Клаустрофобия на орбите

Наша подписчица Лена Кларк Де Винне на прошлой неделе посетила редакцию проекта «Сноб». Когда мы встретились, в ее сумочке зазвонила маленькая розовая «Нокия»; Лена достала трубку, сказала в нее несколько фраз и передала мне. Звонил ее муж, астронавт Франк Де Винне, генерал бельгийской армии, который в этот момент находился в 400 км от поверхности Земли, неизвестно, где именно: над Аргентиной или Китаем — МКС, которой он командует в эти недели, облетает планету 16 раз за сутки.

Нет слов, чтобы передать мои ощущения от разговора с человеком в космосе. Это сродни тем чувствам, что я испытал, глядя в глаза моему напарнику при погружениях под лед Белого моря, в Заполярье: я вижу человека там, где его совершенно не должно быть, и в его глазах (или, как в случае с Франком, в голосе) — пронзительно человеческие черты: теплота, уверенность, беззащитность и неугасимый интерес к Вселенной.

Сегодня Лена продолжит свой рассказ о том, как человек остается человеком на орбите.

В астронавты попадают люди, которые не отличники во всем, а выше среднего во всем. Ведь можно быть гениальным ученым, но иметь плохое здоровье, можно быть суперспортсменом, но не понимать физику уровня средней школы. Астронавт же не должен быть гением, он должен быть образованным, собранным, работоспособным, социально адаптированным, легко реагирующим на изменение ситуации и от природы очень здоровым человеком.

Все это относится и к клаустрофобии. Ну, то есть собственно о клаустрофобии в узком, простите, смысле слова для потенциальных астронавтов даже не может быть и речи: до станции не удастся добраться, не то что там жить и работать. Но все мы находимся в той или иной точке шкалы «боюсь — не люблю — терплю замкнутые пространства». Меня, например, мутит иногда от метро, иногда от очереди на светофоре, иногда от толпы, а иногда и от бескрайних просторов. В этом отношении я не гожусь в астронавты.

Несколько лет назад один российский космонавт поразил меня рассказом, который начинался словами: «Как-то раз я застрял в “Прогрессе”…» Оказалось, что он по мере разгрузки грузового корабля, пристыкованного к станции «Мир», продвигался все глубже внутрь и в какой-то момент понял, что не может двинуться назад. Начал дышать медленно и спокойно, вдыхать перед собой, выдыхать в сторону, чтобы не создать перед собой облако углекислого газа. Аккуратно пытался высвободить проход и размышлял о том, что рано или поздно его хватятся, пойдут искать и найдут. Главное — за это время не отравиться углекислым газом. Часа за полтора медленного дыхания и аккуратного шевеления сам успешно выбрался.

Рассказывал он об этом без особых эмоций. У меня от этой истории пересохло в горле и пошли круги перед глазами. «А у тебя не было приступа клаустрофобии, когда ты застрял?» — задала я, казалось бы, очевидный вопрос. «Клаустрофобии? — он задумался. — Я не знаю, что это такое. Я слышал не раз это слово, но совсем не понимаю, что оно означает по ощущениям. Можешь объяснить?»

Я-то? Запросто! Ну кто же, особенно из выросших в мегаполисах, хоть изредка не испытывал тошноты и головокружения от переполненного общественного транспорта, скоплений людей на огромных площадях и мыслей о предпраздничной давке в магазинах?! Но конкретно в этом разговоре я так и осталась непонятой.

А мне, наоборот, трудно понять Франка. Он уже полгода на орбите, сутками торчит в отсеках, где вообще нет иллюминаторов, — и нисколько этим не тяготится. Раз в неделю в качестве психологической поддержки для каждого участника длительной экспедиции организуется видеосвязь с семьей. У меня дома стоит экранчик размером со средний лэптоп. Таким образом, мы с Франком не только слышим друг друга по телефону каждый день, но и видим примерно раз в неделю по выходным. Экранчик завязан на громоздкие кабели, так что особо его не поносишь. Но я пытаюсь менять его направление, показывать виды из окна, считая, что это очень важно. Например, Франк очень смеялся, когда я ему показала, как я в азарте трудотерапии постригла до ствола перезаросший мохнатый куст перед входом и как тоскливо его черной машине, кристально чистой от голландских осенних дождей, но с поцарапанным каким-то недобрым аборигеном задним окном. Как-то раз удачно совпало, что личная конференция была во время бельгийских новостей, в которых показывали ключевые моменты прошедшего ранее в тот день велокросса, которым мой муж увлечен. Минут 15 мы вместе смотрели телевизор: я из гостиной, Франк из космоса.

Франк говорит, что все задуманное мной разнообразие его развлекает и радует. Но все равно ему интересней смотреть на меня и на время от времени присоединяющихся друзей, а не на виды из окон нашей гостиной.