщину с ребенком, да? — спросил мужчина. — Иначе нечестно? Я буду воспитывать ее ребенка, а она…

— Нет! Прекратить! — рявкнула я. — Будете по капле выдавливать из себя лошадь! Женщина — без всяких детей! Но со схожими мечтами! И идеями, как и чем обустроить садик, на который ваши дизайнерские амбиции, кажется, не распространяются. Ландшафтный дизайнер или с мечтами об этой профессии — было бы идеально, потом сможете создать комплексную семейную бригаду, сейчас очень многие строят загородные дома-усадьбы. Или мечтают о них.

— Да, — мечтательно закатил глаза Иван. — Это я себе прямо очень хорошо представляю…

— Тогда приступайте! И не медлите, пожалуйста. У детей почти все до трех лет закладывается, — соврала я для убедительности.

— Прямо сейчас?! — всполошился Ваня.

— Прямо сейчас. Сегодня и начнете, — твердо сказала я и подмигнула Марине.

Девочка лукаво улыбнулась мне в ответ и помахала ручкой. Она устала и хотела поскорее распрощаться.

А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Личное». Присоединяйтесь