Вечер памяти главреда журнала New York Клея Фелкера

В этом году умер Клей Фелкер (Clay Felker), создатель и первый редактор журнала New York Magazine. Мне, к сожалению, не удалось с ним пересечься — человек он, судя по воспоминаниям коллег, был колоритнейший: денди, гурман, жуир, бонвиван — все те слова, которые описывают процесс поглощения жизни взахлеб и которых в русском языке нет, что характерно (и на что сетовал еще Пушкин). Пушкину бы Фелкер понравился. У каждого автора должен быть такой редактор: одновременно покровитель, собутыльник, цензор, сэнсэй и поклонник.

Фелкер прожил подобающую географическому, историческому и социальному положению жизнь. Три жены: первая — школьная подруга из Миссури, вторая, разумеется, фотомодель и кинозвезда, третья и последняя — опять же, разумеется — языкастая феминистка-коллега, с которой он тайно встречался и расходился лет двадцать, пока не решился предложить руку. Работал в стиле сериала «Безумцы» (Mad Men) — орал на подчиненных при открытых дверях, держал в шкафу несколько сотен рубашек и, по выражению дочери, «водопад галстуков», и был потрясающе щедр в самые неожиданные моменты: когда Глория Стайнэм (Gloria Steinam), одна из звезд раннего New York, решила уйти и создать собственный журнал, Miss, Фелкер буквально воткнул сигнальный номер ее журнала в свой и поставил его обложку на свою.

Помимо Стайнэм, он также запустил на орбиту писателя Тома Вулфа (Tom Wolfe). Практически все, за что критики его хвалят, особенно «Костры амбиций» — эта захватывающая и страшноватая картина Манхэттена как поля бесконечной битвы за статус, игры с нулевой суммой (чей-то рейтинг упал, чей-то поднялся, при неменяющемся общем результате), — все это идет напрямую от Фелкера. Его New York был задуман как еженедельная энциклопедия городских типажей и барометр их сравнительного статуса. В качестве примера: при нынешнем финансовом кризисе первым инстинктом Фелкера было бы найти некий тихий подвид финансиста, не затронутый ипотечными долгами, провозгласить этих людей «новыми королями Уолл-стрит», придумать им броское имя и в течение нескольких месяцев следить за тремя-четырьмя самыми яркими представителями этой группы, как за кинозвездами: в какой бар они ходят? где проводят лето? «кого» носят? Пока манхэттенскую лотерею не выиграет кто-то другой... Секрет Клея, его помешательства на статусе, в его происхождении: «человек, который изобрел New York» (по словам того же Вулфа), был родом из городка Вебстер-Гроувс, штат Миссури. Так сильно любить и так верно понимать этот город умеют только чужаки, переселившиеся туда по своей воле. Мне, конечно, не пристало делать подобные заявления — я сам здесь всего десять лет, — поэтому хорошо, что сказал это за меня Э.Б. Уайт (E.B. White), писатель и коренной ньюйоркец.  

Постаревшие Стайнэм и Вулф мелькали в толпе друзей, собравшихся помянуть Фелкера на прошлой неделе. Будучи одним из самых новых обозревателей New York, в компании светских львов и львиц 60-х и 70-х я чувствовал себя не вполне на месте. Люди из «сегодняшнего» журнала разыскивали друг друга, шаря взглядами поверх бело-розового поля седин и лысин. Вечер — не вполне поминки, не вполне концерт, не вполне обед — проходил на Верхней Вест-Сайд, в здании организации со странным названием «Общество этической культуры». Кто-то мне потом объяснил, что за этим скрывается так называемая церковь безбожников. То есть общество атеистов, якобы поклоняющихся морали как таковой — с заповедями, воскресными проповедями и т.д., просто без Бога. Фелкер наверняка бы и с удовольствием отметил, что абсурдный статус «церкви» позволяет атеистам не платить налоги на огромный особняк с видом на Центральный парк.  

Тон сборища был в общем и целом приподнятый: люди делились забавными историями, играл нью-орлеанский джаз, но меня оно повергло в мрачное расположение духа. Мне начало казаться, что я опоздал — пропустил пик своей профессии, своего города. Журналистика за прошедшие с основания New York сорок лет изменилась, и не в лучшую сторону. Журналисты перестали придумывать субкультуры, главный редактор из мета-автора превратился в связующее звено между издателем и штатом — из живого, подверженного вспышкам вдохновения и гнева человека в ответственного работника, которому поручают с толком потратить бюджет. Самое смешное, что Фелкер частично виноват и в этом. Он первым из журнальных редакторов стал требовать, чтобы его включали в бюджетные совещания. А его одержимость статусом как руководящий принцип, растеряв по пути элементы юмора и локального колорита, напрямую привела к феномену «самодостаточной знаменитости»: отсюда Пэрис Хилтон на обложках.  

Судя по всему, не меня одного вечер навел на грустные мысли. На следующий же день наследник Фелкера вызвал меня на ковер в нехарактерно взвинченном настроении.

— Майкл, есть тема. У тебя просто на роду написано сделать материал на эту тему. Серьезно. Ты в буквальном смысле рожден для этого задания.

— Интересно.

— Кто у нас в городе не затронут всей этой чехардой на Уолл-стрит?

— Кто?

— Русские! Русские олигархи, живущие в Нью-Йорке. Их нужно выделить в группу, дать ей название. Никто не хочет читать просто список имен, мы же не Fortune. Нужна оригинальная зацепка. Может, есть какой-то один бар, в который они все ходят? Один портной, у которого они все одеваются? О, это было бы идеально. Старый русский портной, который шьет им всем костюмы. Ну, ты понимаешь.  

Как ни странно, я понял.