Призраки и серебряная ложка

— Все у них накрылось из-за той серебряной ложечки. А если бы не она? Что тогда было бы? Я себя теперь все время спрашиваю — что дальше-то могло быть?

— Ну я прямо и не знаю, — покачала головой я. — Вот если вы мне что-нибудь еще расскажете…

— Конечно расскажу, — полная круглолицая женщина возмущенно пыхтела и явно пыталась успокоиться, но у нее плохо получалось. — И уж такого вы явно еще не слыхали…

— Ну, вот это вряд ли, — усмехнулась я.

С серебряной ложкой у меня было две устойчивых ассоциации — «ложечка на зубок младенцу» и «украли серебряные ложки». Интересно которая из двух сработает? На оригинальность я особо не рассчитывала, ибо повседневная жизнь обычно разыгрывает свои партии по уже привычным ей сюжетам.

Женщина назвалась Идой. В коридоре я мельком видела оставленную там до поры девочку-подростка лет пятнадцати — такую же плотненькую и круглощекую. Вероятно, дочь моей посетительницы.

— Так что там у вас случилось с этой серебряной ложкой? 

— Она ее украла у родственницы своей подруги.

Я мысленно зааплодировала предсказуемости жизненных ходов.

— Это был первый известный вам случай кражи?

— Вообще-то нет, — женщина потупилась и покраснела. — Вика и раньше подворовывала из магазинов. По мелочи, с подружками, она призналась потом. Мы не знали, они все это, видимо, съедали или прятали. А потом их однажды поймали. Нас вызывали в полицию. Отец тогда просто в ярость пришел, орал, что в своем доме воров не потерпит, и ее просто избил. А я, хотя и сама была злая на нее как черт, даже испугалась за них обоих, если честно. Ну что он ее покалечит и его посадят. Но обошлось. Она вроде тоже тогда испугалась, рыдала и клялась, что больше никогда, нигде, ничего…

— Когда это было?

— Да больше года назад, в восьмом классе она тогда училась.

— А сейчас в каком?

— Сейчас десятый.

— И что же теперь? Ложка?

— Да не в ложке этой совсем дело! Все у нас гораздо, гораздо хуже!

Здесь я подумала, что за истекшее время девочка, наверное, связалась с шайкой квартирных воров и работала у них наводчицей. Увы, чем же я тут могу помочь? Это дело полиции.

— Рассказывайте, — вздохнула я.

— Все началось с того, что появилась у нее новая подружка, Элечка. Они переехали из другого района, она к ним в класс пришла, и моя Вика тут же к ней как-то приклеилась. Вика-то к тому времени уже увлекалась какими-то черепами, скелетами, стихами про смерть и самоубийство, музыка страшная и всякая такая подростковая дурь. Я слыхала, некоторые родители от этого в коматоз впадают, но я-то жизнелюбие своего ребенка знаю, и потому мы над всем этим только посмеивались. А отец у нас и сам в юности рокером был и тут меня успокаивал: ничего страшного, поиграет и бросит бяку. И вот — Элечка. Она оказалась ну совсем на Викиных прежних подружек-оторв не похожа — тихая, вежливая, из хорошей семьи, книжки читает, и в филармонию у нее абонемент — ходит она туда с родителями концерты слушать. Мы с отцом прям дыхание затаили — дружи с ней, деточка, дружи, может, хоть она тебя чему хорошему научит.

— А вышло — наоборот? — спросила я, хотя и не сумела с ходу предположить, чему такому ужасному смогла научить бойкую вороватую Вику вежливая Элечка из хорошей семьи. Неужели наркотики?

— Вышло прямо черт знает что, — сокрушенно покачала головой Ида и рассказала детали и подробности.

По окончании рассказа я была вынуждена с ней согласиться, действительно — черт знает что, и действительно — с таким я еще никогда не сталкивалась.

Девочки на двоих создали работающее предприятие с устойчивой прибылью. Причем самой верной характеристикой этого предприятия могло бы послужить слово «загробное».

Психологической ступенью для совместного креатива, по утверждению Вики, явилось Элечкино пристрастие к чтению. Прочитав роман Ивлина Во «Незабвенная», она пересказала его подруге, и у Вики в голове, соединившись с недавними псевдомистическими увлечениями, сразу забрезжили какие-то смутные предпринимательские идеи.

Немного пошуршав в интернете, Вика выдала бизнес-идею. Элечка забраковала первый, потом второй, а потом и третий ее вариант. Вика оказалась трудолюбивой и с высокой концентрацией внимания (в детстве ей поставили СДВГ, сейчас, я думаю, диагноз можно уверенно отменить). Остановились, кажется, на восьмом или девятом варианте, в котором придирчивую образованную Элечку все устроило.

Для начала создали из конструктора сайт и соответствующие ему странички в соцсетях. От Элечкиного имени произвели показавшийся обеим красивым псевдоним Эликанта.

Эликанта была юным медиумом, который мог связываться с душами умерших людей и передавать родным их послания. Вика была менеджером мистического дарования. Она ярко красилась и пудрилась, одевалась как бухгалтер из старых фильмов и говорила, что ей 21 год. Ей верили, так как основным клиентам фирмы все люди моложе сорока казались «совсем молоденькими девочками и мальчиками».

Основной девиз предприятия был прост: мы помогаем вам поговорить с теми, кого вы потеряли. В дополнение Элечка придумала много вполне себе суггестивных формул, которые они разбросали по страницам и рекламным брошюрам, которые первое время печатали и раскладывали по почтовым ящикам в хрущевках, разумно предположив, что многие бабушки интернетом не пользуются, а листики из ящиков читают:

Вы думали, что никогда больше их не услышите? Мы вернем вам их голос!
Скажите слова любви тем, кто ушел навсегда, и они услышат!
Хотите поговорить с давно ушедшим другом и получить привет от него?
Сообщите им, что вы их помните, им будет приятно.
Расскажите любимым, как вы жили все эти годы.

Сначала заказов было совсем мало, всего один-два в месяц. Потом стало больше, а потом появились постоянные клиенты, и девочки едва успевали и работать, и хоть как-то учиться. Да еще ведь нужно было и заработанные деньги как-то успеть потратить. Разумная Элечка завела счет и откладывала на учебу в университете, практичная Вика подумывала о расширении предприятия и найме дополнительного персонала.

Сам сеанс проходил так: бодрая накрашенная Вика приводила бледную молчаливую Эликанту и оставляла ее там, где будет проходить сеанс: ей нужно настроиться на здешнее поле. Очень приветствовалось, если хозяйка (в основном это были женщины, но изредка встречались и мужчины) показывала и оставляла медиуму фотографии того, с кем планировалось связаться. 

Антураж по настоянию Элечки (видимо, у нее присутствовал вкус) был самый минималистичный, никаких специальных столов, карт, хрустальных шаров и прочей дребедени. Просто глубокая тарелка с водой (идеально, если из нее когда-то ел тот, кого вызывали) и одна простая свеча.

Пока Элечка «настраивалась», Вика в другой комнате или на кухне пыталась разговорить хозяйку и добыть из нее максимум полезной для дела информации. Иногда, если это было возможно по обстоятельствам, информацию добывали и предварительно — в интернете.

После этого девочки оставались на пять минут вдвоем, это называлось «последняя настройка», и перед ней Вика на глазах хозяйки подносила Эликанте 100 мл «заряженной воды» из специальной бутылочки. На самом деле в эти пять минут Вика быстро делилась отфильтрованной информацией. Дальше Вика удалялась, хозяйка и Эликанта оставались одни.

У Элечки в прошлой школе была риторика, она умела менять голос и обладала развитой литературной речью. Все призраки в ее исполнении были вежливыми, ласковыми, информированными и заинтересованными в здоровье и делах оставшихся на земле. Сеанс длился тридцать минут.

Элечка была склонна к благотворительности. Если скорбящие матери хотели поговорить со своими рано ушедшими детьми, она настаивала на том, чтобы вообще не брать с них деньги или делать существенную скидку. Вика благотворительность презирала.

— А ложечка-то тут при чем? — спросила я, более-менее разобравшись в обстоятельствах дела.

— Приметная серебряная ложечка с головой медвежонка — у Элечки в доме такая есть, память какая-то, и Вика мне про нее рассказывала, и даже фотку в телефоне показала. Потом как-то Элечка сказала, что они пойдут к клиентке, но Вике не сказала, что это ее дальняя родственница, у нее муж умер и она очень горевала по нему. С тетки этой она взяла слово, что та никому из родни не скажет. Та от тоски была на все согласна. И вот Вика, пока во время сеанса сидела в кухне, увидела там такую же ложечку и зачем-то положила ее в карман. Теперь говорит: сама не знаю зачем, словно дернул кто.

На следующий день я к ней в комнату зачем-то заглянула (ее самой дома не было), и меня как кипятком ошпарило — лежит эта ложечка на столе. Сразу неладное почуяла, но думаю все же: вдруг подарила или еще что. Вечером спрашиваю, а она мне: какая ложка, никакой ложки нет, померещилось тебе.

Еще день я металась, потом не выдержала, позвонила Элечкиной маме: так мол и так, поглядите ложку, может моя случайно взяла, или даже хуже. Мать ее поглядела, говорит: да успокойтесь вы, все в порядке, ложка на месте. И рассказывает семейную историю: их вообще-то шесть было, какой-то там прадед каким-то там сестрам по одной ложке раздал. Сейчас четыре в актуальности осталось. Меня как дернуло: а спросите-ка у тех трех и мне перезвоните. Перезванивает она в полной растерянности: представляете, у Клашеньки ее ложка намедни пропала! Ну тут мы все постепенно и раскрутили, и все, конечно, опали, как листья осенью…

 ***

— Вика, но ложку-то — зачем?! — спросила я.

— Ну дура, дура, дура была! — девушка даже сердито постучала себя кулачком по голове. — Никакой вообще причины! Ну разве что тоже хотелось, как у Эли…

— Такую же ложку?

— Да нет, не ложку совсем. Ну что-то такое… старинное, что ли… типа традиции…

— Но не украсть же!

— Да конечно! Говорю же — дура полная!

— А духи?

— А что — духи? — тут же ощетинилась Вика. — Ложку я украла — это дурость и паскудство, да. А то — кому мы что плохое сделали? Только хорошее.

— Это мошенничество. Нарушение закона. За него судят.

— Ну да, — кивнула девушка. — Можно и так сказать. А в церкви тогда — что? Почему их за мошенничество не судят?

— Там люди верят, — я чувствовала себя на этом поле довольно неловко.

— Вот прям все-все, кто там работает, верят, что эти раскрашенные доски или какой-нибудь там кусок засушенный — чудо из чудес и вылечит вот этого ребенка? И молитва оплаченная прямо к Богу пойдет?

— Не переводи стрелки на религиозный опыт человечества. Мошенничали вы с Элей.

— Ну да. И что?

— Выводы какие-то сделала?

— Конечно! Воровать противно и накладно! Надо себя в руках держать! — для лучшего усвоения тезиса Вика опять постучала по пушистой голове.

— А еще? 

— А чего еще-то? 

***

— Увы нам, — сказала я матери. — Эпизод сомнительного предпринимательства первый, но, скорее всего, не последний. Постарайтесь, чтоб и в этот раз отец ее не убил.

— Да он в этот раз по-другому отнесся, — усмехнулась Ида. — Говорит, что в молодости и сам с дружками чего-то такое сомнительное мастрячил. Только они всегда прогорали…

— Ну, видите, значит, ей есть в кого. А Эля что же?

— Элю из школы пока на домашнее обучение забрали. Потом, наверное, опять в другую школу переведут.

— Девочки не общаются?

— Общаются, конечно. Пока по интернету. И знаете, могу ошибаться, но кажется, у них там какой-то новый проект наклевывается. А мне теперь — что же? Сухари дочери сушить?

Я могла только ободряюще ей улыбнуться. Что и сделала.

А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб” — Личное». Присоединяйтесь